– Я могу забрать ребенка? – наконец окрепшим голосом спросил я.
– Да, да. Конечно. Наш плотник к завтрашнему утру и гробик соорудит, и могилку выроет. А сейчас вам непременно надо отдохнуть…
Ночь, тишина. Холодный, пустой дом, и я один на один с собой. В сердце заноза, не вытаскиваемая с помощью водки…
Утро было ясным и морозным. К моему приходу плотник в паре еще с каким-то человеком успели оттаять кусочек земли и выкопать глубокую, но небольшую яму. Я вяло взглянул в сморщенное темное лицо своего сына и, отвернувшись, махнул рукой. Через короткое время все было кончено. Работяги, получив пятерку, деликатно бесшумно исчезли, оставив меня одного. Я стоял, упершись взглядом в могилку. Господи, как же тяжело! Казалось, привык к смерти. На фронте сотни смертей проходили мимо. Видел убитых детей и растерзанных женщин. Но как же тяжело, Господи! Своя кровиночка, первенец! За какой грех мне такое наказание? Зачем я вообще существую? Ради чего суечусь, за кем-то гоняюсь?…
Мягкая рука коснулась моей щеки.
– Пойдем в больничку, сынок. Ведь второй час на морозе стоишь. – Вчерашняя санитарка, неслышно подошедшая сзади, обогнула меня, оглядела. – Совсем плох ты, парень, поди ночь не спал? Ухи и нос поморозил. Пошли ко мне в каморку, я тебя чаем напою. А хошь, и спиртику налью? У меня есть. Пошли. Он, душа безгрешная, давно в раю. Радуйся, не успел помучиться на этом свете. По-хорошему тебе в церкву надобно зайти. Поговорил бы с батюшкой, помолился за душу умершего младенца…
Кое-как удержав вновь подступившие слезы, я спросил:
– Татьяну навестить можно?
– Нет, милок, спит она. Ночью боли у нее были, так дохтур ей опять морфию вколол…
Татьяна выжила. На десятый день после родов, худая, с ввалившимися глазами, она неслышной тенью проникла в дом. Когда я помогал ей переодеться, то чуть не заплакал: вены моей девочки все были истыканы иголками. Некогда бархатистая кожа стала желтой, шершавой. Пользуясь тем, что дело о хищении еще не было завершено, я изредка мотался на рудник, но больше времени проводил с женой. Откармливал ее, доставая в местном УРСе[61] все возможные продукты вплоть до черной икры.
И через неделю Татьяна восстановила физическую форму. Но травма не прошла без последствий. Может, физически она и была почти здорова, но в психологическом плане в ней произошел какой-то надлом. Мало разговаривала. Не допускала меня до себя. Часто жаловалась на внутренние боли и просила, чтобы доктор опять ее уколол. Отказать мне доктор не решался, хотя и заявлял, что могут быть последствия. Но я отмахивался, не желая видеть боль в глазах своей женщины…
В конце января, не желая опять ехать со мной на Нерчинский завод, Татьяна заявила, что хочет вернуться во Владивосток.
Глава 16Константин Рукавишников. «Но от тайги до британских морей…»
– Командир, не пора? Метров сто до цели, – послышался горячий шепот над ухом.
– Спокойно, Саша, сейчас последние втянутся в распадок, тогда и начнем.
Начало июля. Погода в наших краях наконец установилась вполне летней. Я бы даже сказал, весьма жаркой. Воякам, что двигаются по распадку, сейчас легче – находятся в тени. Под ногами лошадей ручеек журчит, освежает. Не рейд, а загородная прогулка! Но ничего, мы это дело скоро поправим – жарко станет. Сегодня с утра получили сведения о рейде, заметьте, не банды, а кадрового подразделения китайской армии на нашу сторону. Перехватили чудом и удачно, прямо на марше.
За последние две недели это не первая провокация. Чего добиваются – непонятно. Набегут, постреляют, напакостят, как могут, и назад. Или обстреливают наши погранзаставы и населенные пункты. Иногда даже из артиллерии. По-моему, нам первым удалось перехватить целый эскадрон с той стороны. Вот теперь они никуда не уйдут.
Как только последние кавалеристы втянулись в узкое дефиле, я махнул рукой, и три пулемета – два спереди, один с тыла – жахнули очередями по вражеской колонне. Заметались, задергались. Крики раненых, ржание испуганных лошадей, выстрелы и взрывы брошенных вниз гранат сплелись в дикой какофонии. Не бой, а избиение. Понимая, что не прорвутся, оставшиеся в живых солдаты попадали на землю, попрятались за трупами лошадей, кое-кто попытался вести ответный огонь. Но куда уж там! Не прошло и десяти минут с начала боя, как противник выкинул белый флаг, вернее, исподнюю рубаху под это дело кто-то догадался приспособить.
– Прекратить огонь! – закричал я.
Смолкли выстрелы, но мои бойцы настороже, лежим, дожидаемся. Из укрытий постепенно выползают и поднимаются на ноги уже безоружные китайские солдаты. Русских среди них нет, а перед боем я заметил не менее десятка соотечественников, сопровождающих кавалерию противника. Я и ранее знал, что в армии Чжан Сюэляна служат белогвардейцы. При стычках с советскими войсками в плен они не сдаются – знают, что пощады не будет.
