– Одному – это можно, – повеселел Пахом. – На одиночку большевики отрядами охотиться не будут.
На короткое время Пахом замолчал, задумчиво прихлебывал из стакана мутное пойло. Затем оживившись, предложил:
– А давай я тебя сам переправлю? Нечего сидеть в этом свинарнике, бери пару штофов «ерофеича» [33] и двинем ко мне домой. Там я тебе все обскажу.
Назвав помещение трактира свинарником, Пахом явно польстил своему жилищу. Нет, внешне дом выглядел справным: рубленный из кедрача новенький пятистенок с затейливо резными наличниками на окнах. Зато внутреннее убранство… точнее, никакого убранства внутри не было. Кроме самодельного стола и огромной небеленой русской печи. В доме, наверное, не делали уборку с момента постройки. Но вопросы гигиены явно не смущали хозяина. Широким жестом, смахнув на пол мусор со столешницы, он водрузил на стол водку и небрежно бросил рядом сверток с захваченной с собой закусью. Через час Пахом уже лыка не вязал, но за это время я успел выудить из него ценную информацию. Оказывается, что старатели выходят на берег Уссури напротив их селения, становятся лагерем и ждут, когда замерзнет река.
– По глубокому снегу в тайге не весело шастать, наверное, легче переправиться по воде, чем ждать-мерзнуть, пока река станет, – заметил я.
– Легче, – согласился Пахом. – Жадные они, – добавил он, зевая во весь рот. – Моют золото до тех пор, пока промывочный лоток к пальцам примерзать не будет. Да и что им снег? Снегоступы у всех заранее припасены. Руки в ноги и – айда на фартовую тропу.
– Что за тропа?
– Удобно по ней до самого берега добираться…
Я оставил дом своего информатора, когда он «отключился», и побрел ночевать на постоялый двор…
Рано утром, расплачиваясь с хозяином постоялого двора, я порадовался своей предусмотрительности. Нет, советские червонцы здесь тоже были в ходу. Но как-то странно было бы человеку из Харбина расплачиваться за все такой валютой. Поэтому я выложил за ночевку и все выпитое и съеденное мной и моим проглотистым другом целых десять николаевских рубликов. Трактирщик расщедрился и выдал мне на сдачу целую сороковку[34] «ерофеича».
– На похмел Пахому отдай, – посоветовал он.
Выйдя с постоялого двора, увидел сидящего у забора Сему. Проходя мимо, я слегка кивнул головой и пошел в сторону околицы.
– Ну, какие новости? – спросил, едва мы миновали поселение.
Ничего особенного он не сообщил. Рассказал все о тех же старателях, собирающихся на берегу перед ледоставом. Я не показывал своего разочарования, наоборот, ответил на сказанное приветливой улыбкой, которая сразу растаяла после следующей фразы:
– А еще я встретил земляка. Он в батраках у хозяина притона. Убежать хочет, но боится, что убьют. Может, поможем?
В просьбе нанайца звучала непривычная для него слезливость.
– Ладно, при случае поможем. – Такой неопределенной фразой я хотел успокоить своего напарника, но он сразу добавил: – Никита знает, где у хозяина деньги и золото хранятся. Подсмотрел случайно.
– А много денег? – тут же поинтересовался я.
– Много, целая куча!
Такой ответ меня не удовлетворил, и пошли расспросы. Оказалось, что притон большой – старателей в нем ждет множество соблазнов. Там и девочки, и опиумокурильня имеются, играют в притоне и в азартные игры. Богат хозяин.
– Обязательно к нему наведаемся! – убежденно сказал я. – Но сегодня я поплыву на ту сторону. Ты, Семен, оставайся пока здесь, а через три-четыре дня сам перебирайся через границу. Один с нашей лодкой справишься?… Ну и хорошо. Когда переплывешь, обследуй берег, определи место для засады – будем брать этих старателей. Я с нашими ребятами появлюсь не раньше, чем через неделю. Подыщи нам укромный лагерь, чтобы золотодобытчики нас сразу не обнаружили…
– Ты хто такой? – такими были первые слова моего вчерашнего собутыльника, когда я его все же смог растормошить.
– Я – Костя, мы с тобой вчера бухали, ты меня еще обещал сегодня отвезти на ту сторону.
– А как тебя зовут?
Глаза красные, пытаются закатиться, в растрепанных волосах и бороде остатки вчерашнего пиршества. Да, тяжелый случай. Придется переходить на более доступный язык восприятия – с такой мыслью я достал из-за пазухи пузырек «ерофеича» и помотал перед глазами пьяницы: «На».
Через пять минут меня узнали…
Через полтора часа я уже выходил на советский берег. А на следующий день, ближе к вечеру, мой поезд уже подъезжал к станции Хабаровск.
Уже на подходе к казарме я заметил необычное оживление. Войска вернулись с маневров, и вся территория перед зданием была заполнена солдатской массой. А в канцелярии кипел бой. Конечно, не в буквальном смысле слова, но, судя по разъяренным лицам Мити и его оппонента, за этим дело не станет. Маленький, ершистый, перетянутый портупеей командир с одинокой шпалой в петлицах наседал на моего заместителя.
– Я требую освободить помещение! – орал он.
