– Представляю, с каким нетерпением главари ждут вашего появления! – со смехом говорил он на второй день нашего вынужденного отдыха. – Напасть-то они нападут на бронекатер в любом случае, но и упустить оплату за предстоящий грабеж хунхузы явно не желают.
– А катер действительно придет? – с показной ленцой в голосе поинтересовался я.
– Обязательно! Тут работаем без дураков! – воскликнул начальник, привычно бегая по горнице.
– Я тоже на это надеюсь. Но если бронекатер прибудет не в обозначенное место и время? Операция может сорваться.
– Наоборот. Надо смешать их планы, заставить хунхузов нервничать. Катер прибудет только к вечеру. К этому времени главари, изверившись в своих подчиненных, решат сами поучаствовать в операции. К тому же швартоваться судно будет в бухте Федорова, а это далеко от первоначально обозначенных высадок в бухтах Первой и Второй Речки. В бухте Федорова хунхузов будет ждать засада.
– А вдруг они решатся напасть на катер еще в заливе?
– На чем? На лодках юли-юли? Вот следить за заливом они будут, это точно. У них целая система связи, не так ли, Чжэн? – обратился он к китайцу.
Чжэн Чэнгун тоже коротал время вместе с нами. Не решился податься в бега, а, как и обещал, терпеливо ждал нашего прибытия у означенного места на Семеновском базаре. На вопрос Буренко он кивнул и пояснил:
– Скорее всего, лодки будут держаться в пределах видимости друг друга и, как только интересующий объект появится, подадут знак флажками. Система сигналов, конечно, не такая, как на ваших военных кораблях, но не менее эффективна.
Интересный китаец, говорит прямо как российский интеллигент. Интересно было бы узнать, где он нахватался таких выражений?…
Ночь, мне не спится, ворочаюсь и с некоторым раздражением и завистью вынужденно слушаю заливистый храп моего толстокожего товарища. Тик-так, тик-так, отсчитывают ходики – каждая секунда прожитой жизни перед риском потерять ее сегодня отмеряется довольно четко. В Москве сам стремился на оперативную работу, а сейчас перед делом вдруг охватил какой-то мандраж. Буренко, конечно, не жалко прикомандированную рабочую скотинку. Чтобы как-то отвлечься, вслушиваюсь в звуки за окном. На одиноком тополе во дворе заухал сыч, ему тут же с живейшим интересом ответила местная кабыздоха, на гавканье которой откликнулся хозяин поместья. Обложив беднягу трехэтажным матом, он спугнул нежную птицу, после чего собака примолкла, лишь изредка поскуливала, жалуясь на тоскливую скуку. Но вот примолкла и она, а в соседском саду подал голос соловей. Сначала робко, затем разразился длинной трелью. Под соловьиное пение я и уснул…
Проснулся после трехчасового сна в районе четырех утра, и, выйдя во двор, размялся, сопровождая физические упражнения дыхательной гимнастикой. Потом облился холодной водой из колодца, и мои ночные страхи куда-то пропали. Жизнь вновь заиграла оптимистическими красками, и сразу страшно захотелось жрать. Хозяйка дома, краснощекая молодка, как раз растапливала во дворе летнюю печь. Обтянутый шерстяной юбкой тугой зад склонившейся над очагом бабенки сразу навел меня на определенные мысли. Да, долгонько я говел! Пялюсь на прелести слегка перезрелой красотки и вдруг замечаю, что она хитрым взглядом черного глаза косится на меня. Да еще и подмигнула!
– Хозяйка, накормишь? – враз охрипшим голосом пробормотал я.
– Могу и накормить, – двусмысленность фразы улыбающейся бабенки призывала к действию. Чем я и воспользовался.
Вмиг сократив расстояние, я развернул ее к себе и запечатал сочные губы крепким поцелуем. Через минуту, так и не разжимая объятий, мы очутились в сарае под сеновалом. Тут уж ничего не поделаешь, пришлось бабенку выпустить из объятий, зато, пока она поднималась по скрипучей лесенке на сеновал, я в полной мере ощутил ее стати, слегка придерживаясь за корму молодки. А в следующее мгновение сам орлом взлетел на сеновал, на ходу скидывая с себя одежду.
– Тише, тише, оглашенный, одежонку не рви, – шептала она, а сама уже принимала меня в свое жаркое нутро и энергично подавалась навстречу…
– Марья! Куда подевалась, чертова баба? – петушиным вскриком донесся до нас заспанный возглас законного супруга, вышедшего во двор. – Ты посмотри, плита еле теплится, а эта сукина дочь шарится неизвестно где.
– Боров кастрированный, – с досадой прошептала разгоряченная молодка. – Сейчас иду! Опять пеструшки на сеновале снеслись! Хрен лысый, ты когда дыры в курятнике заделаешь? – перешла она в наступление.
«Интересно, а где она на сеновале яйца найдет?» – подумал я, с опаской отодвигаясь в сторону. Но ничего, подруга пошарила в глубине сеновала и действительно выползла с пятком яиц в руках. Я умиротворенный лежал на сеновале и слушал ругань супругов, которая постепенно переместилась внутрь дома. После чего быстро соскользнул вниз и отправился к кухне – искать свой заслуженный завтрак.
Не успели мы позавтракать, как в дом пожаловал Буренко.
– Все, ребята, заканчивайте, – поторопил он нас с Димой.
