С момента, как ее увидел, я потерял интерес ко всему происходящему. Надо же, вроде полный циник в этом вопросе – и так попасться! Сквозь мысли, как через вату, достигали слова выступавшего Гамарника: «„Гоминьдановское правительство Чан Кайши… агрессивная политика… Генерал Чжан Цзолинь… нападение на работников КВЖД… резко участившиеся случаи пересечения бандами нашей границы“ и жалобы начальников застав и командиров подразделений на нехватку людей, скверное снабжение продовольствием, амуницией, боеприпасами, почти полное отсутствие автоматического оружия…»
В размышлениях на тему, как бы мне подкатить к небесному созданию, время пролетело незаметно, и я очнулся, только когда деловая часть совещания окончилась. Услышав свою фамилию, я несколько заторможенно стал пробираться к сцене и тут впервые столкнулся с ее заинтересованным взглядом. Мигом подтянувшись, я молодцевато взбежал на сцену. Черный, как грач, бородатый Гамарник крепко пожал мне руку: «Поздравляю! Отлично поработали товарищи. Опыт вашей операции постарайтесь донести до других групп. Но об этом вам товарищ Буренко в подробностях расскажет», – выдал он и протянул мне бархатную коробочку со знаком Почетного чекиста. Сбегая со сцены, я краем глаза опять уловил взгляд девушки. Решительно необходимо с ней познакомится!
Митьку, как беспартийного[37], наградили именным браунингом.
По окончании совещания присутствующие дружно ринулись в буфет. У двух прилавков мигом образовались длинные очереди. Но Митька – парень бойкий, и мы стояли чуть ли не в самом начале. Проголодавшиеся командиры сметали с прилавков бутерброды с икрой, сочной бужениной, балыком осетра и лососины. В ход пошли разливная водочка и сельтерская вода. В момент, когда Митька наконец добрался до прилавка, в дверном проеме показалась она и растерянно замерла, наблюдая за буфетным столпотворением. Митька увлеченно строил бутербродные башни прямо на наших подносах, а я не мог оторвать взгляда от девушки. В голове сразу созрел план действий.
– Возьми еще пирожных и бутылку вина, – посоветовал я приятелю, а сам устремился к «васильковым глазам».
Мой взгляд был пойман, и время остановилось, и пропал звук, она только сделала один шаг навстречу, а я уже несся вперед, не обращая внимания на окружающих. В следующее мгновение, как-то уж само по себе получилось, я держал ее за руку.
– Здравствуйте, меня Костя зовут.
Она смотрела на меня, и глаза ее смеялась.
– А я знаю, Константин Рукавишников. Я же стенограмму вела.
Действительно, глупо – я даже слегка смутился, но находчивость – второе счастье разведчика… и я опять произнес глупую фразу:
– Ты перекусить зашла?
Теперь она смеялась в открытую, но не произнесла ни слова. Ну, конечно, что еще делать в буфете? Только я хотел предложить поесть с нами, как откуда-то сверху раздался недовольный бас компаньона:
– Костя, ты чего столик не занял? Што, стоя, как лошади, есть будем? И на хрена тебе пирожные?
Лось пернатый! Стоит, подносы над головами держит, того и гляди бутербродами засыплет.
– Вот что, девушка…
– Меня Таней зовут.
– Очень приятно, а меня… ну да, уже говорил. Совсем поглупел. Так я предлагаю…
– Мне еще долго мраморным статуем правосудия стоять? – проворчало сверху.
Да, ситуация вышла из-под контроля. Но Татьяна сама пришла мне на помощь.
– Товарищи, может быть, лучше перекусим в кабинете?
– Вот это дело, спасибо, Танечка, Митька, за мной!..
В узком пенале помещения с высокими потолками, куда нас привела Татьяна, было довольно прохладно, вернее, совсем холодно, и Митька тут же деловито обосновался возле печи, вмурованной в стену, и с помощью щепы, аккуратно уложенной на железном листе, и ведра антрацита попытался ее раскочегарить.
Пока он там возился, Татьяна успела быстро и аккуратно сервировать стол. Через короткое время мы уже сидели за столом и слушали, как гудит растопленная печь. Разговор не клеился. Я почему-то стеснялся при Митьке приставать с вопросами к нашей хозяйке. Мой товарищ вообще пребывал в растерянности, даже до бутербродов пока не дотронулся. Наконец я догадался налить в емкости вино, и Татьяна первая подняла свою на четверть наполненную кружку.
– За знакомство, товарищи героические командиры! – с легкой иронией в голосе произнесла она. И спустя короткое время, когда мы слегка закусили, сказала: – В ваши военные тайны я, конечно, не лезу, но вот интересно все же, за что такая честь – из рук самого Гамарника получить знаки отличия?
Чисто женский подход: «Я, конечно, не лезу, но знать все же очень желаю». Пока я собирался с мыслями, Митька уже вовсю рассказывал о наших приключениях, местами сгущая краски не хуже рыбака, хвастающегося своим уловом. Впрочем, насчет наших коммерческих интересов в деле он мудро не распространялся. Честно говоря, он мне мешал своим присутствием, и бог меня, наверное, услышал – посреди повествования Митькин живот решил отчетливо поучаствовать в разговоре. Приятель сконфузился, попросил «пардону» и моментально исчез за дверью.
– Про нас вы, Таня, уже многое знаете, а о себе и словечка не вымолвили, – шутливо произнес я, лишь только Митька скрылся.
