Так же и она, когда возникала угрожающая ее личному благополучию или общему делу ситуация, немедленно переходила в боевой режим. И тогда не уступала своей бывшей начальнице Сильвии, а то и превосходила ее, преимущественно за счет того, что по исходному психотипу относилась не к британским аристократкам, а к «женщинам русских селений», специализирующимся на конноспортивной и противопожарной деятельности.
— Показывайте, — довольно резко сказала она, подходя к ведущей в недра квартиры двери.
Даже я удивился: ничего вроде бы не предвещало обострения. Или почувствовала там такое, чего не уловил ни я, ни Удолин?
В руке ее блеснул перезаряженный и готовый к бою портсигар.
Черт его знает, вдруг по ту сторону уже сосредоточились пресловутые, не к ночи будь помянуты…
Настроение Ирины подействовало и на нас. Все, кроме профессора, вооружились развешанными прошлый раз на крючках одежной вешалки карабинами «ШСМ-84»[71]. Надо же их как-то именовать.
Пользоваться этими штуками давно умел каждый, а Лариса, бывшая биатлонистка, в бою с напавшими на поезд бандитами вообще показала такой класс прицельной стрельбы, что Шульгин до сих пор вспоминал об этом с восхищением.
К легкому разочарованию (и одновременно облегчению), за дверью не оказалось совершенно ничего опасного и даже интересного, сверх того, что наша троица уже видела. Тараканы и те не бегали по навощенному паркету.
Под предводительством Ирины, держащей блок-универсал в обращенной вперед ладони, мы обошли все помещения, включая ватерклозеты, ванную, чуланы и прихожую. Чисто.
— Да, если здесь все как следует обставить, — сказала Ирина, пряча портсигар в широкий карман юбки, — получится очень неплохо…
— А чего ты вдруг всполошилась? — спросила у нее Лариса, садясь на подоконник в обширной гостиной, двустворчатой дверью выходящей в парадную прихожую, и закуривая.
Ох, не люблю я таких позиций — в освещенном помещении спиной к выходящему на улицу окну. Инстинктивно не люблю. Пусть там и безлюдная Москва якобы конца прошлого века, где опытных киллеров на одно цареубийство днем с огнем не сыскать. И сдернул ее за руку, предложив сесть просто на пол, если хочется. Или — перейти в соседнее помещение, где Шульгин уже создал меблировку по своему вкусу.
Ирина скользнула взглядом по фигуре Ларисы, снизу вверх, не более чем на секунду задержавшись глаза в глаза.
— Я, — в голосе Ирины прозвучало искреннее изумление, — всполошилась? Ты меня когда-нибудь видела всполошившейся? Я только подумала, для чего и кто приглашает нас войти туда, где нам делать совершенно нечего…
— Но пошла?
— Вы захотели — я пошла, приняв обычные меры предосторожности. Мне не хотелось, чтобы тебя сожрали или утащили в свои норы монстры… — издевка в голосе моей подруги достигла крайнего предела вежливости, — в качестве генетического материала.
— Как видишь — ошиблась…
— Хотела бы я так быть в этом уверена. Не допускаешь, что они здесь были, но своевременно сбежали?
— Милые дамы, прекратите, пожалуйста, — с мольбой произнес Удолин. — Я неоднократно видел, чем кончаются подобные споры…
И Ирина, и Лариса дружно рассмеялись. Наверное, профессор четко оттранслировал им картинку бабской склоки, переходящей в классический «бой без правил». Бесспорно, Лариса в таком бою не имела бы ни единого шанса, но поначалу, выйди они на ринг хоть в бальных платьях, хоть в одних кожаных шортах, сторонние зрители растерялись бы — на кого из двух разъяренных красоток делать ставки.
— Брэк, девочки, брэк, — сказал Левашов, великолепно уловивший глубинную суть конфликта, — не за этим собрались. Вернемся — спортзал к вашим услугам. Вы, кстати, давненько спортом не занимались. А нам предстоят сложные времена. Фехтование, рукопашный бой, силовые тренажеры — непременно. Аня в отличие от вас каждый день качается и в бассейне километр проплывает, берите пример…
— Молодая, вот и забавляется, — довольная, что можно сменить тему, ответила Лариса.
— Ты ее намного старше? — оставляя за собой последнее слово, как бы в сторону бросила Ирина.
А и правда, Лариса старше Анны всего на пять лет, только годы эти, как на фронте, один за три.
— Что, попробуем выйти? — прервал дамское противостояние Шульгин, протягивая руку к задвижке входной двери. Карабин он повесил на плечо стволом вниз, но привести его в боевое положение хватит и полусекунды.
— Я бы не советовал, — мягко сказал Удолин. — Выйти, может и выйдем, а войдем ли обратно? Смотрите, снаружи — ни души. И окна не светятся, и даже ветки на деревьях не шевелятся…
— Зато уличные фонари — горят. Тот же самый эффект невключенности, — пояснил Левашов. — А стоит нам включиться, попросту — дверь открыть, жизнь и потечет…
— Давайте действительно не будем, — поддержала профессора Лариса. — Мало нам других забот…
— Мы откроем, а оно ка-ак выскочит! — замогильным голосом продолжил Сашка. — Только этого и ждет…
— Кто — оно? — Лариса сделала большие глаза.
