— Ты нам писал, когда «такое» уже началось, — возразил Шульгин. — И у меня есть сильные подозрения, что твой аналог в тридцать восьмом ручку к этому приложил.
— Когда? — Лихарев явно не играл, он был откровенно удивлен.
— Будет случай — расскажу. Не я придумал все ваши «альтернативки».
— Зачем вы сегодня устроили бойню на Станции? — вмешалась Дайяна. — Мы изо всех сил старались не допустить ничего подобного…
— Чемберлен, Мюнхенское соглашение и так далее, — со всей доступной иронией ответил я. — Умиротворение агрессора. Не нужно лицемерить, мадам! Это неприятное твое качество я отметил при самой первой встрече. С вашими силами вы свободно могли пресечь агрессию в первый же час! Мы втроем навешали им от души, долго будут красными соплями отхаркиваться. А вы со всеми оборонительно-наступательными способностями сбежали в этот райский уголок. Да растерли бы их, как дерьмо сапогом, и вся забава… Бронеходы, флигеры, еще что-нибудь. Девочек своих в бой ввели! Хорошие ведь девочки, тренированные…
Я прихватил рукой за талию ближайшую, только что поставившую перед нами очередной, пыхающий паром кофейник. Она удивительно походила на встреченную мной в Гватемала-Сити кинооператоршу из малоизвестной миланской компании. Северные итальянки иногда бывают чрезвычайно хороши. Не то что всякие сицилианки, калабрийки и даже неаполитанки.
Правда, та Франческа (или — Франциска), подзабыл уже, была лет двадцати шести-семи, этой — от силы девятнадцать. На вид. Сколько на самом деле — не нам судить.
— Тебя как зовут? — спросил.
Девушка не то чтобы испуганным, но вопрошающе-настороженным взглядом обратилась к Дайяне. Я, внимательно наблюдавший, уловил чуть заметное движение ресниц «хозяйки». Мэм-саиб, если учитывать ее наряд.
— Анастасия, — ответила красотка.
«Уж не на роль будущей наследницы престола ее прочили?» — мельком подумал я. Почему и нет?
— Из пулемета стрелять умеешь?
— Умею, — приятным, в меру низковатым голосом ответила девушка.
Я убрал руку с плавного закругления бедра. Сквозь ткань юбки отчетливо прощупывались застежки и прочие элементы нижнего белья. Ну, совершенно как на танцах двадцать лет назад. Ради этого на них и ходили. Сволочь ты, старая бандерша, беззлобно подумал я, опять поворачиваясь к Дайяне.
— Видишь — умеет. И бронеходы водить наверняка умеет. У вас таких не меньше сотни наберется, я правильно считаю?
— Даже несколько больше…
— Ну вот, а мы — втроем…
— Я должна была прежде всего спасти Базу и своих воспитанниц. Вы убили… — Она замялась, не зная, как понятным образом обозначить пришельцев.
— Кванги называют их ахамбовомбе, мы — для простоты — монстрами. Они начали первые. Дальше…
— Нам хватило и вашего вторжения. Больше не надо. Этих… может нахлынуть тысяча, много тысяч. А ты видел, какие еще исполнительные механизмы у них имеются?
— Видел, мадам, видел. В том числе и такое, что вам никогда не захочется увидеть, при всей вашей искушенности…
«И почувствовать», — добавил я про себя, изнывая от необходимости сохранять позу и кураж. Тоска сжимала сердце и пыталась свести судорогой лицевые мышцы. Сейчас совершенно к месту было завести пластинку с записью «Танго смерти» («Маленький цветок» в советском издании). Саундтрек к фильму пятидесятых годов. Под эту музыку герой фильма пьет коньяк и танцует в баре с девушкой, получив телеграмму, что в больнице далекого города умирает его мать. Сделать ничего нельзя. Поездом ехать трое суток, а самолеты туда не летают. Осталось клин клином вышибать.
Глазами я показал Дайяне, что неплохо бы выйти, вдохнуть холодного воздуха. На лоджию или дальше. Эта «генеральша» с первой встречи вызывала у меня, кроме настороженности и чувства постоянной опасности, определенный личный интерес. Согласен, слегка извращенный. В сравнении с весьма одаренными в этом отношении Ириной и Сильвией даже в ней имелся едва ли не запредельный эротический заряд. На меня он не подействовал раньше, когда она его включила, сейчас — тем более, но ощущать я его ощущал. Как электрик — напряжение в кабеле, с которым работает.
Я, слава богу, и до нынешней депрессии не был сексуально озабоченным. Скорее наоборот. Работая на Перешейке, где агентессы ЦРУ, других разведок и обычные беспартийные шлюхи: белые, креолки, мулатки и иные, стоило зазеваться — нагло лезли руками в штаны и сами раздвигали ножки, как в фильме «Основной инстинкт», я ухитрялся сохранять презрительное самообладание. Помню — Первый советник посольства, человек ужасно компетентный, выкатив нольседьмую бутылку «Столичной», старательно добивался, не гомик ли я.
— Николай Макарыч, — отвечал я ему, довольный, что хоть за пьянство меня не привлекают, опрокидывая пятую бесконтрольную и бесплатную рюмку. — Делу партии и правительства я настолько предан, что известный предмет готов завязать узлом. Как отец поверьте (а он по возрасту как раз в отцы мне и годился), с молодых лет умел внутренний блок ставить. Дочка завотделом ЦК нашего КПСС (фамилию не скажу) в новогоднюю позднюю ночь и даже ближе к утру (при этих словах я плеснул в глотку еще рюмку. Надо же соответствовать!) платьице снимала и остальное хотела…
— Ну и? — с загоревшимся взглядом спросил советник.
