— Освещенная в церкви, в ней особая сила, — объяснил он и строго добавил: — Никогда не пользуйся обычной водой, навредишь себе.
Тьяго снова кивнул, продолжая наблюдать.
Кальдера поставил рядом с тарелкой зажженную свечку и положил в воду брошку-фиалку. Затем он взял со стола маленький листочек и, написав на нем несколько символов, вернулся к зеркалу. Присев возле тарелки, он поджег край бумаги и произнес несколько слов по-атински. Он повторил одну и ту же фразу еще несколько раз, пока листочек не сгорел совсем, и Кальдере не пришлось разжать пальцы. Обгоревшие ошметки упали в воду.
Через мгновение зеркало потемнело. Вместо отражения его заполнил серо-черный клубящийся дым. Ленточка завибрировала, как от сильного ветра. Тьяго испуганно посмотрел на сеньора, но тот сохранял спокойствие.
— Авелин? — позвал он.
Облако в отражении приобрело очертания лица. Две серые ладони уперлись в зеркало, словно это было окно с той стороны. Послышался не то рык, не то скрежет.
— Авелин, — проговорил Кальдера, — ты мертва. И мы хотим найти того, кто приказал тебя убить.
Серое лицо в отражении округлило рот и закричало, на этот раз громче и взяв тон выше. Тьяго прикрыл ладонями уши. Но сеньор не терял невозмутимого вида.
— Жак предположил, что граф де Алуа желал твой смерти.
Серые брови сошлись к переносице. Тень перестала кричать и теперь смотрела на них из пустых черных глазниц.
— Граф убил свою дочь, Терезу, — продолжал Кальдера. — Отдал в жертву Учителю. Как это произошло?
Тень коснулась ладонями своего лица так, словно не верила в реальность своего существования. Тьяго заметил, что предохраняющую ленточку перестало трясти.
— Я мертва? — спросила тень, и ее голос звучал, как далекое эхо.
— Да, Авелин. И мы хотим разобраться, кто это сделал.
— Я танцовщица, — произнесла девушка уже четче. — Я никому не желала зла.
— Ты написала письмо графу де Алуа.
— Де Алуа, — повторила она за Кальдерой, и ее лицо сделалось печальным. — Я любила его дочь, как сестру. Но однажды графу якобы явился Учитель и сказал, что Тереза должна стать его невестой. Они забрали ее…
— Кто?
— Я пыталась им помешать, — тень, казалось, не услышала вопроса. — Но ничего не смогла сделать.
— Авелин, ты знаешь, кто забрал и куда? — настойчивее спросил Кальдера.
— Они были в масках. Женщина наколдовала проход прямо в стене, и двое мужчин держали под руки Терезу. Я бросилась к ней, но граф схватил меня. Я пыталась… Я пыталась…
Тень закрыла лицо ладонями. Тьяго было ее жаль.
— Ты написала графу де Алуа письмо, где просила дать денег, — продолжал Кальдера. — Авелин?
— Падре Сильвио говорит, что наши грехи утянут нас в Бездну, — тень убрала руки от лица. — Я не просила денег. Только чтобы он покаялся. Чтобы мы вместе сходили в церковь.
— Падре знал об этой идее? — уточнил Кальдера.
— Он учит, что если признать свои грехи, если попросить прощения…
Тьяго подался вперед.
— Но ведь это Учитель велел отдать ему Терезу! — выпалил он.
— Учитель никогда не потребует жертв, — возразила Авелин. — Падре Сильвио объяснил мне, что тени могут задурманить разум. Граф сам не понимал, что делал. И если бы он покаялся…
Кальдера спросил в какой именно церкви служит падре Сильвио, а Тьяго задумался. Даже если к графу явился не Учитель, то зачем кому-то или чему-то понадобились девушки? Причем не одна Тереза, а еще несколько после нее.
— Какого цвета у Терезы были волосы? — спросил он.
— Черные, как уголь, — ответила Авелин.
«Значит, тоже брюнетка. У неизвестного есть конкретные предпочтения, — заключил Тьяго. — Хотя из всех только Тереза и подходила по возрасту на роль невесты. Остальные все же еще девочки».
— Благодарим тебя, Авелин, — торжественно проговорил Кальдера. — Пусть Учитель направит тебя к солнцу вечной жизни и убережет от Бездны.
Серое лицо снова превратилось в клубящееся облако. Сеньор взял со стула покрывало и накинул его на зеркало.
— Не нравится мне все это, — он повернулся к Тьяго. — Когда замешана церковь, легко не отделаешься.
— Эти люди похитили мою сестру, — напомнил парень.
— Знаю, — Кальдера похлопал его по плечу и направился к двери. — Прибери тут все и поднимайся наверх. Подумать надо.
Из рассказа Авелин получалось, что в похищении Терезы участвовало четверо: граф де Алуа, не пожалевший собственной дочери, еще двое мужчин и одна женщина. До пожара в архивах Драйден успел узнать, что в приют, из которого сбежала Вероника Лопес, приезжала женщина. И повозкой, в которой увезли Элоизу на склад, тоже правила женщина.
Дочь кожевника похитил мужчина, оставивший ее отцу герб де Рианье. И бродяжку Сантану Крус последний раз тоже видели с мужчиной.
Один ли тот же это мужчина, было неизвестно, но Тьяго склонялся к мысли, что по крайней мере женщина во всех трех случаях была одна. Эти соображения он и высказал сеньору на кухне.