– Да пошел ты на хрен! – энергично и просто возражал мой напарник. – Иди, жалуйся хоть товарищу Троцкому.
– В чем дело, товарищ комбат? – вмешался в разговор я.
– А это еще что за хрен с горы? – переключился на меня служивый, с враждебной задиристостью оглядывая мою сугубо гражданскую внешность.
– Костя! Вернулся! – Митька облегченно вздохнул. – Это командир нашего особого отряда, – пояснил он вояке.
– Вот именно, особого, – подхватил я. – А поэтому, товарищ, не знаю как вас по имени, мы требуем особого отношения к себе. В отличие от вас мы постоянно участвуем в боевых действиях и, если выдалась свободная минута, стараемся создать для своих бойцов приличные условия для отдыха. Вообще, в чем дело? Мои бойцы занимают только часть крыла на первом этаже. Потеснитесь, сбейте нары, если не можете найти кроватей для солдат.
Командир батальона сразу остыл, а попозже, получив нагоняй от Захарова, сам зашел к нам в канцелярию мириться… с водкой, конечно. Я не злопямятствовал, что толку наживать себе врагов по пустяковому делу? А за выпивкой да с разговорчивым собеседником всегда можно получить полезную информацию. Так оно и получилось. Комбат Лосев, раздобрев после второй дозы, пообещал достать снегоступы для моих бойцов. Подсказал, где можно добыть олочи[35], в которых зимой не в пример удобней ходить по тайге.
– Ты, Костя, за меня держись, не пропадешь, – говорил комбат. – Без подношения, на склад не ходи. На вашем вещевом складе Сергей Трофимыч заправляет. Выжига еще тот. Не сделаешь подарка – драные шинели вместо полушубков получишь. Олочи у него тоже есть, только он за них дорожится – не вздумай к нему с водкой сунуться. Эта зажравшаяся сволочь на тебя и не взглянет.
– А что ему нести? – несколько растерянно спросил я.
Склонившись к моему уху, комбат прошептал:
– Лучше всего золотыми лобанчиками берет…
Неделя выдалась хлопотная. Пришлось основательно потратиться, пустив в оборот часть собственных денежных средств. Что деньги? – дело наживное, возможно, после я возмещу все с лихвой. Задумки у меня были… Заболевшие вояки – плохие бойцы, а ведь от них зависит успех операции и, следовательно, моя дальнейшая карьера. Зато теперь все щеголяли в новеньких полушубках, на каждого члена отряда нашлась подходящая обувь и по две пары теплых шерстяных носков, рукавицы и, самое главное, – снегоступы. Это только кажется, что изготовить их может каждый – мол, прибил к доске пару петель, и дергай вперед, по снегу. На таких колодках далеко не уйдешь. Наши снегоступы были легкие, круглые, с загнутыми носами, плетенные из лозы, лишь рамка деревянная – ясеневая.
Лошадей, даже вьючных, в поход я брать не собирался, рельеф местности не позволял использовать их. Так что бойцам предстояло тащить снаряжение, боеприпасы и продовольствие на нартах…
Лишь на шестые сутки с момента выезда из Хабаровска, наш отряд добрался до берегов Уссури в районе Прохоровки. Сначала на станции выгрузки пережидали первую зимнюю бурю. А потом был путь: по укрытой первым глубоким снегом тайге, сквозь буреломы и крутые буераки; переправы через незамерзшие ручьи и речушки. Морозов не было, на второй день блужданий даже пришла легкая оттепель, снег комьями стал налипать на полозья тяжело груженных нарт. В общем, путешествие выдалось нелегким. Но бойцы не роптали, слава богу, и в дороге никто не покалечился.
Не подходя к берегу Уссури, я приказал разбивать бивак. Смеркалось, не успели мы как следует встать лагерем, развести костры, как из чащи легкой тенью выскользнул Сема Раскорякин.
– Быстро ты нас нашел! – обрадовался я.
– Да ваш след слепая землеройка найдет, – спокойно произнес нанаец, отряхивая со снегоступов липкий снег. – Здесь плохое место для лагеря, дым с той стороны Уссури заметят. Я нашел хорошее место, – добавил он, вопросительно глядя на меня.
Через полчаса мы очутились в уютненькой долинке, со всех сторон защищенной лесом и холмами от ветра и чужого глаза.
Следующее утро выдалось морозным. Поднявшись на вершину ближайшего самого высокого холма, я в бинокль оглядел окрестности. Ничего в округе не указывало на присутствие людей.
– Когда, интересно, старатели появятся? – спросил я стоящего рядом нанайца.
– Думаю, дня через три первые прибегут. Давай лучше подойдем ближе к берегу, я покажу, где они лагерем станут.
Наша сторона берега реки была довольно обрывиста, лишь в одном месте паводковые воды пробили узкую щель, доходившую до самой Уссури. По этой щели и проходила «фартовая» тропа. Берег в этом месте широкой насыпью вклинивался в реку. Очевидно, на этой косе старатели и будут дожидаться, пока на реке нарастет лед. И этого момента ждать недолго, по реке уже шла шуга.
– Как думаешь, мы еще сможем перебраться на тот берег? – спросил я Семена.