— Отринул!
— Да ты что? Дочка завотделом? Красивая хоть?
Для пожилого человека, дотягивающего предпенсионный срок в затруханном посольстве никчемной страны, мои слова пробудили нечто вроде гумилевского:
…Мне снятся королевские алмазы
И весь в крови широкий ятаган.
Усталому от дурацкой службы советнику это то же самое. Алмазов ему не досталось, и вместо ятагана только авторучкой размахивал.
— Страшила, Николай Макарович, непроходимая. Ужас, летящий на крыльях ночи. Даже непонятно, откуда у настоящего коммуниста такое могло родиться…
Сарказма он не понял. Да ему и незачем.
Выпили еще.
— Если б такое нормальный человек сказал, я бы удивился. А вот тебе — верю.
— Почему я и сижу тут с вами, а не в большом кабинете с видом на Смоленскую площадь.
Он сглотнул сразу грамм двести — служба, что поделаешь. Вдруг за компанию на чем другом расколюсь.
— Только, Андрей, гусей дразнить не нужно. Веди себя, как все. А то, нахрен, майоры из Москвы первым делом мулаток трахают, будто за тем и приехали, и мне же на тебя доносят, что Маркса по ночам читаешь и имеешь наглость не к месту цитировать… Ты лучше на жену посла внимание обрати… Она красивых парней любит.
Женой посла я заняться не успел, пусть она тоже была не в моем вкусе, меня раньше выслали.
…Однако, стоя на лоджии и любуясь природой, я очень неправильно думал о стоящей рядом даме. Мы с ней пересекались четыре раза. Сначала она меня нагнула через колено. Как пацана. Второй раз покончили вроде как вничью. Третий и четвертый я выиграл вчистую. Именно я один! И все равно никак не могу забыть очертаний ее полуобнаженного тела. Черт, есть в ней нечто непреодолимо влекущее. С самого первого раза, когда она нас с Берестиным вербовала. И потом тоже. Представьте — бьешь женщину пистолетом по голове и одновременно думаешь совсем о другом.
Мало сказать, что даже уложенная лицом в грязь, в разодранной до пояса юбке, с измазанными травяной зеленью локтями и коленями она была красива. Она выглядела, будто тридцатипятилетняя Софи Лорен в сравнении с рядовой девчонкой из параллельной группы.
Но сейчас, стоя рядом с ней, никаких грешных чувств я не испытывал. Скорее — наоборот!
— Мадам Дайяна, мы с вами, как и раньше, враги или у вас появились другие ощущения?
— Нет, Андрей, сегодня о вражде говорить не следует. Но повторяю — зачем вы пришли и так жестоко воюете? Я приказала Валентину оставить Станцию без сопротивления…
— Как Париж…
— Можно и так. Брошенная Станция — кусок мяса бешеной собаке. Зато мы здесь в безопасности. Были. Сейчас снова появились вы, и я не знаю, как начнут развиваться события.
— Знаешь, тетушка (это я специально придумал), свистни вон той Насте, пусть сюда кой-чего подаст. Мы с тобой вздрогнем, кофейку с коньяком посмакуем, и ты медленно, не отвлекаясь, расскажешь мне, как все случилось на самом деле… Веришь, нет — но я единственный человек, готовый тебя выслушать «без гнева и пристрастия». Прочим девушкам поручи развести гостей по номерам. Парни устали…
Выглянув в комнату, я очередным незаметным знаком дал Сашке понять, что сейчас им нужно уйти. Так, мол, обстановка требует. Похоже, этот сигнал был принят с удовольствием. Дипломатию они оставляли мне, радости жизни — себе. Тем более что понимали — разговор с глазу на глаз неизмеримо продуктивнее, чем в формате два плюс три. Знали бы они, чего мне это сейчас стоит — дипломатией заниматься!
Лихарева Дайяна тоже куда-то отослала.
Оставшись с ней вдвоем, я почувствовал себя намного свободнее. И совсем чуть-чуть легче.
Словно довелось познакомиться с соблазнительной женщиной на горном курорте. Так, случайно, «встретились два одиночества». Никто еще не знает, как станут развиваться дальнейшие отношения, но взаимный интерес нарастает. А то, что она, допустим, штандартенфюрер СД, а я — полковник НКГБ или помощник Аллена Даллеса, в данный момент несущественно.
— Кофе — с Земли завозите? — вежливо осведомился я, пригубливая на самом деле хорошо заваренный напиток.
— Давно уже здесь синтезируем.
— Все равно неплохо. Итак, мы остановились на том, что вы впервые в жизни по-настоящему испугались. Монстры и все такое. Вам с Валентином вдвоем не выстоять, бросать девочек в штыковые атаки жалко… Одна надежда — на таких, как мы. Лишь бы вовремя появились. И вот — как по заказу. Не странно? А кто их сюда, вот этих, приманил изначально?
Для разговора я избрал тактику, не слишком часто применяемую. Имеет возможность Дайяна контролировать мои мысли и настроение, не имеет — не важно. Я буду с ней стопроцентно искренним, любой специалист такие вещи чувств