Мариам нахмурилась.
– А ты пойдешь на этот ужин? – Заметив недоумение Лин, она пояснила: – Я думала, что Майеш теперь будет водить тебя на всякие мероприятия во дворец…
– Нет, – ответила Лин.
И вспомнила возвращение домой.
В карете они молчали, Майеш пристально наблюдал за Лин, явно ожидая какой-то реакции, суждения о людях, о приеме. Но она не произнесла ни слова, пока они не приехали в Солт. Стоя в тени ворот, она сказала: «Если я решу, что для меня имеет смысл возвращаться на Гору, я тебе сообщу».
Он не стал задавать вопросов, знаком разрешил ей уходить.
– Не волнуйся, я не собираюсь во дворец, – произнесла Лин. – В ту ночь как раз состоится Теват.
– Ничего страшного. Я бы хотела, чтобы ты поехала на прием.
– Мари, – строго сказала Лин, – я предпочитаю остаться в Солте и провести Праздник Богини с тобой. Это наш последний год.
– Знаешь, у меня такое чувство, что ты попала в волшебную сказку, – произнесла Мариам с улыбкой, в которой Лин почудилась печаль. – Прием в доме Семьи Хартий. Там был сам принц. В истории сказочника ты была бы уже тайно помолвлена с ним.
«А вместо этого он насильно поцеловал меня, потом отшвырнул прочь, как шлюху, и сказал, что просто был пьян, – подумала Лин. – Очень романтично».
– В истории сказочника меня похитили бы пираты для того, чтобы он потом мог меня спасти, – сурово ответила Лин. – Мари, принц – один из мальбушим. Даже если бы он не был принцем, у нас с ним ничего бы… я для них чужая, пария. Ты ведь наверняка заметила, – добавила она, – что все героини этих любовных историй, и аристократки, и крестьянки, – женщины Кастеллана.
Лихорадочный румянец на щеках Мариам стал заметнее, и Лин снова упрекнула себя в бестактности. Зачем она это сказала? Какой смысл напоминать Мариам о реальности, ведь романтические мечты – это единственное, что не дает ей упасть духом.
– Мари, прости меня…
В дверь постучали, и девушки в тревоге переглянулись.
– Наверное, это Майеш, – сказала Лин, поднялась с кресла, вышла из спальни и направилась к входной двери.
На крыльце стоял Орен Кандель. У него было такое лицо, словно его привели на казнь. За спиной у него щурились на ярком солнце два солдата Дворцовой гвардии и воин Эскадрона стрел.
А между ними стоял принц Конор Аврелиан в черном бархатном сюртуке, с золотой короной на голове.
Потрясенная, Лин приоткрыла рот, но не смогла издать ни звука. Она видела принца совсем недавно, вчера вечером, но тогда он был в своей стихии, в своем мире, среди людей с Горы. Она вспомнила его золотой фрак с серебряным шитьем, серебристые тени на веках. Сейчас он был одет более скромно, это правда, но все равно на пальцах у него сверкали кольца с огромными камнями, а на ногтях – золотой лак; и еще корона. Видеть его здесь, в Солте, на ступенях ее маленького домика, для Лин было все равно что попасть в другой мир, в сновидение. Это не имело смысла, это был абсурд.
– Орен? – прошептала Лин и тут же пожалела об этом; никогда она не думала, что придет день и ей придется просить Орена Канделя объяснять очевидные вещи.
– Принц Кастеллана желает говорить с тобой, – пробурчал Орен.
Можно было не спрашивать, подумала Лин. Из дома донесся приглушенный вскрик. Ну конечно, Мариам наблюдала за ними из дверей спальни.
И не только Мариам. Соседи Лин высыпали на улицу и во все глаза разглядывали принца и его охрану. Мез и Рахель, держась за руки, стояли на крыльце; Куна Мальке прижимала к себе новорожденную дочку и вытягивала шею, чтобы лучше видеть.
Лин наконец встретилась взглядом с принцем. Его глаза цвета дождевых облаков ничего не выражали. Она произнесла:
– Если вы ищете моего деда, советника Бенсимона, ваше высочество, его здесь нет.
Прежде чем принц успел ответить, послышались быстрые шаги, и рядом с Лин появилась раскрасневшаяся Мариам.
– Монсеньер, – воскликнула она, – меня зовут Мариам Дюари, для меня будет большой честью сшить для вас плащ…
– Это вы сшили платье, которое было на Лин вчера вечером? – наконец заговорил принц Конор.
У Лин замерло сердце, когда она услышала из его уст свое имя: «Лин», а не «донна Кастер». Слишком фамильярно. Она заметила, что Орен скривился.
– Мой кузен Кел Анджуман сказал мне. Вы подруга Лин, портниха.
Мариам просияла.
– Лин рассказывала ему обо мне?
– Разумеется, рассказывала. У вас настоящий талант.
Конор говорил совершенно искренним, доброжелательным тоном, и, хотя Лин понимала, что его с детства обучали этому, она не могла не поддаться его обаянию.
– Мне хотелось бы несколько минут поговорить с Лин наедине. Дело государственной важности.
Он сказал это таким тоном, как будто просил у Мариам разрешения. Та радостно улыбнулась и кивнула.
– Конечно-конечно, ваше высочество, – ответила Мариам и, сбежав с крыльца, чуть не сбила с ног Орена.
– Мы подождем здесь, монсеньер, – произнес Бенасет.
