— Да, но я ничего не понимаю. Ведь меня ни один отряд не принимал.
— Все это устроила твоя бабушка.
— Бабушка?! — воскликнул я. Я недоумевал, какое отношение может иметь женщина к войне.
— Да, она, а пожалуй, и я помог немного. Давно уже приставала она к твоему дяде, Быстрому Бегуну, упрашивая его повести отряд против наших врагов, а на тебя возложить обязанность носителя его трубки. Ну и докучала же она твоему дяде! Быстрый Бегун заявил, что не хочет идти на войну; он уже повоевал на своем веку и теперь может отдохнуть. «Да, да! — закричала она. — Отдыхай и толстей! Устраивай пиры в своем вигваме и пренебрегай племянником! Ах, зачем он покинул народ своего отца? Вожди каина рады были бы вести его по тропе войны!» Кажется, эти слова задели твоего дядю. Старуху он прогнал, сказав, что спорить с ней хуже, чем отбиваться от целого роя ос. Потом он пришел ко мне и долго со мной беседовал. Говорил, что стареет и трудно ему идти на войну. Однако он готов в последний раз повести отряд, если другие вожди отказываются тебя принять. Я сказал ему, что его долг — повести тебя по тропе войны и обучить всему, что должен знать воин. Сейчас он набирает воинов. Завтра утром я для всех вас снова извлеку мою Трубку Грома, а вечером вы покинете лагерь, чтобы совершить набег на ассинибойнов.
Выйдя из вигвама старика, я долго не мог собраться с мыслями. Счастливый выдался для меня день! Утром я поймал двух бобров, а теперь узнал, что меня берут на войну. Это было лучше, чем ловить бобров! «Если меня не убьют, я скоро буду ловцом орлов», — думал я.
У входа в наш вигвам мать и бабушка чистили шкурки бобров. Я остановился и, обращаясь к бабушке, сказал:
— Я слышал, что ты говорила обо мне с Быстрым Бегуном.
— Должен же был хоть кто-нибудь взяться за дело, если мать твоя о тебе не заботится, — проворчала она.
— Быстрый Бегун исполнил твою просьбу. Завтра вечером я вступаю на тропу войны.
Старуха посмотрела на меня, выронила нож, которым чистила шкуру, и, закрыв лицо руками, заплакала. Мать знаком приказала мне уйти. Я вошел в вигвам и сел на ложе из шкур. «Трудно понять женщину, — думал я. — Бабушка моя плачет, хотя и добилась того, чего хотела».
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Когда в лагере узнали, что Быстрый Бегун задумал совершить набег на ассинибойнов, к вигваму его стали стекаться воины. Все хотели попасть в его отряд, потому что Быстрый Бегун пользовался славой непобедимого вождя. Он мог повести за собой всех воинов нашего лагеря, но нельзя было оставить лагерь без мужчин. Очень не хотелось обидеть кого-нибудь отказом, но после долгих совещаний с вождем нашего племени Одиноким Ходоком он объявил, что поведет только три отряда, или братства, входящие в союз братства Друзья: Ловцов, Смельчаков и Бешеных Собак. Сам он возглавлял отряд Ловцов. Кое-кто из этих отрядов уже отправился на войну под предводительством военного вождя племени, Одинокого Бизона. В наш отряд вступили сто восемьдесят человек, считая Быстрого Бегуна и меня.
Поздно вечером послал он за мной и стал перечислять вещи, которые я должен был нести: трубку его, боевой наряд, запасную пару мокасинов, несколько лассо, а также мешок с нитками из сухожилий, шильями, иголками и кусками кожи для починки одежды и мокасинов. Затем он рассказал, какие возлагаются на меня обязанности: я должен был собирать хворост для его костра, готовить ему пищу, и днем и ночью быть наготове, чтобы исполнять все его поручения.
На следующее утро Красные Крылья приказал своим женам поставить «вигвам для потения». В этом вигваме должны были собраться мужчины нашего клана, которым предстояло вступить на тропу войны, и в присутствии воинов старик хотел извлечь из-под покрова свою священную трубку.
Когда все было готово, мы вошли в вигвам, оставив у входа одеяла и одежду. Перед вигвамом пылал костер, возле которого лежали раскаленные докрасна каменные глыбы. Красные Крылья уже ждал нас; трубку свою он положил на шкуру, разостланную у его ног. Покрышка вигвама сделана была из старых шкур, сквозь которые просачивался тусклый свет.
Быстрый Бегун сел по правую руку старика, я — по левую; остальные десять человек нашего клана уселись в кружок. Впервые вступил я в священный «вигвам для потения», и мне очень хотелось, чтобы поскорее началась церемония. Но все сидели неподвижно, все молчали. Я так волновался, что едва мог усидеть на месте. Издали доносилось пение священных песен; каждый клан поставил «вигвам для потения», и в этих вигвамах собрались воины, отправляющиеся в поход вместе с Быстрым Бегуном.
«Почему же мы мешкаем в нашем вигваме?» — думал я. Наконец, заговорил старик Красные Крылья:
— Думал я о тропе, лежащей перед вами. О тропе, по которой много раз ступали мои ноги. Отойдя от Мохнатой Шапки, последнего холма в цепи Волчьих гор, увидите вы Каменного Бизона6, лежащего на открытой равнине. Помните, вы должны остановиться перед ним, помолиться и принести жертву.
— Да, мы не забудем о жертвоприношении, — сказал Быстрый Бегун.