Десять минут боя, полтора десятка пленных, около сотни убитых и раненых, а у меня всего-то двух человек слегка поцарапало. Казалось бы, легкая победа, но ей предшествовала кропотливая подготовка…
Десятого февраля я прибыл на Нерчинский завод с санным обозом, груженным продовольствием, боеприпасами и фуражом для моей маленькой армии. Зимин со мной не поехал, его отозвали на работу в Читу с повышением в должности. Наградили, таким образом, за успешно проведенную операцию. Я, собственно, не возражал. Лишний глаз со стороны мне в отряде совсем не нужен, а в местной обстановке я и сам разберусь.
И, правда, сразу по приезде в Нерчинский завод стал объезжать окрестные поселения. Знакомился с людьми, обещал за сотрудничество реальную материальную помощь, а если точнее: то в случае вовремя полученного сигнала о появлении в районе границы подозрительных лиц или вооруженных формирований сулил часть взятых трофеев и некоторую сумму наличными выдавать прямо на месте и без всяких там расписок.
Конечно, местные жители контрабандистов не сдавали – сами ходками за кордон баловались, но вооруженные банды представляли серьезную опасность и для них самих. Поэтому первый же переправившийся отряд кавалеристов и был сдан, и маршрут его просчитали вполне точно, так что мне с бойцами пришлось только устроить засаду, в которую китайцы и попались. Расплатился я с проводниками, как и договаривались, трофеями и советскими червонцами, которых, к слову сказать, у убитых и пленных набралось немало.
Стоит отметить, что к провокациям с китайской стороны наше командование отнеслось серьезно. В первую очередь из пятидесятикилометровой приграничной зоны начали спешно выселять кулаков и их пособников. Организовывались отряды сил самообороны из местных комсомольцев и коммунистов, впрочем, привлекали в отряды и местную бедноту. Подтянули к границам все имеющиеся на данный момент вооруженные силы. Не завидую я казакам, севшим на землю по ту сторону кордона. Если дадут команду и отряды самообороны перейдут реку, озлобленные на богатых казаков бывшие односельчане отыграются на них по полной программе…
Собрав трофеи и прихватив с собой военнопленных, наш отряд взял направление к станции Борзя, где сейчас сосредотачивались основные силы Забайкальской группы войск.
Добравшись до станции, сдали пленных коменданту укрепрайона. Следовало дать бойцам временный отдых, но в поселке были расквартированы два батальона тридцать шестой Забайкальской дивизии, поэтому пришлось организовывать временный лагерь и опять на свежем воздухе, в палатках.
Пока бойцы под руководством старшины ставили палатки, я решил узнать новости, благо на запасных путях еще ранее заметил штабной вагон. Здесь, у штаба, я лицом к лицу столкнулся с Щегловым… Не успел я основательно поругаться с не пускавшей меня в вагон охраной, как увидел в проеме знакомое лицо.
– Ба! Костя! На ловца и зверь бежит! Я уж нарочного за тобой на Нерчинский завод послал. – Щеглов с улыбкой протянул мне руку, и я мигом влетел в тамбур. – Проходи, Костя, садись. Чаю хочешь? Чего покрепче не предлагаю. Времени на гулянку нет.
– Нет так нет, а чай я час назад с комендантом укрепрайона пил. Как я понял, пора переходить к активной фазе? Пора в рейд?
– Точно, Костя! По нашим данным, в районе станций Чжалайнор и Маньчжурия китайцы возводят целый укрепрайон. Нам требуются сведения о численном составе группировки войск Чжан Сюэляна в этом районе и схема укреплений. Хочу предупредить, что даже приблизиться к строящемуся укрепрайону непросто, вокруг него в радиусе десяти верст постоянно перемещаются конные патрули.
– Возможно, вот это послужит пропуском в зону? – Я неторопливо достал из бумажника документ, извлеченный когда-то из кармана убитого атамана.
Вызванный переводчик, прочитав документ, прищелкнул языком:
– Большой капитана. Ходить, ездить везде. Сам Лян Чжуцзян[62] бумага подписала.
– Ну и везунчик ты, Костя! – Сергей в восторге хлопнул меня по плечу, а в следующую минуту задумался, почесывая лоб: – Это бумаги Красницкого? Интересно было бы узнать, чем он занимался в армии Чжан Сюэляна? Впрочем, оставим это. Давай сейчас продумаем маршрут движения. Лучше всего пересекать границу в районе Трехречья. Путь удлиняется в три раза, зато меньше вероятность быть сразу угробленными…
Глава 17Александр Гаранин. Пока еще личный советник Хозяина
Только что закончилось чрезвычайное совещание членов Политбюро. Закончилось, собственно, ничем. Хозяин осторожничал с принятием решений.
На заседании помимо обычного состава присутствовали Менжинский и Чичерин[63]. Рассматривался только один вопрос: отношения с Китаем.
Сначала заслушали Чичерина. Собственно, он не сказал ничего нового, все уже знали, что КВЖД фактически перешла в руки Мукденского правительства Чжан Сюэляна. Китайскими военными захвачены телеграф, советские торговые представительства. По всей линии КВЖД закрыты и разгромлены профсоюзные и кооперативные организации. Арестованы сотни советских граждан. Китайские войска в зоне КВЖД приведены в боевую готовность. Наш наркомат иностранных дел уже ответил нотой на эти безобразия, но было ясно, что этим дело не закончится. Слишком большое влияние на Чжан Сюэляна оказывает Чан Кайши, а последний, мягко говоря, не питает симпатий к Советскому Союзу, впрочем, как и к Японии.