Он спустился с крыльца, а солдаты оттеснили Орена прочь. Тот, видимо, решил, что сохранит лицо, если сделает вид, будто с самого начала собирался провожать Мариам в Дом Женщин. К счастью для него, девушка пребывала в хорошем настроении и не стала его прогонять.
Рахель и Мез энергично махали Лин, но у нее не было возможности помахать им в ответ, даже если бы возникло такое желание. Когда Бенасет отвернулся, принц переступил порог дома Лин и закрыл за собой дверь.
В комнате воцарился полумрак. Лин подумала, не стоит ли задернуть занавески, но решила, что лучше не надо. Сплетники начнут выдумывать невесть что. В любом случае солнечным днем с улицы было не видно, что происходит в полутемном помещении.
– Этот человек, который провожал нас к вашему дому, – произнес принц, с равнодушным видом разглядывая гостиную, – у него есть собака?
– У Орена? Собака? Нет, а почему вы спрашиваете?
Лин захотелось обхватить себя руками. Она чувствовала себя неловко, как будто Конор случайно увидел ее без одежды. В каком-то смысле так оно и было. Он застал ее врасплох, заглянул в ее жизнь, увидел то, что люди обычно не демонстрируют посторонним: раскрытые книги, смятое платье, брошенное на спинку стула, посуду, оставшуюся после завтрака.
– Я подумал, что у него недавно умер пес. Никогда не встречал таких унылых людей.
Лин не знала, что ей делать, – остаться стоять или сесть; в конце концов она решила прислониться к стене. Девушка вдруг почему-то застеснялась своих босых ног, домашней одежды, распущенных волос.
– Орен всегда такой. Безо всяких причин. Зачем вы пришли сюда, монсеньер?
– Не называйте меня так, – резко произнес принц.
У нее перехватило дыхание. Неужели их встреча пройдет так же, как вчера? Неужели он будет капризным, злым, непредсказуемым?
– Я предпочел бы, чтобы вы называли меня по имени, как ваш дед.
Лин удивленно смотрела на него.
– Я не могу. Я не член королевской семьи, не аристократка, это будет слишком… – «Слишком интимно». – Слишком фамильярно. Что, если кто-то услышит?
– Фамильярно, – повторил Конор, криво усмехаясь. – Я пришел сюда потому, донна Кастер, что подумал… вчера ночью я, вероятно, испугал вас. Я плохо помню, что произошло… – Он взмахнул рукой, словно убирая от лица паутину. – Я хотел бы заверить вас в том, что не имел в виду ничего дурного. И ничего личного. Я часто целуюсь с женщинами.
Лин покраснела. Об этом она не рассказывала Мариам; по правде говоря, она многое утаила от подруги: что Луиза плакала, что она, Лин, говорила с принцем вызывающим тоном, что он пришел в ярость. И, естественно, она не стала упоминать о поцелуе.
– Я искренне надеюсь, – ответила Лин, – что вашему высочеству не пришлось отложить какие-то важные дела ради того, чтобы прийти сюда и сообщить то, что мне уже известно.
Его глаза сверкнули. Но это был не гнев, которого она ожидала. Он разгневался на нее вчера ночью, она помнила его лицо. Нет, скорее это было недоумение и раздражение, как будто он пытался решить математическую задачу, но зашел в тупик.
– Хорошо, – произнес он. – Вы правы. Я пришел сюда не для того, чтобы извиняться за поцелуй.
Лин смотрела ему прямо в глаза. Она считала, что так будет лучше. Тогда она сможет заставить его увидеть ее. Едва ли люди охотно встречаются с ним взглядом, думала девушка. Пристальный взгляд короля или принца способен заставить человека выдать себя; он может заставить придворных нервничать, напомнить членам Совета о том, что, хотя они и считают себя всемогущими, как Боги, на самом деле это не так.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. В полумраке Лин чудилось, что отполированная золотая корона полыхает, как огненный венец. В глазах принца тоже тлели странные огоньки. Наконец Лин заговорила:
– Тогда зачем же вы пришли ко мне, принц Конор?
Он извлек из кармана какой-то потрепанный коричневый пакет.
– Вчера ночью вы назвали меня эгоистичным ублюдком, – сказал он, – но разве эгоистичный ублюдок подарил бы вам это?
И он протянул ей пакет. Она поняла, что это старинная книга в кожаном переплете. Она дрожащей рукой взяла книгу и прочла полустертую надпись на корешке: «Сочинения Касмуны». Она ахнула от изумления и начала быстро перелистывать страницы, забыв о том, что с книгой следует обращаться осторожно. Столько текста, рисунки – изображения камней, так похожих на ее собственный, ярких, тусклых, – какие-то пронумерованные списки, возможно, инструкции…
– Думаю, мне следовало этого ожидать, – сухо произнес принц. – От вашего деда я тоже никогда не слышал слов благодарности.
Лин заставила себя отвлечься от книги и вдруг вспомнила слова Андрейена: «В городе ходят слухи, что кто-то разыскивает книгу Касмуны. И, говорят, весьма настойчиво».
– Так это вы искали книгу в лавках?
Она прижимала книгу к груди, как ребенок, получивший новую игрушку. Конор едва заметно улыбнулся.
– Я перевернул вверх дном весь Кастеллан, – сказал он. – И в конце концов обнаружил ее у одного торговца, который приобрел ее в Лабиринте. Он собирался увезти ее в Мараканд – тамошние коллекционеры платят за антиквариат бешеные деньги. Я убедил его в том, что он заработает больше, перепродав ее мне.