Тогда старик приказал женщинам вкатить в вигвам камни. Кто-то приподнял край шкуры, и раскаленные докрасна камни, опаляя траву, вкатились в круг воинов; палками их столкнули в яму, вырытую в центре вигвама. Красные Крылья окунул в чашу с водой высушенный хвост бизона и обрызгал камни. Раздалось шипение, и густой горячий пар наполнил вигвам. Я чувствовал, что задыхаюсь. Красные Крылья затянул песню Древнего Бизона. Вскоре мне легче стало дышать, а я присоединился к хору. Снова побрызгал старик раскаленные камни; пот струился с меня ручьями. Мы спели одну за другой еще три песни, какие поются при церемонии извлечения трубки. Затем женщины просунули в вигвам углей, и Красные Крылья закурил трубку, выпуская дым по направлению к небу и земле, а также на север, юг, восток и запад. Громко молил он богов послать нам победу, сохранить нашу жизнь и защитить нас на тропе войны. Все мы по очереди сделали несколько затяжек, и церемония была окончена. Мы завернулись в одеяла и, захватив одежду, побежали купаться.
Вернувшись домой, я увидел, что обе шкуры пойманных мною бобров аккуратно натянуты на ивовые обручи. Вычищены они были так, что с внутренней стороны казались белоснежными. Полюбовавшись ими, я пошел к Красным Крыльям поговорить с ним о поставленных мною ловушках. Он меня успокоил; сказал, что если бобры попались в ловушки, то за один день они не испортятся, так как вода в запруде ледяная. Он обещал поехать туда на следующее утро и ловить для меня бобров, пока племя не переселится на другое место.
— Как ты добр и великодушен! — сказал я ему.
Он ответил, что я должен иметь свое собственное ружье; оно понадобится мне, когда я сделаюсь ловцом орлов и буду один уходить в горы. А теперь я шел на войну без ружья. Я знал, что Красные Крылья не может отдать мне свое и остаться безоружным. Пока я не вернусь, он должен будет доставлять мясо не только в свой, но и в мой вигвам, — дело не легкое для слабого старика.
Подходя к нашему вигваму, я услышал пение, и мне показалось, что поет мужчина. Я был так удивлен, что остановился как вкопанный и стал прислушиваться: мужчины никогда не заглядывали в наш вигвам. Наконец, я разобрал слова песни:
— О хо хай йи йя! Теперь поплатятся враги: заплатят за зло, какое мне причинили! Убившие моего сына сами будут убиты, убиты сыном моего сына! О хо хай йи ия йя! Маленькая Выдра! Он, внук мой, идет отомстить за смерть отца! О хо хай йи йя! Охо хай йи ия йя!
Пела моя бабушка, но мне не верилось, что это ее голос. О, какою ненавистью дышала песня! И привиделись мне окровавленные тела, простертые на равнине, и мертвые, широко раскрытые глаза.
Оборвав песню, старуха крикнула моей матери:
— Не нравится тебе моя песня! Малодушны вы, женщины из племени пикуни. Вам хочется, чтобы ваши сыновья ни на шаг не отходили от вигвама. Я рада, что Маленькая Выдра происходит из другого племени. Ты не можешь его избаловать, он пошел в отца!
— Да я и не балую его, — отозвалась мать. — Я хочу, чтобы он шел на войну, но не брани меня за то, что мне грустно. Мой муж, мой добрый смелый муж покинул меня и не вернулся домой; могу ли я не думать…
— Молчи! Молчи! Ты накликаешь беду! — перебила ее старуха. — Я беру назад жестокие мои слова! Мне так же грустно, как и тебе! И на сердце у меня тяжело. Но скоро он придет. Мы должны скрыть нашу тревогу и встретить его улыбкой!
Потихоньку я отошел от вигвама и долго бродил по лагерю. Они так и не узнали, что я слышал их разговор. А я был рад, что его подслушал. «Значит, бабушка любит и мать мою и меня, хотя сердится и ворчит на нас обоих», — думал я.
Длинным показался мне этот день. Несколько раз навьючивал я на себя вещи, которые мне предстояло нести, и старался разместить их как можно удобнее. Наконец, я решил повесить за спину лассо и сверток с трубкой Быстрого Бегуна, а также мой лук и колчан со стрелами. Коробки7 с боевым нарядом вождя и мешки с необходимыми в дороге вещами я повесил по бокам. Я тащил на себе громоздкую поклажу, но вещи были не тяжелые.
На закате солнца воины собрались перед вигвамом Быстрого Бегуна, а вокруг толпились провожавшие нас женщины и дети. Быстрый Бегун, Белый Медведь, начальник Смельчаков, и Железная Рубаха, начальник Бешеных Собак, в последний раз курили в вигваме и беседовали с Красными Крыльями.
Мать и бабушка стояли за моей спиной; прощаясь со мной, они обещали заботиться о волчонке Нипоке. В сумерках наши начальники вышли из вигвама, и я занял место позади Быстрого Бегуна, который возглавлял отряд Ловцов. За ними следовали Смельчаки, а Бешеные Собаки замыкали шествие. Все молчали, когда мы проходили мимо вигвамов; женщины были печальные, но не плакали, по крайней мере мы не слышали рыданий. Выйдя из лагеря, мы переправились через реку и двинулись на юго-восток, пересекая равнину.
Когда забрезжила заря следующего дня, мы подходили к порогам реки. Привал мы сделали на скло