– Балда, это же Дальневосточный Комитет Архитектуры и Искусства.
Грустно как-то становится, граждане, когда искусство сокращают до «иска», а величественное название «Золотой Рог» заменяют безликим «Гостеатр». А когда я увидел заколоченные двери на книжной лавочке Карла Францевича, то совсем расстроился. Совсем недавно меня раздражал контраст крикливых красок на фоне серой бедности. В душе я, наверное, завидовал кичливому достатку единиц, умевших без особого напряжения добывать смачный кусок жизненных благ, в то время как большая часть населения работала, образно говоря, за краюху хлеба.
Но вот сгнобили частный капитал, казалось, радуйся жизни, дыши полной грудью, а мне что-то не очень весело. Сразу стало понятно – краюха хлеба у трудящихся резко потеряет в весе, что грозит социальным взрывом. Тут и не знаешь, радоваться или огорчаться по поводу места службы, на которую я попал в основном в силу сложившихся обстоятельств. Радоваться можно тому, что голод мне не грозит. Хороший хозяин никогда не оставит своего цепного пса без пропитания. Зато и псу придется рвать любого по хозяйской команде.
Здание Гостеатра находилось на пересечении улицы Ленина с Алеутской. К сожалению, мы попали на дневное представление. Весь немалый зал был забит детворой. Я порадовался, что, не поскупившись, приобрел билеты в ложе. Глядя сверху на весело галдящую, подвижную массу, я вдруг почувствовал груз собственных лет. Здравствуй, племя младое, незнакомое! Мягкая глина в руках искусного ваятеля. Именно из вас, незнающих прошлого, сейчас лепится образ светлого будущего. Юности вообще свойственна безжалостность и безальтернативность в решениях, а за сотворением кумира дело не станет…
Наконец свет в зале стал гаснуть, поехал занавес, и галдящая публика, очарованная моментом, постепенно затихла.
Пьесу я смотрел не впервые и даже не второй раз. И вообще пошел на нее только из-за Татьяны, в Забайкальской глуши по театрам не походишь. Пускай напоследок наслаждается. Смотря на сцену, я думал о том, что со времен Николая Васильевича мало, что изменилось. Да, революция лихо смела царскую чиновничью надстройку, но пришедшие к власти тут же завели собственный бюрократический аппарат. Аппарат, может быть, и новый, но старые чиновничьи повадки порой проявляются в полной мере.
Что-то я расфилософствовался. Наверное, старею. Для бойца опасно много думать. Когда человек отвлекается на думы, он становится рассеянным. В таком состоянии недолго свои мысли воспроизвести вслух…
Тяжелый удар! Семен Раскорякин убит. Желая предложить ему поехать со мной на Аргунь, я с трудом дозвонился в Бикин. Трубку снял председатель поссовета. Федор Селиванов мне и сообщил о смерти Раскорякина. Труп обнаружили нанайцы-охотники. Семена опознать смогли только по шаманскому амулету, который убийцы побоялись или побрезговали снять с него.
– Вот так-то, Костя, на кол его посадили, пытали Семена. Вероятно, китайцы. А потом труп еще две недели зверье обгладывало, – прогудел в трубку Федор.
Семена пытали! Скорее всего, пытались узнать местоположение плантации, а может быть, мстили за наш налет на китайскую сторону, когда мы притон распотрошили? Теперь уже не узнать. И тут меня как громом ударило: я ведь видел, еще прошлой осенью предчувствовал его смерть. Как сейчас стоит перед глазами: мы с Семеном вдвоем на китайской стороне были, ходили на разведку. В деревне Баньзян он ночевал у китайцев, а я на русской стороне села, с утра мы встретились, и на меня тогда «нашло». Сбылось очередное видение…
После этого известия я целый день ходил сам не свой, все валилось из рук, и старшине Бурмину пришлось взвалить на свои плечи хозяйственные заботы. А я ушел домой и впервые у Татьяны на глазах напился в дым. Честно говоря, и не помню почти ничего, но, видимо, покуролесил я знатно, и всю ночь снилась какая-то ерунда, но подробностей не помню. Под утро ко мне пришел большой рыжий таракан и попытался меня съесть. Но я не дался. Рыжий нахалюга не отчаялся и атаковал мой нос. Настойчивость твари изрядно надоела, я оглушительно чихнул и сразу проснулся. Яркое солнце пробивалось сквозь неплотно задернутые занавески. На кровати привалилась к боку дорогая супруга и активно шуровала травинкой в моей левой ноздре.
– Хватит, хватит, уже проснулся. Вставай, горюшко ты мое. Попей, легче будет. – Перед моим носом возникла громадная жестяная кружка с мутноватым огуречным рассолом.
– Откуда амброзия? – Голос из кружки звучал невнятно, но Татьяна поняла.
– Лидия Львовна с утра принесла… сама.
Ага, понятно. Вчера соседей на уши поставил. Теперь сочувствуют… Или боятся продолжения банкета.
Бросив взгляд на пол, увидел полный раскардаш.
– Славно вчера покуролесил, – только и смог вымолвить.
– Нет-нет, не ты. Просто с утра было нечем заняться, и я начала укладывать вещи.
Странный способ укладки вещей, ну да с женщинами не поспоришь.
– А сколько сейчас времени?
– Почти двенадцать.
