— Надеюсь, — с едва уловимой ноткой сомнения ответил Арчибальд. — Тут одна маленькая хитрость безоблачную картину портит… О чем я и хочу с вами поговорить.
Глава десятая
— Ну, как обычно, — сказал я, вложив в голос всю доступную мне иронию. — Непременно в самый интересный момент появляется какая-нибудь маленькая загвоздочка, и все начинается по новой. Разве не так, коллега? — обратился я к Антону. — Хоть раз бывало, чтобы мы сделали какое-нибудь дело, к которому у тебя возникал внезапный интерес, подвели черту и благополучно разошлись?
— А чего же ты хочешь, брат? Несколько даже странно слышать столь наивный вопрос из уст взрослого, по общему мнению — неглупого человека. Вы же не в скиту сибирском от мирской жизни и козней дьявола спасаетесь. Да и там, по-моему, третий закон Ньютона никто не отменял. Любой шаг вверх открывает новые горизонты с соответствующими последствиями.
Тут он, безусловно, прав, я и сам прекрасно понимал, что до тех пор, пока ты жив, любое твое действие (ход на шахматной доске) вызывает целый спектр новых возможностей, вариантов и противодействий. Только отчего-то у нас сплошной цугцванг все время получается. Однако, с другой стороны, каким-то образом мы все время выпутываемся. С постоянным риском проходим по самому краешку, получаем массу новых впечатлений, да и жизнь на подконтрольных нам территориях складывается вполне благополучно. То есть в каждом предыдущем случае цугцванг каким-то образом оборачивался выигранной партией. Ну, совершенно по Алехину.
И все равно манера Антона вместе с его Замком порядочно меня раздражала, и чем дальше, тем больше.
— Да мы-то в ваших делах при чем? Спасли мы соединенными усилиями в очередной раз мироздание, ну и давайте на сем успокоимся. Или хотя бы нас оставьте в покое. Неужели со своими «загвоздочками», «закавыками» и прочими «загогулинами» такие крутые парни, как вы, сами разобраться не могут? А я бы предпочел немедленно в сопровождении жены и вновь обретенного друга отбыть в Новую Зеландию, морем, на «Призраке», что, кстати, состояло главным условием нашей «сделки», и заняться там игрой в гольф и охотой на вальдшнепов. (Черт его знает, водятся на островах на самом деле вальдшнепы или нет, но звучит красиво, вполне подходящее занятие для потомственного аристократа.)
— И чтобы роботы остались в нашем полном распоряжении, старые, и еще штук тридцать добавить неплохо. Неудобно каждый раз у Воронцова «батраков» выпрашивать, — добавил Сашка.
— Никаких возражений. — Арчибальд выражал на лице полное согласие с моими словами и всемерную готовность споспешествовать. — Мы на самом деле можем только приветствовать ваше желание удалиться от дел и посвятить себя тихим радостям жизни. Что может быть лучше — отдыхать, ничем не омрачаясь, перечитать на досуге что-нибудь вроде «Записок об ужении рыбы» и «Записок ружейного охотника» господина Аксакова. Сбор грибов также много способствует восстановлению пошатнувшейся нервной системы…
Издеваться изволит! Чересчур очеловечился, Арчибальд Тьюрингович, так бы ему правильнее было называться. Только вот к чему он клонит?
А тот продолжал:
— И никаких препятствий к этому нет, я без всякой задней мысли говорю. Ты, Александр, свою часть задачи выполнил выше всяческих похвал. В узлах Сети талантливо поработал, «лабиринт» прошел, друга нашего Антона к нормальной жизни вернул. Главное же — вы с ним дуггурам достойный отпор дали…
— Как там они, кстати? — вмешался Сашка, интерес которого к окружающей жизни возвращался на глазах. — Начали давать показания?
— Увы, к глубочайшему сожалению, мои успехи в изучении этих интересных существ исчезающе малы. Я только-только начал подбирать ключи к их странной психике, ни с чем подобным раньше сталкиваться не приходилось. В очень сильном приближении подобное устройство мозга и нервной системы можно сравнить с тем, что отмечалось исследователями у псевдогуманоидов одной отдаленной Галактики. Но те не поднялись выше примитивной, чисто биологической, на уровне земных ос «цивилизации». Здесь иное, здесь полноценная, техно-магическая, я бы так выразился, культура, использующая наряду с огнестрельным оружием межфазовые переходы и психотронику пока неизвестного нам механизма действия. Люди и дуггуры в области мыслительных процессов совместимы примерно так же, как армейский полевой телефон с мобильным двадцать первого века.
— Мне показалось, что они, со своей стороны, постигли нас гораздо лучше. По крайней мере, ориентируются в человеческом мире достаточно свободно, — заметил Шульгин, и мы с Антоном дружно кивнули. Впечатление совпало. Чтобы организовать правильный штурм здания, защищаемого войсками очень развитой в военном отношении армии, нужно разбираться в достаточно широком спектре земных реалий. Включая знание топографии, архитектуры, тактики и анатомии.
— Убедительного капитана НКГБ вместе с машиной и говорящими по-русски сотрудниками сотворить — тоже нужно уметь, — сказал Антон, почувствовав исходящий от меня импульс. — Мы, пожалуй, командира «летающей медузы» изобразить не сможем…
— Командира кайзеровской подводной лодки — тоже, — добавил Сашка.
