«Интересно было бы посмотреть, как Буренко собирался штурмовать эту крепость с помощью комендантской роты?» – подумал я, глядя на сотни китайцев разных возрастов, снующих по своим делам. Конечно, его первоначальный план совершенно не годился. Сегодня до двух часов пополудни мы спорили до хрипоты и в конечном итоге решили все свалить на наш «авось». То есть действовать по обстоятельствам.
Внутри харчевни, у самого входа, нас встретили двое крепких парней. Обыскивать не стали, а молча, слегка поклонились и повели запутанными коридорами внутрь здания. В комнате с низким потолком, освещенной сумеречным светом, льющимся из двух крошечных окошек, за столом сидело трое. Естественно, китайцев. Старик, сидящий по центру, был одет в традиционный халат, богатую шапку, из-под которой выглядывала туго заплетенная коса. Одежда других не выделялись из общепринятой сейчас у китайцев моды. Сидящий слева от старика приглашающе указал нам на стулья, и разговор повелся через нашего сопровождающего.
– Что привело уважаемых к нам? – спросил «молодой».
Я, зная понаслышке о китайских церемониях, даже слегка растерялся. Ничего себе деловой подход! Сразу быка за рога. Наверное, у европейцев или американцев эту привычку приобрели. Во время интервенции кого здесь только не было! Впрочем, меня это устраивало.
– Нас интересует возможность проведения крупного теракта в городе. За оплатой дело не станет, – сказал я.
– Поточнее можете объяснить? Или вам все равно, потопим ли мы единственную канонерку пограничников, сегодня стоявшую в порту, или прихлопнем чиновника наркомпроса? [10]
После провала операции по поимке «казачков» их истинные цели остались неизвестны. Зато при обсуждении операции Буренко вскользь упомянул о важном событии, которое произойдет в городе на днях. Рискну.
– На этой неделе во Владивостоке соберутся на совещание начальники погранзастав Приморья. Руководство казачьего союза предлагает вам совершить налет и уничтожить всю «верхушку» пограничного ОГПУ. В свою очередь, мы гарантируем оплату…
Китайцы переглянулись.
– Сколько? – только и спросил молодой манза.
– Полпуда золотом и восемьдесят тысяч иен за акцию.
– Надо подумать. Вы уедете, а нам здесь жить. Большевики после такой операции всех на уши поставят. Но мы не отказываемся. Возможно, найдем выход, который устроит и ваших нанимателей (ага, это он о японцах!), и нас.
Следили за нами довольно нагло – практически не скрываясь. Двое, откровенно бандитского вида китайца, следовали за нашей троицей от Миллионки. Чжэн попервоначалу нервно оглядывался. Дима спокойный, как удав, величаво плыл сквозь толпу снующих торговцев, даже не смотря по сторонам, а я искал в столпотворении до зарезу нужную мне сейчас лавку с канцелярскими товарами. Наконец, уже в черте Семеновского базара заметив книжную лавку, я резко нырнул внутрь, предварительно бросив Диме:
– Китайцев в лавку не пускай.
В помещении было пустынно. Лишь за прилавком дремал сухонький «божий одуванчик», в круглых очочках – по виду типичнейший Карл Густавович. То бишь немец. Рядом с прилавком, на пюпитре, я сразу заметил чистый лист бумаги, чернильницу и перьевую ручку. Не обращая внимания на старика, я подскочил к подставке и, скрежеща плохим пером, вывел, умудрившись при этом посадить пару клякс: «Жду после девяти в трактире на Первой Круговой». Я поднял голову и встретился взглядом со стариком. В мудрых глазах немца светилась ирония.
– Чем еще могу служить, молодой человек?
Ничуть не смутившись, я потребовал конверт, марку и, с сожалением оглянувшись на полки, заполненные тяжелыми рядами фолиантов, быстро упаковал конверт.
– Спасибо, Карл Густавович, на днях непременно загляну к вам, – сказал я, бросая две рублевые бумажки на прилавок.
Старик недоуменно пробормотал:
– Вообще-то я не Густавович, но все равно – милости просим.
От сильного толчка дверью Дима, все приказы воспринимающий буквально, получил удар в корму.
– Ты чего дерешься? – обиженно спросил он, почесывая пострадавшее место.
– А где Чжэн? – игнорируя вопрос приятеля, спросил я.
– Ушел куда-то. Сказал, завтра в это же время здесь, у лавки, нас дожидаться будет.
– А хунхузы?
– Да вон они! – Дима прямо махнул лапой на соглядатаев, сидевших за маленьким столиком под навесом китайской харчевни.
– А теперь куда?
Я взглянул на заходящее солнце, вздохнул и ответил:
– В Солдатскую слободу. В кабак с нами манзы не сунуться. Китайцев на Круговой[11] не очень-то жалуют, но сначала надо письмецо на Ленинской[12] в ящик опустить.
Мы шли по главной улице города и с интересом поглядывали на женщин, не спеша фланирующих в поисках вечерних развлечений. Шел восьмой час вечера, и давно уже пора было известить начальство о наших планах.
– Загороди меня от филеров, – попросил я своего широкого товарища. В момент, когда мы вплотную приблизились к почтовому ящику я быстро и незаметно для окружающих забросил конверт внутрь. В тот же миг из дома напротив вышел человек в форме почтальона, но я на него лишь взглянул и в следующее мгновение вскочил в пролетку, неторопливо проезжавшую мимо моего носа. Дмитрий последовал за мной.