Окончание фразы я слышал уже в полете. Быстро одевшись и даже не позавтракав, я выскочил на улицу. Пока я отсутствовал, старшина успел получить по разнарядке амуницию, конную упряжь, новые трехлинейки кавалерийского образца и боеприпасы. В казарме царило оживление, бывшие курсанты, а теперь бойцы моего отряда, деятельно готовились к переезду, а в спальном помещении меня ожидали новички. Отряд пополнился пятьюдесятью бойцами.
При моем появлении солдаты без суеты выстроились по ранжиру. Прохожу вдоль строя, внимательно оглядываю каждого – собраны с бору по сосенке. Судя по цвету петлиц – пограничники, пятеро из родного ведомства, остальные присланы из армии – точнее, из кавалерии. Обмундирование поношено, значит, не первый день на службе. Зная механизм изъятия «лучших бойцов подразделения» по приказу сверху, я не строю иллюзий.
Любой здравомыслящий командир избавится в первую очередь от ненужного ему элемента. Конечно, полного неумеху не пришлют – побоятся. Скорее избавятся от психов, недисциплинированных, дерзящих начальству. Дерзкие, это даже неплохо, хуже, если попадутся плохо управляемые. Я с такими сталкивался в армии. Что поделать? Последствия Гражданской войны. Прислали, конечно, рядовой состав, хотя нет – второй справа с тремя треугольниками в петлицах. Крепкий парень. Вровень со мной ростом, кулаки пудовые… Резко разворачиваюсь и, глядя на него в упор, спрашиваю:
– Фамилия?
– Тихонов!
– Последняя занимаемая должность?
– Помкомвзвода кавалерийского эскадрона.
– За что сослан?
– Выбил зуб кома… – машинально начал отвечать Тихонов и замолчал, ошарашенно глядя на меня.
– Ладно, останешься пока в этой же должности, – распорядился я, не выясняя, кому из командиров и по какой такой надобности он выбил зуб.
Наскоро опросил остальных красноармейцев. В общем, пока претензий к подбору личного состава нет. По их словам все они неплохие наездники. С оружием знакомы. Трое – бывшие пулеметчики. Есть среди них и охотники. Ладно, по ходу движения разберемся. На словах мы петь все мастера. Я распределил новичков по отделениям и, опять оставив за себя старшим по казарме старшину Бурмина, удалился в город. Намеревался утрясти с Щегловым последние вопросы, но его на месте не оказалось, и я неторопливо позавтракал (заодно и пообедал) в столовой управления. Неплохо надо сказать здесь кормят: съел тарелку наваристых кислых щей, две порции тушеного мяса с гречкой, выдул три стакана чая с бутербродами. Я уже собирался уходить, как в зале появился Щеглов. Сергей мотнул головой, приглашая в отдельный кабинет.
– Ты уже обедал? – спросил он, усаживаясь за стол. – Дуня, тогда мне как всегда, а ему принеси чаю.
Официантка торопливо удалилась и лишь за ней закрылась дверь, Сергей продолжил:
– Выезжаешь завтра, в 20.00, цени, не в теплушках поедете – два вагона в составе ваши. Просьбы есть?
«Отпустите меня домой», – подумал про себя, а вслух произнес:
– Пулеметов в отряде нет.
– Мог бы у Знахарева забрать парочку «Дегтяревых», – с укоризной заметил Сергей. – Ладно, сегодня выдадим.
– Лучше немецкие МГ-13, – быстро проговорил я.
– Где ж я тебе такие пулеметы достану? Их и в немецкой армии на вооружении пока нет.
Брешет начальник, по лицу видно, что пулемет, который мы опробовали под Мукденом, через Владивосток доставлялся и, думаю, не в единственном экземпляре.
– Ты не дури, – сказал Сергей после некоторого размышления. – Оружие хорошее, спору нет и не тяжелое, для разовой акции подошло отлично. Но в затяжном бою патронов не напасешься. Где специальные патроны под него в Забайкалье найдешь? Так что бери пяток «льюисов». Теперь по поводу твоего маршрута. Выгружаетесь на станции Сретенск. От Сретенска ваш путь лежит на Нерчинский завод. До него километров триста пятьдесят будет.
– Как же мы доберемся?
– Тебя встретят, – «успокоил» Щеглов. – Теперь по поводу задания…
Помогать женщине собираться в дорогу – занятие неблагодарное. В этом я убедился на собственном опыте. Поздно вечером придя домой, застаю картину полного разгрома. Коврики, тряпки, коробки, три вздувшихся чемодана, кухонная посуда, подушки и пуфики в хаотичном беспорядке заполняли комнату, и посреди этого бедлама на разобранной постели сидела растерянная Татьяна.
– Это нам тоже в дороге понадобится? – спросил я, брезгливо беря двумя пальцами громадную сковородку.
– На чем же я, по-твоему, твои любимые оладьи буду жарить? – огрызнулась супруга.
С точки зрения городской женщины вполне логично: за городом живут только медведи и лоси и так необходимые в дороге сковороды можно закупить только в таком очаге цивилизации, как Владивосток. Мне кажется, легче собрать в дорогу армейский полк, чем одну женщину на сносях. Спорить я не стал, но, похоже, семейное имущество может занять четверть вагона. Откуда у нее столько вещей набралось? Ценные лично для меня вещи уместились в маленький саквояж. В нем лежало именное оружие, документы, валюта и золотые монеты…