Первым на яства набросился Билкар, приговаривал при этом, у меня, мол, от всех этих баталий аппетит разыгрался, не хотел сперва говорить, но страсть как не люблю всех этих монстров, магией сформированных, опасаюсь как-то…
Билкар уплетал и нахваливал, доверяя его кулинарному вкусу, к пиру присоединились и остальные. Даже Жанна, пригубив чарку разведенной морсом настойки, как-то разрумянилась, ожила. От предложенного радушными хозяевами мясного ассорти, правда, отстранилась с излишней поспешностью. Местных это не огорчило: ну что поделаешь, бабы они бабы и есть, тонкие натуры, понимаешь.
На просьбу предоставить проводника, который проведет отряд к съеденной Мором области, староста отвечал Северину уклончиво, прямо спасителям поселка не отказывая, но и ничего толком не обещая.
В ответ же на прямой Северинов вопрос: не имеется ли каких еще поселений в тех областях, куда они держат путь, и не будет ли возможности нанять проводника на месте, надолго задумался.
Побаюкав в мозолистых руках пивную кружку, попыхтев в бороду, староста одним махом прикончил остатки пива.
Наполнив две чарки настойкой, чокнулся с Северином и выдал следующее:
– Сказывают, ошивается там один. Я сам с ним дела не имел, уж и не знаю, стариковская блажь это или отродясь я человек дурной, нечуткий, но до чего не люблю я эту нелюдь… С людьми-то оно как-то сподручнее, вернее. Свои-то не подставят, а если и подставят – так хоть поймешь за что. За золото там, или за власть, или даже если вот, допустим, за миску похлебки зарежут. Изголодался, стало быть. Свой брат, человек, оно понятно. А нелюдь эта… противные они. Какие-то чужие они нам, мать их… Так бишь о чем я? Обретается там один. В самой Коруховой Чащобе. Скверное место, гиблое. Никто туда не суется. И вам бы не советовал. Вы – парни, сразу видно, бравые, адоленей вон сколько нашинковали – они теперь враз к северам уйдут, к нам соваться перестанут. Они, адолени, такие трусливые, понимаешь, попирдолии…
Староста подпер щеку кулаком, как бы задумавшись. Попробовал затянуть песню, но Северин поспешил вернуть его к теме разговора.
– Сидит, значит, – кивнул староста, – в самой Коруховой Чащобе, понимаешь. Злобная тварь он, этот Герхель, и больше ничего. Себя лесным хозяином почитает. А только я тебе прямо скажу – погнал у нас один малец коз. Да заплутал по сумеркам. Так этот Герхель мальца спужанул да коз наших себе забрал, сожрал, стало быть. Я уж думал мужиков поднять, авось, ежели дроби в него всадить – все равно что человеку, кирдык сразу. Ну, куда им… – староста оглядел присутствующих за столом мужиков. – Ишь, толстомясые… Жрать бы, да пивом упиваться, да девок за бока мять. А девки-то наши, видал, как на твоих молодцов смотрят? Мастер Север, плюнул бы ты, что ли, на Моровые Плеши эти, на кой они тебе сдались? Оставайтесь у нас, так уж и быть, места мы вам сыщем, а дела для вашего брата тут завсегда найдутся. А нашим-то толстомясым на пользу только, поучатся у настоящих воинов. А уж девки-то как рады будут, видал, как засматриваются? Останетесь, а?
Северин, как мог мягко, вернул разговор в прежнее русло. Радушного хозяина прямым отказом не обижая, но ничего толком и не обещая. Вот, мол, разберемся с делом нашим, а там, может, и заглянем на обратном пути. А может, и задержимся.
Плотоядные взгляды, которые его спутники бросали на местных девиц, от Северина не скрылись.
«Завтра же выступаем, – решил он, – а то не ровен час кто-нибудь из моих прекрасных друзей решит плотоядными взглядами не ограничиться, а у местных нрав суровый, мало ли… Завтра же выступаем!»
Так они и поступили.
Как добраться до лесного владыки Герхеля, староста худо-бедно объяснил. Стращал всяческими напастями и бедами, которые ждут путников в Коруховой Чащобе. Рассказывал про Мастеров-над-Мертвыми, что рыскают по лесам с подъятыми их волей «ручными» мертвяками, и про Коруха-Громобоя, что не щадит молний тех, кто осмеливается нарушить покой его тенистых дубрав. Рассказывал про мертвую стальную птицу, которая лежит в чаще леса и таит в себе страшные хвори. Якобы кто с той птицы перья обрывал, недолго потом протянули – сперва волосы у них выпадали, а после и душа из их тел уходила, обратно спешила, к Моровым Плешам, к Коруховой Чащобе, уютно укрыться под стальными крыльями, забыться в сладком забвении.
Осознав вполне, что Северин от своего намерения отказываться не собирается и безрассудно пойдет сам и людей своих поведет на верную погибель, староста добавил еще, напоследок:
– Герхель этот, хоть и нелюдь, но сказывают, что есть в нем способности волхва. И стар он, как сам мир. Чуть ли не до самого Ка-та-кли-зма родился, когда, как старики сказывают, была еще такая страна «Мещерская Федерация», и по столице ее, городу Лихоборе, разъезжали самоходные экипажи, а людей там жило – не счесть сколько… А может даже, был он в те годы обычным человеком, а это сам «Ка-та-клизм» его таким сделал, Герхелем, нелюдью лесной… Стар он, как пень, и на ухо тугой. Ежели переговоры какие с ними вести будешь или торги, учитывай это, мастер Север.
