сная роза — это признание в страсти, буквально: «Я не могу без тебя». Бутон — «Кажется, я в тебя влюбляюсь».
Прижала еще не раскрывшийся цветок к губам и невольно улыбнулась. Захотелось встать и закружиться от понимания того, что Зак полагал: простая девушка с окраины языка цветов не знает, и его признание останется для нее секретом … Когда он сговаривался с книгой, то выбор цветка он делал скорее для себя, а значит — не лгал, ведь бессмысленно в такой ситуации обманывать самого себя.
— И я, кажется, тоже… — прошептала, вдыхая тонкий аромат бутона.
Книга, будто услышав мои слова, зашелестела страницами. Словно говорила: «Порадовалась, и хватит, пора за дело». И сейчас на меня смотрел параграф «Кратность магической силы. Законы конечности и бесконечности резерва. Контроль первого уровня дара».
Вздохнув, принялась за чтение. Порою смысл текста ускользал от меня, и я чувствовала, что вот-вот увязну в болоте из формул и теоретических выкладок, но все равно продолжала упорно читать. Итогом сражения меня с магической премудростью стала победа оппонентки. Я позорно капитулировала, заснув прямо на раскрытой книге.
Проснулась под утро, резко, как от толчка. Глаза распахнулись, сердце бешено застучало, а я будто подавилось вдохом. Первая мысль была: «Ловец». Вторая: «Как это я так отрубилась?».
Успокоиться удалось не сразу. Лишь когда сон окончательно слетел, и мозг взял власть над эмоциями, я смогла убедить себя, что это был всего лишь кошмар.
Налила себе стакан воды. Потом еще один. Осознав, что за окном раннее утро и весь дом спит, поняла: лучше всего провести время до подъема жильцов за так и не дочитанным уроком.
Время тянулось медленно, я же, упорствуя в своем стремлении добраться до конца параграфа, поняла, что даже самое сильное впечатление от кошмаров пасует перед четкими и стройными выкладками светил магии. Когда я дошла до конца, а знания были разложены в голове по полкам, то вновь клевала носом. Посему, подхватив талмуд под мышку, пошла в каморку досыпать.
Повторный подъем отозвался головной болью, ощущением того, что я отдельно, а окружающий мир — отдельно, и желанием еще как следует дремануть. В идеале — пару суток подряд. Увы, Фло была неумолима в своем желании погрузиться в торговую пучину рынка. А мне, поселившейся у нее лишь за правду о себе, но не за звонкую монету, было совестно не помочь хозяйке. Оттого я, поминутно зевая, и пошла с ней на утренний базар.
Едва вернулась с рынка, как поняла: еще немного — и опоздаю на занятия. К тому же не только учеба значилась в моих сегодняшних планах. Я собралась воспользоваться советом Тэда и подать заявление на мужа, надеюсь, что вскоре — бывшего.
Раз уж ловец меня заверил, что бояться нечего… Уже готовая уйти, я предупредила Фло, что сегодня буду поздно. Старуха тут же хитро прищурилась и уточнила:
— Закавалеришься?
Ее вопрос заставил меня залиться смущенным румянцем, но я честно ответила:
— Нет, хочу написать заявление в Оплот на мужа.
На что услышала категоричное Фло:
— Не торопись. Подожди немного. Ты сейчас личину снимешь, и у тебя больше не будет возможности проверить того красавца, который тебя вчера провожал.
— О чем это ты? — не поняла я.
— О том, что пока ты босячка без роду и племени, то твой новый ухажер во всей красе раскрыться может. Перед побродяжкой же льститься не надо. Так что если ты и будешь ему нужна, то только за себя саму, а не за свои капиталы. Поэтому присмотрись к парню, пока есть такая возможность.
Я задумалась над словами старухи, и, как оказалось, не зря.
До школы добралась без приключений. Занятие же прошло, как всегда, интересно. Зак был замечательным куратором, объясняя самые сложные вещи простым и понятным языком. Я, наконец, разобралась, как контролировать пробуждение своей силы и, самое главное — не давать ей, выплеснувшейся наружу, управлять мной.
— Что для тебя твоя магия? — задал вопрос необычайно задумчивый сегодня Зак.
— Сила, — я пожала плечами.
— Хорошо, — он выдохнул, словно я ответила правильно и неправильно одновременно. — А как ты думаешь, откуда берется эта сила? — куратор словно пытался подвести меня саму к какой-то простой истине, которой я в упор не замечала.
Я же постаралась вспомнить выплески огня и поняла, что во всех случаях им предшествовали сильные негативные эмоции.
— Из ненависти? Злости? — неуверенно скорее спросила, чем ответила я.
— Не обязательно. У многих чародеев первые проявления магии случаются накануне важного события или просто эмоционального и реалистичного сна, после первого признания в любви, наконец, — тут он усмехнулся, словно последние оброненные слова касались и лично его в том числе.
— Значит — эмоции… А уж радостные или нет — это как получится?
— Да, — Зак свел пальцы.
— Шенни, дело в том, что способность к магии — это свойство души, а не телесной оболочки. Есть люди, у которых дух содержит то, что лирики называют искрой. Маги же — резервом. Он заключен в оболочку души. Представь себе сосуд. В спокойном состоянии там воздух. Но вот под действием сильных эмоций стенки сосуда начинают давить, а пространство внутри — сжиматься. Что произойдет с воздухом, когда его пытаются сжать?