— А кто тебе сказал, что тот капитан — произведение дуггуров? — вскинулся Арчибальд. — Вполне мог оказаться настоящим, приехавшим по своему делу… Совпало так.
— Святое дело. — Шульгин откровенно веселился. — За мной — наркомом — лейтенанта прислали, а за бродягой, в канализацию лезущим, — капитана.
Тут уже я вступил:
— Свободно так и могло быть. Курирующему Арбат капитану проще появиться на объекте, чем творению даже вам непонятных существ… Мне уже надоело всуе поминать бедного монаха Оккама.
Шульгин постепенно восстанавливал лучшие черты своих личностей.
— Как бы там ни было, факт одновременного появления в одном месте и в одно время Антона, неизвестно откуда и зачем выдернутого, наряда НКГБ, дуггуровской «медузы» плюс белогвардейцев с пулеметом очень тянет на перебор, — сказал он. — У вас это не вызывает легкого удивления?
Показалось, наши хозяева и собеседники не то чтобы смешались, а отчетливо потеряли кураж.
Я давным-давно отработанным жестом пальцев, сейчас опущенных ниже подлокотника кресла, показал Сашке, что — хватит. Тема обозначена, пусть теперь наши партнеры сами развивают свои онтологические проблемы.
Он понял.
Стараясь выглядеть грубым, слегка жестоким, как и полагается офицеру воюющей армии, я предложил Арчибальду:
— Давай пленников, поговорю. Ни разу не случалось, чтобы мне не отвечали, когда я спрашивал. Непреклонные герои только в сказках соцреализма водятся. Какие бы у них ни были мозги, кристаллические, гидрофильные, пластмассовые — в обычной жизни способы есть. Паяльником, электротоком, химией, убеждением, наконец… Проводи меня к ним. Александр Иванович тоже не против выяснить, что же они в Барселоне делали…
— Я очень тебя понимаю, — сказал Арчибальд, и по его лицу было видно, что не прочь бы он войти со мной в расстрельный подвал с «наганом» в руке, но чтобы я шел первым и в наручниках. — Только разговаривать не с кем. В том смысле, что исчезли они. Как только вы парадокс устранили, пленники немедленно… исчезли.
Здесь и Антон слегка опешил.
— Но ты же говорил, что из силовых коконов и через барьер нулевого времени им не выбраться…
— Говорил. А они и не выбирались. Их здесь теперь просто не было. Еще не было.
Ход мысли Арчибальда, которую он нам вкручивал, понятен. Раз мы действительно «отмотали пленку назад», дуггуров здесь (там) и вправду быть не должно. Но появиться могут. Тем или иным способом. Возможности их якобы неведомы ни Замку, ни Антону. Единственный приемлемый для нас и всей Земли вариант и надежда — что они не смогут выбраться из той самой, теперь — гипотетической, закукленной реальности. Захотят и дальше резвиться — пожалуйста, но в строго отведенном месте…
Беда в том, мы с Сашкой это четко понимали — Арчибальд как таковой и весь Замок в целом лишены главного — творческой интуиции и полета фантазии. Просчитывать развитие процессов по экспоненте и перебирать варианты — сколько угодно, а вот догадаться, на что способна многотысячелетняя цивилизация, живущая по неизвестным нам законам и руководствующаяся даже приблизительно не изученными логиками, — они пас.
Это как с самым совершенным шахматным автоматом. Одного гроссмейстера, самого чемпиона мира стиля Ботвинника или Ласкера, он, теоретически, обыграть может, но если против него выставить команду из десятка (я не говорю о тысячах) гроссмейстеров, мыслящих подобно Капабланке, Талю и Фишеру (если бы они были способны к командной игре), — ему труба.
Мы, в свою очередь, вообразить можем все, что угодно, но информационно — слепцы в темной комнате. Единственный наш шанс — изобрести какую-нибудь хитрейшую мыслеформу…
Мыслеформа тут же и появилась. У меня, а Сашке и объяснять не нужно, сам догадается, как догадывался, кого бить первым в драке против десятка молодых оболтусов на перроне станции Бирюлево-товарная.
Ловят нас, как я догадался, на дешевую туфту. За Антона не скажу, а Арчибальд-Замок явно придумал остроумную, на его взгляд, комбинацию. Чтобы доказать (нам — не знаю, а себе — наверняка), что превзошел он человеческие и потусторонние замыслы и способности. Что теперь он — «Король горы», а мы так, по нужде в степь вышли.
Ну-ну…
Параллельно я подумал, а не собирается ли Арчибальд предложить нам нечто вроде рейда в мир дуггуров? С него станется, ибо он, по определению, знает, что такое нравственность и гуманизм, но целесообразность для него наверняка приоритетнее…
Ну уж нет, на такое я подписываться не собираюсь!
Так я и сказал, а Шульгин, промолчав, кивнул согласно.
— Нет, нет и нет! Даже мысли подобной мне в голову не приходило, — всплеснул Арчибальд руками, но в глазах мелькнуло нечто.
Вот именно, «не приходило», по той же самой причине, а теперь, с моей подсказки, глядишь, и пришло.