Северин пообещал старосте, что учтет.
Набрав провизии и патронов и прихватив четыре ружья, от щедрот выданных старостой, отряд тронулся в путь.
К следующему вечеру, не встретив на своем пути ни единой живой души, не говоря уж о Мастерах-над-Мертвыми или адоленях, которые, видно, впечатленные битвой в лощине, и впрямь ушли к северу, отряд добрался до того, что предположительно было Коруховой Чащобой. Глухой и непролазный хвойный лес, под еловыми лапами которого пребывал извечный сумрак.
Предположение вскоре оправдалось. Лесной владыка Герхель лично вышел встречать гостей из своей чащобы.
Был он донельзя уродлив и дряхл, имел заостренные уши и когтистые лапы, облачен был в лохмотья шкур, и весь вид его был вовсе не воинственный, а скорее жалкий и облезлый.
Но магический фон, исходивший от него, подтвердил опасения Северина. Доведись им сойтись в открытом бою – соединив убийственную силу заклятий его самого, и Шедди, и Жанны, а по флангам еще выдвинув стрелков, – у старика Герхеля, пожалуй, были неплохие шансы упокоить их всех во мхах на границе своего ельника.
Неведомый Катаклизм, превративший великий город Лихобору в груду руин, изуродовал Герхеля, кожу его скомкав буграми и складками, окрасив ее в бурый цвет, зрачки изнутри наполнив тусклым красным светом, но взамен превратил в ходячий сосуд, наполненный первозданной стихийной магией.
Пожалуй, сначала стоило поторговаться.
Герхель покряхтел, посвистел, покосился, мерцая красными зрачками, на навершие Жанниного посоха, украшенное расходящимися стрелами Хаоса, – и будто вспомнив о чем-то, давно и прочно позабытом, на сделку согласился.
Более того, сказал, что имеется у него подробная карта, на которой прямо отмечено, как добраться до интересующей Северина смерть-фактории. Быстро и в обход всех тех бедствий и западней, что готовят путнику Моровые Плеши.
Откуда и как к нему попала эта карта, Герхель уточнять не стал, но магический фон, исходящий от него, был столь силен, что Северин без усилий «прочитал» – не врет. Старый лесовик просто-напросто не был способен на ложь.
Когда же речь зашла о цене, Северин едва смог сдержать удивленный возглас.
Цена, по мнению самого Герхеля, была не высока.
Всего-навсего принести ему в обмен на карту – голову Клоуна.
7
Пространство мира Аррет, подвергшееся множественным магическим воздействиям, нестабильно, обманчиво и непостоянно.
В том, что это действительно так, и хотя бы в этом Жанна не врала, Северин за время блужданий их отряда по Моровым Плешам убедился собственными глазами.
То возникающие, то пропадающие, а затем возникающие снова отголоски чужих бурь и розней, происходящих в мирах-близнецах на Терре и Альтерре, виднелись повсюду. Конструкции самых причудливых видов, упокоившиеся в лесной чаще. Конструкции, под завязку набитые смертью. Зарницы каких-то отдаленных катаклизмов, окрашивающие небо в самые причудливые цвета. Красноречивые предупреждения тем, кто решился бы копнуть слишком глубоко, попытался бы разобраться в том, что тут, черт побери, происходит. Ухмыляющийся скелет, прикованный ржавыми цепями к древнему дубу. Проглядывающие сквозь болотную тину при попытке набрать во флягу воды, нетленные тела, мерно покачивающиеся в зеленой мути, с застывшим в мертвых глазах немым укором. Оплетенные растениями каркасы разнообразных транспортных средств: от насквозь сгнившего броневика, чья грибовидная башенка поросла колониями пурпурных длинноногих грибов, до воздушного шара, распластавшего по ветвям сдувшийся, изрешеченный дырами баллон, будто знамя поверженного войска – ярко-желтое, с громадным черным полумесяцем улыбки и черными кругами глазок.
Северин успел привыкнуть к пространственно-временным причудам мира Аррет. Поэтому, отправляясь во главе своего маленького отряда на поиски Клоуна, чья голова так потребна была лесному владыке Герхелю, хотя и в точности следовал указаниям лесовика, вовсе не ждал, что искомый Клоун окажется на месте.
В конечной точке маршрута, указанного Герхелем, их вполне могла ждать заросшая дикой ежевикой прогалина, или минное поле, или очередное пугало, у которого вместо тыквы – настоящий человеческий череп.
Но им повезло. Логово Клоуна оказалось именно там, где указал Герхель.
Его было слышно издалека.
Хриплые трели каллиопы разносились над лесом, созывая случайных путников на веселую ярмарку, на хмельной карнавал.
Клоун и не думал прятаться. Клоун ждал гостей.
Вскоре в просвете между деревьями показались полосатые шатры, натянутые между ними гирлянды флажков. Бродячий цирк застоялся на одном месте – некогда разноцветные и пестрые шатры и гирлянды успели порядком поблекнуть, выцвести до пастельных тонов, и с этим не справлялась никакая магия.
А магией от логова Клоуна несло за версту.
А еще – запахами осени и урожая. Запахами дыма от горящей листвы и свежего конского навоза, опилок, меда и печеных яблок.