— Думаю, да, — Кальдера кивнул. — Но я сомневаюсь, что это де Алуа убил Авелин. Скорее всего, падре Сильвио, услышав историю девушки, доложил о ней кому-то выше. А там уже решили устранить свидетеля.
— Но это бы значило, что кто-то из церкви знал о случившемся с Терезой и, скорее всего, о других тоже, — Тьяго нахмурился.
— О том, куда направлялась Мартина Бом, тоже знали только люди при церкви, — напомнил Кальдера. — Беда в том, Сантьяго, что мы не сможем расспросить Сильвио, не привлекая внимания. А одного де Веги по мою душу достаточно.
— Ой, — Тьяго чуть не подпрыгнул на стуле. — Мне же к нему завтра с отчетом.
— Не упоминай графа. Просто скажи, что музыкант ничего внятного не сказал. Я определил, что Авелин убила сильная тень, но большего мы не узнали.
— Я бы еще хотел навестить маму.
— Хорошо, — сеньор поднялся из-за стола. — Приближается новолуние. И сегодня мы узнали много нового. Не уверен, получится ли предотвратить похищение другой девушки, но по крайней мере мы знаем, с чего начать. Хотя ты и пока не готов…
— Я готов ко всему! — воскликнул Тьяго.
Кальдера смерил его по-отечески теплым взглядом.
— Я поищу нам работу в верхнем городе, — сказал он. — Лучше всего поговорить с де Алуа напрямую.
— А как же голословность обвинений?
Сеньор качнул головой.
— А кто сказал, что мы будем его в чем-то обвинять?
Глава девятая — Крыса
Ходить с отчетами к аюданту было унизительно. Хотя Тьяго знал, что не делал ничего дурного и все, что он рассказывал, было известно Кальдере, все равно чувствовал себя куклой на веревочке. И поэтому едва скрыл бурную радость, когда де Вега сообщил:
— Мне надо будет уехать из города на какое-то время.
— Когда монсеньор вернется? — спросил Тьяго.
— Я сопровождаю Его Светлейшество с миссией на север, а это может занять не один месяц.
Тьяго надеялся, что блеск в глазах его не выдал.
— Ну, что мы все о делах, — Адан де Вега улыбнулся. — Как ты сам, Сантьяго? Представляю, как скучаешь по сестре. Но надеюсь, что смерть виновного помогла хоть как-то найти успокоение.
— Да, монсеньор, — Тьяго опустил взгляд. — Но мне тяжело смириться с тем, что случилось.
Это была правда.
— Скажи, Сантьяго, а ты никогда не думал перейти на службу к церкви?
Он поднял голову.
— Церкви?
— Ты толковый молодой человек и за минувшие месяцы доказал свою преданность. Кальдера, может, конечно, и любопытный тип, но поверь, с ним ты далеко не уедешь. Его Светлейшество выдал ему разрешение вести расследования, но он же может его и забрать. И тогда твой сеньор будет вынужден или оставить свое ремесло, или пересечь линию закона. Зачем тебе это нужно? А я могу замолвить за тебя словечко. Мы всегда ищем новых рекрутов.
— Это… — Тьяго открыл рот, не зная, как выкрутиться. — Это так неожиданно…
— Тебе не нужно решать прямо сейчас, — де Вега снова улыбнулся.
— Благодарю вас, монсеньор.
— Что ж, засим на сегодня закончим, — аюдант поднялся из-за стола.
Тьяго вышел на улицу задумчивый. Не то чтобы он жаждал встать в один ряд с де Вегой и служить искателям, но признавал, что те на отличном положении. Вот были в Деверине дворяне с их иерархией, и были простые смертные разной степени бедности. Вроде как слои на пироге от верхнего к нижнему. Но церковь — это другое дело. Она пронзала пирог, как вилка, проходила вертикально и сразу через всех. Церковь почитали и боялись как самые бедные, так и власть имущие. Даже Кальдера со всеми его знаниями относился к ним с осторожностью. Уже одно это о многом говорило.
Тьяго вышел за ворота церкви и пошел по переулку в сторону дома. Мама стояла у прилавка с овощами и болтала с сеньорой Диас.
— Сегодня с утра один мужчина спрашивал всех подряд, верят ли они в Учителя и верят ли они церкви, — говорила владелица лавки.
— Я бы ему даже не стала открывать, — отвечала мама. — Мало ли какой проходимец.
— Но меня, понимаешь, сам вопрос удивил: как будто Учитель и церковь — это не одно и то же.
— Но ведь они же сами учат, что Учитель всегда слышит наши молитвы, — вмешался в разговор Тьяго. — Неужели молиться можно исключительно в церкви?
Мама посмотрела на него так, словно хотела сказать: «явился не запылился». Но вслух только изрекла:
— Церковь помогает нам не забывать. Она для людей.
— Ага, — Тьяго скривился, — и поэтому она этих самых людей то и дело сжигает заживо.
Владелица овощной лавки уже хотела что-то возразить, как из дома напротив выскочила сеньора Наварро, мать Зака, и завопила:
— Помогите!
За ней гналась крупная черная кошка, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся крысой. Тьяго в жизни не видел таких огромных. Ее глаза горели неестественно красным. Выхватив шпагу, с которой благодаря Кальдере не расставался, парень бросился наперерез.
Первый удар хоть и пришелся в бок, но крысу только раззадорил. Она прыгнула на Тьяг