– Гони на вторую Круговую! – шепнул я извозчику, и добрая коняга с ходу резво понесла нас в темноту узеньких переулков.
Оторваться от китайцев не удалось. Не прошло и пяти минут, как сзади послышался стук копыт, и при повороте в очередной переулок я заметил шикарную коляску с двумя лошадками в запряжке, в которой расположились наши преследователи. Так они и ехали до самой слободы, держась от нас на расстоянии двухсот метров. На окраине поселка остановились. Все же им хватило ума не соваться в вечернее время в рабочий поселок, иначе огребли бы по самое не балуйся.
– Куда прикажете? – спросил извозчик в тот момент, как мы въехали на территорию района.
– Давай к кабаку, – сказал я и не прогадал. Правильно мыслю: в рабочем районе, да без питейного заведения? Так не бывает.
– Вам в «Железку» или «Дезертиры»? – Вот, их оказалось даже два.
– Гони в «Железку», – сказал я наобум, и через пять минут мы уже входили в донельзя загаженный зал, где вечерами собирался местный люмпен-пролетариат.
Зал встретил нас пьяными репликами, взрывами хохота и матерщины. В воздухе витал застарелый аромат смеси сивухи, немытых тел и кухонного чада. За длинными столами сидели никак не менее сорока человек, что для не слишком большого зала показалось мне вначале приделом заполненности. Но, присмотревшись, я увидел в углу небольшой столик. На наше появление, казалось, внимания никто не обратил.
– Да, это тебе не «Славянский базар»! – с видом знатока во всеуслышание объявил Дима и шагнул следом за мной. Я даже оборачиваться на этого идиота не стал, а зря. После ловко подставленной подножки он, споткнувшись, ударил башкой меня в задницу и тут же с рычанием стал разворачиваться. Боец хренов!
– Стой, придурок! – зашипел я, оборачиваясь. При этом, улыбаясь, поднял руки, как бы заверяя местных подонков в своих благих намерениях. В следующее мгновение я, двигаясь задом, плюхнулся на стул.
– Господа-товарищи, этот столик после одиннадцати занят, – известил нас неряшливо одетый половой и небрежно смахнул со стола замурзанной тряпкой крошки и зазевавшегося таракана.
– А мы и не собираемся сидеть до полуночи, – ответил я с любезной улыбкой.
– Сделай-ка нам, братец, чайку, расстегайчиков с рыбкой и картошкой. Если нет, с рыбой, то с потрошками.
– Водки, товарищи? – состроив на траченном оспой лице угодливую улыбку, спросил половой.
– Нет, товарищ, мы абстиненты, – довольно решительно заявил я, стараясь не глядеть в сразу затосковавшие глаза своего напарника.
– Развелось сектантов, бляха-муха, и плюнуть некуда! – пробурчал под нос половой, величественным шагом удаляясь за кухонную перегородку.
Прошло два часа, мы уже практически отужинали и даже расплатились, когда в дверях появился товарищ старший уполномоченный, наряженный в какой-то драный, серый пиджачишко и ямщицкий картуз. Бороду приклеил… конспиратор, а штаны форменные сменить забыл! Но Буренко и не собирался светиться в кабаке, а просто кивнув нам, сразу вышел. Ну и мы не стали задерживаться. Проходя мимо своего обидчика, тихо горевавшего за граненым стаканом, Дима мстительно, походя, ткнул его носом о столешницу и, не дожидаясь реакции зала, тут же выскочил наружу. За ним последовал и я.
– Нет, ты понимаешь, что за акцию хунхузам предложил совершить! Да еще Чжэн Чэнгуна потеряли! Мама дорогая! – красно-бурый Буренко метался по небольшой горнице нашей новой конспиративной квартиры. Он вздымал руки, брызгал слюной и обзывался нехорошими словами, самое безвредное из которых в мой адрес было «контра». Я не оправдывался, молчал в тряпочку. Если он профессионал, то сам должен понять, что мы шли на встречу с бандитами без определенного плана, вот и пришлось выкручиваться. Наконец Буренко успокоился, сел к столу, дернул полный стакан очищенной и замер.
– Хорошо, значит, хунхузы, говоришь, пока на акцию не согласились? Ребята поумнее тебя оказались.
Станислав Николаевич опять стал ходить по горнице, потирал лысину. Видимо, массаж способствовал мыслительному процессу, потому что через пять минут он вызвал со двора сопровождавших его сотрудников и отдал распоряжения. После этого присел к столу.
– Ну, ребята, и задали вы мне задачку! Но ничего, – он подмигнул и, энергично рубанув рукой воздух, высказался: – Придумал! Наши товарищи пограничники слишком нам дороги, чтобы рисковать их головами. Поэтому поступим так…
Три дня мы сидели на конспиративной квартире, по словам Буренко нам следовало выдержать паузу. А в это время в «конторе» был пущен слух о том, что на днях морским путем прибывает груз золота с Амурских приисков. Буренко – хитрая рыбина, подослал своих агентов к предполагаемым предателям. В информации, скормленной индивидуально, каждому из подозреваемых, час и место прибытия бронекатера с золотом сильно разнился.