– Тише, не перебивай, не шуми! – Гирбилин дернулся, вцепился в плечо стальными пальцами правой руки – она почти не пострадала. – Слуш-ш-шай. Беги… в Башню… Скажи Найрису… Амофила начала войну! Еще скажи, Мурин… родная кровь.
Он хотел сказать еще что-то, но хватка пальцев ослабла. Задрожав всем телом, Гирбилин обмяк. Единственный страшный глаз потух.
– Нет-нет-нет, – забормотал Северин. – Погоди-погоди… Да как же ты?! Да что же я буду без тебя тут делать, не умирай, слышишь ты?!! Не смей!!!
Он затряс Гирбилина за плечи. Почерневшая голова моталась, исходя дымом, будто у куклы – вверх-вниз. По пальцам Северина текла кровь, перемешанная с сажей.
Он почувствовал спазм в горле, отстранился от покойника.
– Так, так, – забормотал Северин, отползая, борясь с тошнотой. – Он сказал… в Башню. В Башню…
Северин понял, что сейчас главное – бежать. Главное двигаться. Разобраться во всем этом можно будет потом. Наверное.
Бежать!
Голоса «загонщиков» приближались.
Заплутал в камышах – как из них выбраться? Они все одинаковые! Споткнулся обо что-то хрустнувшее. Груда каких-то тлеющих головешек, выставленная вверх в нелепом победном салюте черная трехпалая лапа. Саламандер, точь-в-точь, как на картинках «Бестиария», который они листали в Хмарьевске, в книжной лавке. Еще сегодня утром. Нет, уже вчера…
Неужели он и правда мертв? Гирбилин? Тот, который притащил его сюда, в этот мир? Единственный, кто мог помочь, все объяснить… Неужели он мертв?! Немыслимо…
Проклятье, и повсюду комариное жужжание! Повсюду эти треклятые комары!!! Бежать вперед, к лесу, к Башне!
«И зачем только я во все это впутался?!»
Он знал ответ: Жанна. Ради нее стоило бежать.
8
Северин бежал, забыв обо всем. Не думая ни о чем.
Просто бегство. Просто скрыться подальше. Остаться в живых.
Прочь, прочь от берега Мошкарицы, от деловитых, громких и бодрых голосов «загонщиков». От обугленного тела Гирбилина. От горы праха, в которую обратился «ведущий специалист» Вегард… От трехпалой лапы, торчащей из камышей, – все, что осталось от охотничьего саламандера… Найти Найриса… Где он? Куда он подевался? Что тут вообще происходит?!
В Башне, он сказал в Башне, верно?!
Северин бежал, спотыкаясь о коряги, падая, разбивая локти и колени, катился вниз по склонам, облепленным лежалой листвой, вскакивал и снова бежал.
Прочь, прочь, задыхаясь от нескончаемой гонки, пытаясь различить впереди хоть что-то, кроме пляшущих в глазах цветных кругов и окутавших все густых хмарьевских сумерек.
Он приближался к Башне. Лес будто вел его.
Тенабирова Башня. О ней любят шушукаться на рынке хозяюшки, выбирая между вяленой скоткой и копченым лофкритом. О ней судачат, отдуваясь и вытирая лбы, заросшие бородами и загорелые до черноты дровосеки.
Башня. Пристанище безумных жрецов, и безжалостных фанатиков, и мрачного злопамятного духа, которому они служат.
Впереди была широкая просека.
Отдуваясь, пытаясь восстановить дыхание, Северин уже в который раз споткнулся, ухватился растопыренной пятерней за корявый древесный ствол, чтоб удержаться на ногах хотя бы на этот раз… Зашипел, обдирая кожу на пальцах, ломая ногти о жесткую древесную кору…
Острые грани лезвий – резкий и неприятный холодок – коснулись его сразу в трех местах – основание шеи, затылок, живот под рубахой…
«Добегался…»
– Не дергайся, парень, – раздалось из-за правого его плеча. – От кого бежишь-то?
Приятный женский голос.
– Ишь, отдувается как, – хриплый бас из-за левого плеча. – От мертвяков, что ли, улепетывает, горемычный?
– Найрису! – Северин сбился на кашель. – Кха-кха-кха… К Найрису…
– Тс-с-с! – прервала невидимая девица. – Эй, слышишь? Там, возле берега?!
Северину очень хотелось посмотреть на нее, но он не решился двинуть головой, зажатой между двумя остро отточенными лезвиями.
– Наши, что ли, возвращаются?
– Не похоже… Эй, малыш, ты откуда взялся? – это уже ему, Северину.
– Возле берега… я, кхе-кхе… Гирбилин… Там… рыбалка…
– Тихо! – шикнула девица. – Ну-ка шепотом, рыбачок!
– Да-да… – Северин перешел на шепот. – Возле берега… напали. С ними маг. Они гнались… за Гирбилином. И за мной. Саламандер… Тьма… и огонь… как змеи!
– Что за комедия? – пробурчал воин. Лезвие ощутимо холодило кожу Северина. – Или он юродивый?
– Амофила начала войну, – выдавил Северин из себя, наконец. – Где Найрис?!
– Что?!
– Это были его последние слова, – сказал Северин. – «Амофила начала войну!» И про Мурина…
Лезвия синхронно ушли в стороны.
– За мной, – прошипела девица, ныряя в заросли.
Ее спутник похлопал Северина по плечу. Мол, вперед, мы проводим.