– Что ж говорить? Жизнь у меня, по сравнению с вашей, скучноватая. Родилась в Хабаровске. Отец был бухгалтером, его головорезы атамана Калмыкова еще в девятнадцатом году расстреляли. Далее мыкалась уроками, преподавала в школе, а год назад вышла замуж… Только вот женой пробыла недолго. – Татьяна перевела дух, неторопливо сделала глоток вина. – Мой Николай работал в вашей организации. Через месяц после свадьбы его отправили в командировку, за кордон, а весной пришло известие, что во время шанхайской резни[38] мой муж был убит. – Таня отвернулась к окну, стесняясь невольных слез, но через минуту повернувшись, улыбнулась: – Товарищи не оставили в беде бедную вдову, я окончила курсы стенографисток и теперь работаю в вашей конторе…
Мы посмотрели друг на друга и внезапно одновременно улыбнулись.
– А знаете, Таня, давайте выйдем на улицу, погуляем.
Чудный вечер! С Амурского залива задувал холодный, пронзительный ветер, с неба сыпалась снежная сечка, полная луна лишь на короткое время проглядывала из-за нависших, тяжелых туч. Но мы не ощущали дискомфорта. Нам было хорошо вместе. Меня как прорвало, я читал стихи Блока, Пушкина, Есенина. Рассказывал Татьяне о Москве и Питере, о театрах и музыке. Она грамотно поддерживала разговор, и я не заметил, как пролетело время.
– Ну, вот мы и у моего дома. – Татьяна повернулась ко мне и нежно поцеловала в щеку.
Дом был частным, старой деревянной постройки, во дворе отчаянно лаяла собака, давно уже почуявшая нас.
– А может, пригласишь на чашку чая? – с надеждой спросил я.
– Не сегодня, – с заминкой ответила Татьяна и тут же пояснила: – Я с недавних пор снимаю здесь комнату, так что пока не знаю, как хозяйка отнесется к позднему визиту постороннего мужчины.
Затем лукаво улыбнулась, еще раз чмокнула меня в щеку и скрылась за калиткой.
Когда я добрался до нашей казармы, Митька уже спал. Пришлось его будить.
– Вот что, компаньон, завтра с утра есть поезд до Хабаровска, поедешь в Бикин.
– Что я там забыл? – спросил Митька, отчаянно зевая.
– Ты забыл, что нас там ожидает Семен с женьшенем. Заберешь у него все три корня. Выкупи его долю.
Митька, человек военный, спорить не стал, тем более я заверил, что женьшень повезу в Москву, в качестве подарка нужным людям. Объяснять причину, почему сам не хочу съездить в Бикин, я не стал. Пускай Митька думает, что хочет, а у меня всего десять дней осталось до поездки в Москву. И неизвестно, когда еще увижу Татьяну. Так что лишние сутки провести с ней я считал подарком судьбы.
С утра меня вызвал к себе Буренко и объявил, что на базе нашего отряда создается диверсионная школа, и я назначаюсь ее начальником.
– А как же поездка в Москву? – несколько растерянно спросил я.
Буренко похлопал меня по плечу.
– Ничего, создание школы дело не скорое, тем более есть повод для твоей поездки – просить в Центре инструкторов по специальной подготовке. У нас есть отличные стрелки, кавалеристы, знатоки партизанской войны, скажу по секрету: школе понадобятся преподаватели восточных языков, и они у нас есть, а вот специалистов по новейшему вооружению и грамотных инженеров взрывного дела к нам пока, увы, не откомандировали.
– Школа расквартируется во Владивостоке? – внешне спокойно спросил я. На самом деле это был важный для меня вопрос. Если угонят к черту на куличики, трудно будет общаться со своей подругой.
– Конечно, нет, – ответил Буренко. – Место дислокации школы еще не определено, но, во всяком случае, она будет располагаться ближе к границе, в малонаселенной местности.
«Ладно, будем живы, не умрем», – подумал я и решил, что в отношениях с Татьяной стоит форсировать события, иначе с любовью можно будет пролететь. Девушка работает в ОГПУ, а в нашей конторе ухарей хватает. Удивительно, что она до сих пор никого себе не выбрала. Впрочем, что я о ней знаю?
После шести я уже нарезал круги вокруг ее дома. Подкараулил… после семи вечера. Идет моя пава ножками в подбитых сапожках – цок, цок. И в этот момент я замечаю, как из переулка к ней метнулись две смазанные тени. Подруга даже ойкнуть не успела, а ей уже рот зажали, заваливают и тащат в сторону пустыря.
Я, не медля ни секунды, метнулся вслед. Широким махом, буквально в несколько десятков прыжков (во всяком случае, мне так показалось), долетел до занятых своей добычей налетчиков, а в руках у меня уже был наган, рукояткой которого я и приложился к затылку одного из бандитов. Шапка его не спасла, и бандюга повалился на мою кралю, заливая кровью ее бледное лицо. Помочь Татьяне я пока не мог, отскочивший в сторону второй налетчик выхватил из кармана полушубка «ствол» и дважды выстрелил в мою сторону, и это – метров с шести. Промахнулся! Лишь щеку от пролетавшей пули слегка ожгло. Не стоя на месте, смещаясь, как боксер-легковес на ринге, я, в свою очередь, дважды плюнул огнем в сторону противника и попал в левое плечо и правую руку. Между прочим, как и намеревался. Пуля в плечо опрокинула молодчика, и я не мешкая, подскочив к нему, дважды ударил кулаком по лицу. Готов! Подлетаю к Татьяне, ворочающующейся под тяжелой тушей бандита.