— Не оно, а она. Монстра, — пояснил я. — Затаилась там… Пока мы по комнатам бродили.
— Все, все, хватит, пошли обратно, исследователи… — предложила Ирина, а Левашов продолжил:
— Да. Вы возвращаетесь, а мы буквально на полчаса вас оставим, имеется мужской разговор…
Мы вчетвером переместились в одну из комнат, которую Шульгин специально выбрал для предстоящего эксперимента. Здесь — никаких излишеств — прямоугольный стол посередине, четыре деревянных полукресла, шкафы и полки вдоль стен, где в нужный момент может появиться все необходимое.
Суть дела была проста, ничем особенно не отличалась от тех вещей, что мы вместе с Удолиным уже проделывали. В любом случае его мистические опыты казались мне менее опасными, чем прямые, «инструментальные» проникновения в Сеть по методике Замка.
Перед тем как принять окончательное решение о «втором исходе», за рубеж ХХ века, следовало все же выяснить «основополагающий», как любил выражаться В. И. Ленин, «вопрос нашей политической борьбы». Проще — стоит ли огород городить?
Удолин, проведший ночь в размышлениях и составлении подходящих к случаю магических формул и заклинаний, утром сообщил нам, что придумал совершенно блестящий план. Достаточно «развернуть в N-мерном эфирном пространстве определенные структуры матрицы Александра, чтобы выяснить степень материальности самой идеи присутствия так называемых дуггуров в пределах Главной исторической последовательности. Тот факт, что они достаточно убедительно проявили себя в предъявленных нашему вниманию эпизодах, никаким образом не свидетельствует в пользу их „подлинного“ существования. Необходимым и достаточным доказательством соотнесенности идеи подобной цивилизации с вещным континуумом[72] может явиться осуществившийся непосредственный контакт между нами и ними в некоей среде, которая должна быть эквипотенциальна для всех… э-э… фигурантов…»
На язык сами собой просилась бессмертная фраза: «Хорошо излагает, собака!»
Левашов слушал, сдержанно усмехаясь, а Шульгин довольно грубо прервал плавное течение профессорской мысли:
— Короче! Я так понимаю, вы намереваетесь организовать дружескую встречу заинтересованных сторон на нейтральной территории, где мы и они (если они вообще существуют), должны оказаться в равных условиях. В качестве фантомов, как Ростокин в тринадцатом веке, или — живьем. Верно?
— Если до предела примитивизировать, то приблизительно так, — поджал губы на скаку остановленный Удолин. — Мы прозондируем глубинные уровни вашего бессознательного, оно иллюзиям не подвержено. Если вы на самом деле встретились с дуггурами в мирах, чьи свойства допускают транспонирование до степени вещности, мы постараемся произвести рематериализацию ваших тонких сущностей и наконец-то сможем решить мучающую вас загадку «изъятой памяти». Меня она тоже весьма занимает. Мы ведь столкнулись с единственным за годы нашего плодотворного сотрудничества случаем столь избирательной ретроградной амнезии после выхода в астрал.
Вернувшись к точке ее возникновения, мы сможем выяснить, кто, зачем и как это сделал, но и не только! Я очень надеюсь, что удастся попутно разобраться с феноменом возникновения и функционирования столь странного межвидового симбиоза высших гоминидов «ин виво»…
— Если это симбиоз, а не обычное рабовладение, — вставил Левашов.
— Или одомашнивание, — продолжил я.
— В данный момент это не имеет принципиального значения, — огрызнулся Удолин. Мы ему мешали. Он охотно предпочел бы более почтительную аудиторию, но тут уж увы…
— В идеале хорошо было бы доставить сюда парочку образцов для изучения и попытки установления контакта на наших условиях, — мечтательно произнес профессор. — Уж мы бы не повторили ошибки наших «союзников»…
Да, в масштабности замыслов профессору не откажешь. А там кто его знает, вдруг да удастся выдернуть оттуда языка. Чем мы хуже фронтовых разведчиков? Потом допрос третьей степени с ментальной вивисекцией…
— Что же, давай, Константин Васильевич, попробуем отсюда мои мозги провентилировать, — согласился Сашка. — Посторонних влияний никаких не чувствуете, магических полей и прочего?
Удолин отрицательно помотал головой, указал на стол, характерным образом щелкнул пальцами.
Сашка понимающе кивнул, достал из ближайшего шкафчика и выставил на стол необходимый профессору продукт, освобождающий дух от цепей обыденности.
— Итак, наша цель, — начал он тоном медицинского светила, объясняющего студентам цель и ход предстоящей операции, когда пациент уже лежит на столе, лампы включены и ассистенты с инструментами наготове, — вскрыть глубинные слои памяти Александра Ивановича, выяснить, существуют ли в них сведения о том, произошло ли случившееся с ним на самом деле и сохранился ли хотя бы набросок маршрута, способный привести нас к цели. Я понятно объясняю?