«Из огня да в полымя, – подумал Северин. – Что за вечер?! Что за неделя?! Что за жизнь…»
Подножие Тенабировой Башни. Каменные плиты, широкая площадка – призрачная в тусклом лунном свете, окруженная со всех сторон непролазной чащей.
Похоже, байки не врали – Башня оказалась и впрямь обитаемой.
И, похоже, всех тех, кто, по слухам, обретался в ней, уже подняли по тревоге.
На площадке, у подножия этого циклопического сооружения, похожего на громадный гриб, в красных отсветах факелов виднелась растянувшаяся цепочка черных теней. Воины в легких черных доспехах и узорчатых масках, скрывающих лица…
Те двое, что захватили Северина в лесу, вывели его на центр площадки.
Стоящие возле башни, все они – сквозь прорези масок – смотрели на него. Северин был здесь чужаком, лишним.
Он ощутил, как нелепо выглядит по сравнению с ними.
Он по-прежнему был облачен в те вещи, которые они достали из тайника Гирбилина: плащ, разорванный о сучья в ходе безумной гонки через лес, штопаная рубаха, полинялые штаны, перчатки с оторванными пальцами и потрепанные сапоги.
Вдоль шеренги воинов, по направлению к Северину, шел некто в длинной темно-синей хламиде, с посохом, в резной маске, украшенной голубыми камнями, под надвинутым капюшоном. В прорезях маски блеснули шальные глаза.
– Ты почему здесь? Где Гирбилин?! – знакомый голос.
– Убит, – сказал Северин.
Секундная задержка, и сиплый приказ:
– Рассказывай…
– Он велел передать тебе… Амофила начала войну. Мурин. Родная кровь.
– Слово в слово?
– Слово в слово.
Найрис кивнул. Затем повернулся к тем двоим, что сопровождали Северина.
– Мы торопились… – начала было девица. – Этот парень, на просеке…
– Знаю, – глухо оборвал Найрис. – Я позволил гостю возвращаться одному. Вина на мне… Но первый наш долг – отомстить! Они убивают на нашей земле. Убивают наших гостей. Это война!
Мертвая тишина. Лишь треск факелов и отголоски птичьих трелей в глубине чащи.
– ВОЙНА-А-А-А! – заревел Найрис, срывая с себя капюшон, маску, вскидывая вверх посох.
Его глаза изменились – стали непроницаемо-черными – Тьма полностью заволокла их, не оставив даже намека на белок.
Воины ответили ему слитным ревом, в ответном салюте поднимая свои клинки, на гранях которых задрожало, заплясало пламя факелов.
Найрис развернулся, вперил страшные густо-черные глаза в Северина, зашипел, и в голосе его было уже совсем мало человеческого:
– Покажи месс-с-сто!
9
Северин снова бежал через лес. На этот раз в обратном направлении. На этот раз – не один.
Он вновь спотыкался о коряги, валежник, выступающие корни. Но теперь его подхватывали под руки, не давали упасть. Даже сунули в руки флягу с какой-то забористой дрянью, от которой в первый миг у него перехватило дыхание, но уже во второй – вернулись силы, чтобы продолжать дальнейшую гонку.
Вокруг него, насколько хватало глаз, ожил весь лес.
Шелестели папоротники, трещали под легкой поступью сучья, но самих воинов почти не различить. Невесомые, стремительные, невидимые – они сливались с лесом.
Вот каковы они в деле – Мглистые Акробаты.
Они достигли берега Мошкарицы. Факелы озарили камыши и осот, опаленные заклятьями атаковавших.
Северин вывел Найриса к телу его старого товарища.
Какие-то смутные тени нависали над ним, покачиваясь, издавая невнятное бормотание. Они повернулись на свет факелов – пустые глазницы, оскаленные зубы.
Случайная нежить, пришедшая на свежий запах крови и пепла.
По жесту Найриса Мглистые Акробаты атаковали мертвяков. Засвистели клинки, ухнули алебарды – нежить в считаные мгновения рассыпалась в труху.
Найрис, подсвечивая посохом, в навершии которого затеплился холодный голубой огонек, склонился над телом в камышах.
– Мертв… – Найрис обернулся к Северину, глянул через плечо. – Мне жаль, – сказал он безразлично. – Он был храбрый воин и хороший товарищ.
Глаза его уже успели изменить цвет. Вновь стали человеческими. Почти человеческими.
– Да что же произошло?! – Северин сорвался на крик. – Почему его убили?! Что за дикая гребатория здесь происходит вообще?! И где были вы, вы со всей вот этой вашей армией?!! Что все это значит?
Найрис поднялся из камышей, указал своим людям на тело Гирбилина: мол, заберите.
– Это значит, – сказал он Северину. – Что началась война… Твое присутствие здесь теперь будет для тебя небезопасным.
Северин опешил, в горле застрял комок:
– Постойте! Что же мне делать? Теперь, когда он мертв? То есть… возвращаться обратно?! Но мне надо найти Мурина… Мне надо найти Жанну! Ради этого я здесь!
На миг промелькнуло – все близкое – берег реки, и досужая лень рыбалки, и ветром колеблемые верхушки сосен… Москва, и Жанна, и красный елочный шар…
Северин механически запустил руку в карман. Отдернул пальцы, порезавшись обо что-то.
Посмотрел на собственные руки. На них еще оставалась запекшаяся кровь Гирбилина, и сажа, и размазанный пепел. А теперь вот – еще и его собственная, свежая кровь. Он вытряхнул из кармана осколки елочного шара. Пламя факелов заплясало на них, дробясь на множество отражений.