А нам что? Нищему собраться – только подпоясаться. На поясе, правда, браунинг и наган в кобурах с обоих боков, под широким кожаным пиджаком. Стреляю-то я с двух рук. Еще пара метательных ножей в рукавах приспособлены. Вот и все мое вооружение. У Димы тоже наганы. Безотказный револьвер теоретически имеет на тысячу выстрелов всего одну осечку. Будем надеется, мне и одного нагана хватит, а патронов у меня в карманах, как у дурака махорки. Перед выходом Буренко выдал мне сверток с деньгами.
– Здесь десять тысяч иен, – прокомментировал он.
– Как десять тысяч? Они же просили половину вперед?
– Ничего, скажете, проблем не будет, после дела расплатитесь, – «успокоил» он меня.
Буквально через час мы уже были в китайском квартале, у «Золотого лотоса». На этот раз с нами разговаривал старик – двое молодых главарей, очевидно, уже сидели в засадах, поджидая прихода катера. Пожилой манза что-то негромко спросил, и Чжэн перевел:
– Почему вас так долго не было?
– На границе вышла задержка, уважаемый. Пограничники обстреляли людей, доставлявших нам деньги.
– Выходит, платить вам нечем? – спросил хунхуз.
– Отчего же? Обязательно заплатим, вот аванс. – Я небрежно подкинул сверток с японской валютой по другую сторону столешницы. – Здесь десять тысяч иен, да еще мы и сами поучаствуем в акции. Поверьте, мы – ребята опытные. В крайнем случае можете подержать нас в заложниках, пока не прибудут деньги.
Старик тщательно пересчитал деньги и заявил:
– Хорошо, только цель акции будет другая, и произойдет она сегодня.
Я состроил недоуменное лицо:
– Это как? Выходит, не на пограничников нападем? Мы так не договаривались! – Я вскочил с места, старик успокаивающе поднял руки, и двое ринувшихся было на меня телохранителей, замерли истуканами.
– Спокойно. Мы сделаем большевикам больнее. Люди – навоз, а потеря десяти пудов золота для Советов очень больно ударит по экономике края. Тем более мы переправим потом золото именно в японский банк в Шанхае. Сейчас вас доставят к Ма Хуну – он руководит всей операцией. Возможно, вы еще успеете поучаствовать в нападении на конвой…
Ма Хуном оказался тот молодой парень, разговаривающий с нами при первой встрече. Сейчас, уже в полдень, он заметно нервничал, поглядывая в бинокль на воды Амурского залива.
«Судя по времени, предатель в нашей конторе, сливающий китайцам информацию, определился. Надо всего лишь постараться остаться в живых», – думал я, глядя на низко висящие тучи и почти пустынную акваторию залива. Кажется, собирался шторм, но несколько лодок, несмотря на моросящий дождь, сильные порывы ветра и довольно крутые волны, лавировали в отдалении и вроде не собирались причаливать к берегу.
Шайка хунхузов рассредоточилась на пустыре, невдалеке от пирса. Вооружения не скрывали, да и от кого? Одно слово – пустырь, от основных улиц прикрыт косогором. У берега только несколько рыбацких лодок, владельцы которых старались не замечать столь опасных соседей. Время тянулось медленно, мы успели перекусить рисовыми пирожками, начиненными креветками, – Ма Хун пожертвовал от щедрот своих.
Затем мы с Димой укрылись от дождя в полуразрушенной лачуге, а Чжэн остался со своими земляками. Предстоящая сшибка не казалась легкой. Сорок боевиков, вооруженных винтовками, револьверами и холодным оружием – серьезная угроза даже для целой роты, а нам еще надо постараться захватить главаря живым. М-да, задачка!
Ближе к вечеру тучи разошлись, ветер стих и лишь волны в заливе никак не могли успокоиться. Именно в это время был получен сигнал, что катер появился в пределах видимости наблюдателей. Но через полчаса стало ясно, что катер не собирается идти до Второй Речки. А тут еще прибежал посыльный, очевидно, от осведомителя и передал, что конвой, приписанный сопровождать золотой запас до хранилища, направляется в бухту Федорова. Надо отдать должное хунхузам – никакой суеты! Быстро погрузились в телеги и коляски, на которых приехали сюда, и – вперед. Дима и я ехали в двуколке вместе с Ма Хуном, а наш китайский приятель Чжэн, похоже, тихонько слинял под шумок. Ну да бог с ним. Куда он денется от чекистов, раз уже засветился?
Не жалея лошадей, отряд несся по узкой дороге, пугая редких прохожих. Прибыли к пирсу у бухты, едва не опередив конвой. Казалось, все складывается удачно для хунхузов, катер подошел к пирсу, и едва матросы перекинули сходни, охрана споро перетащила на подводу три ящика с грузом. Но отъехать не успели…
Двуколка Ма Хуна двигалась в конце колонны, но и без главаря хунхузы знали, что делать. Они спрыгивали с повозок и с ходу вступали в перестрелку с немногочисленной охраной. В этот момент с чердака ближайшего дома ударил пулемет, а из-за камней, наваленных рядом с пирсом, прогремел залп.
Хунхузы попали под перекрестный огонь, и в первую же минуту половина из них были ранены или убиты. Ма Хун – ловкий черт! В тот момент, когда убитый возница нашей двуколки валился на землю, главарь перехватил поводья и резко развернул повозку. Я позволил ему это сделать, нечего было подставлять собственные головы под случайные пули, и, лишь когда двуколка перевалила через бугор, подмигнул Диме.