— Ветер? — я приподняла бровь.
Думаю, Зак сильно бы удивился, если бы простушка знала о таких понятиях, как избыточное давление и сжиженный газ. Зато мой учитель по естественным наукам, который так усердно вдалбливал мне эти самые термины, схватился бы за голову (впрочем, не в первый раз) от такого «просторечного» ответа.
— Можно и так сказать. Так вот когда сильные эмоции — стенки нашего душевного сосуда, начинают сжимать резерв, то происходит первичный пробой. Сила устремляется изнутри наружу. И чем сильнее были эмоции, тем ярче проявление этой силы.
— А у тебя как было?
Зак отчего-то смутился.
— У меня был конфуз. Я так хотел подарить букет цветов, спеша на свидание, так волновался, что букет гербер просто рассыпался песком в моих руках.
Он еще рассказывал и рассказывал о той, кому должен был сделать свое первое официальное предложение о помолвке, а я словно с головой нырнула в воспоминания того дня. Яркого, солнечного, весеннего. Тогда бонна долго заплетала мне сложную косу, венцом укладывая ее на голове, потом меня мучили тяжелым парчовым платьем, жарким не по погоде.
Когда я спускалась по лестнице, увидела в холле Зак, который стоял растерянный, с кучей песка под ногами. Потом был грозный маменькин крик: «Все договоренности отменяются! Ты, Элеонора, как моя подруга, должна была предупредить о таких „дефектах“ сына».
Тогда бонна не дала мне услышать разгорающийся скандал. Резко развернула и, жестко схватив за плечо, повела обратно наверх. Я, шестилетняя так и не поняла, что это было, но Зака с того дня больше не видела. А оказалось, что в тот день он должен был надеть мне на руку обручальный браслет, в знак помолвки.
Мельком глянула на запястье. Тот, который мне застегнул на руку в день свадьбы Грег, я отдала капитану батискафа, чтобы добраться до верфей в день взрыва… А ведь, не проснись у Зака дар, мое запястье могло бы сейчас обнимать его фамильное украшение.
— Я утомил тебя? — голос друга детства заставил меня вынырнуть из воспоминаний.
— Нет, просто подумала: в тот день, когда твой букет обратился прахом, здорово волновался.
— Это да. Не каждый день тринадцатилетний пацан осознает, что он теперь наполовину женатый мужчина.
Серьезный тон никак не вязался с лукавыми смешинками, притаившимися в уголках глаз.
— А у тебя как в первый раз получилось?
А вот теперь покраснела я. Причем даже не от вопроса, а от тона Зака. Слишком провокационного, слишком личного. Словно он спрашивал о первом поцелуе, свидании или… Я же вспомнила и того, кто спровоцировал бурю моих эмоций, пробудивших дар.
Проглотила ком в горле и, подняв взгляд, твердо (даже голос почти не осип) ответила:
— Меня сначала чуть не убили, а потом попытались изнасиловать.
А вот столь бурной реакции куратора на свои слова я никак не ожидала. Зак уперся ладонями в стол. Сразу же по отполированной поверхности от того места, где его руки касались дерева, пошли трещины. Они стремительно стали заполняться пеплом, а друг, глядя мне в глаза, явно прикладывая усилия, чтобы сдержаться, прошипел:
— Кто. Эта. Сволочь.
Мне бы испугаться столь сильной вспышки дара, но от такого искреннего участия, от понимания того, что ты кому-то дорога именно потому, что это именно ты, а не миллионы состояния, положение, стало тепло.
Я накрыла своими ладонями руки Зака и тихо произнесла, глядя в его глаза.
— То было в прошлом. У него ничего не вышло. Я вспыхнула факелом.
Его глаза, в которых бушевал шторм, вглядывались в мои. Будто Зак хотел проникнуть в мою голову, вклиниться в воспоминания и лично убедиться, что действительно, то была лишь попытка. На миг вдруг показалось, что он действительно прочел мои мысли, что друг разделил со мной тот нечеловечески страх, который тогда призрачной рукой вцепился в мое запястье, тот наглый тон ловца и огонь, сорвавшийся с моих рук.
А потом Зак наклонился. Близко. Настолько, что я почувствовала тепло его дыхания, которое коснулось моей щеки. Его губы накрыли мои. В этом поцелуе сплелись и боль, и радость, в которую трудно поверить. Его рука, что обхватила мой затылок, пальцы, которые погрузились в волосы…. Он ласкал меня. То нежно, то неистово, будто вот-вот сорвется в пропасть и ловил губами последние мгновения наслаждения.
Нас разделял стол, а соединяло…. Многое, слишком многое. От детских воспоминания до отчаянной жажды счастья здесь и сейчас.
Мы оба балансировали. Мы пили этот поцелуй захлебываясь. Казалось, нам не нужен воздух, нам не нужно время. Только губы, только руки, что стали опорой.
Зак отпрянул первым, отстранился с неимоверным над собой усилием.
— Прости, я не должен был, — его слова поразили меня. — Если ты сейчас залепишь мне пощечину, пожалуешься директору школы, то будешь абсолютно права. Я не должен был так поступать. Я сорвался…