— Мы сдаемся! — вдруг крикнул кто-то из воинов Гош. — Братцы! Сдадимся нашему королю! Зачем со своими воевать?
За такие слова лорд Гай лично снес ему голову. Но это не остановило того, что пыхнуло от одной искры-слова.
— Сдаемся! — то там, то тут завопили солдаты из земли Гош и побросали мечи, щиты и копья себе под ноги, бикейцы же, видя, что их предают, кинулись в бега.
— Уууу! — злобно взвыл Гош — все планы разваливались быстрее карточного домика — выхватил у ближайшего воина копье и метнул его в короля.
Лавр поднял коня на дыбы, и копье угодило жеребцу в грудь. Животное, громко всхрапнув, упало на спину, подмяв короля. Сильно подмяв.
— Элис! — крикнул Гош дочери, хватая еще одно копье. — Убирайся отсюда! Никей, Лайнел, увозите прочь свою госпожу! — и пришпорил лошадь, решаясь на отчаянную атаку.
Он нацелился ровно в грудь Лавра. А тот яростно рычал, от боли и сознания собственной беспомощности, пытаясь выбраться из-под лошади.
— Получи, твое свирепство! — с таким пожеланием Гай Гош пустил копье в полет.
Он попал — он всегда отличался меткостью, но не в Лавра, а в Мелина. Потому что юноша, собравшись с силами и крикнув самому себе 'давай же! , бросился наперерез свистнувшему копью и поймал его в собственную грудь. Кронпринцу вдруг безумно, до боли в зубах и позвоночнике, не захотелось терять отца.
Как бы ни был крепок старинный панцирь лорда Брония, до сего момента надежно хранивший Мелина, но и он не выдержал, дал слабину. Именно там, куда уже один раз попадало вражье копье; там, где искусные оружейники старательно выправили вмятину, панцирь пропустил стальной наконечник — слева на груди.
Всё — такая мысль пронизала мозг юноши, быстро и больно, точно так же, как меткое копье — тело. Всё — и темнота рухнула на него, словно каменной глыбой накрыло, и ни одного чувства не осталось…
— Ха-ха! — радостно вскричал Гай Гош, видя, как от его удара повалился и остался лежать неподвижно кронпринц. — День прошел не зря! Ну, а теперь ты! — пообещал он Лавру, который все еще не освободился от трупа лошади на своих ногах, выхватил меч и поскакал довершать задуманное.
— Нет, теперь ты! — в пику ему выкрикнул Коприй, налетая с боку и сшибая лорда вниз.
Гош от сильного толчка потерял стремя, потерял клинок и растянулся на земле, ударившись головой о брошенный кем-то щит. Коротко ругнулся и сразу вскочил на ноги, а руку отяжелил первым попавшимся оружием (коротким и широким мечом пехотинца), чтоб наказать оруженосца-предателя:
— Да-да, и твои кишки надо выпустить!
— Глянем, — кивнул Коприй и спешился, чтоб честно, без верхового преимущества, драться с бывшим господином.
— Нна! — первый удар остался за лордом: он наотмашь рубанул оруженосца по левому плечу — Коприй уклонился, прыгнув в сторону, и ответил выпадом в корпус — Гош отбил и пошел в новую атаку. — Против меня не попрешь!
— Глянем, — невозмутимо повторил оруженосец, крепче сжимая меч и щит: он прекрасно понимал, что сейчас придется держаться против приемов королевского фехтования.
Гош не стал обманывать его ожидания: Волчий Укус, быстрый и коварный, стал первым в его боевой композиции. Коприй отбил, коротко и четко, и молниеносно вернул клинок в прежнее положение: вытянув руку, направил острием в грудь лорду, — чтоб ждать следующей атаки. Гош сердито зарычал (он был весьма разочарован первой неудачей) и не заставил себя долго ждать. На оруженосца обрушился целый шквал ударов и выпадов.
Тем временем два королевских рыцаря подоспели к государю и вытащили его из-под лошади. И первое, что сделал Лавр, освободившись, — бросился, сильно хромая, к сыну:
— Мелин! — осторожно снял шлем с головы юноши, чтоб узнать, дышит ли он: приблизил к белым губам начищенный до зеркального блеска напульсник — сталь затуманилась. — Живой! — и взялся доставать из груди сына копье.
Кронпринц с натугой застонал, открыл глаза. В них пропал цвет: все заполнили расширившиеся черные зрачки.
— Б-больно, — прохрипел он, и на губах, пузырясь, выступила кровь.
Лавр покачал головой:
— Терпи. Это быстро.
Мелин кивнул, крепче сжав зубы.
Король вытащил копье — его наконечник блестел красным — и отбросил его в сторону, раскрыл пробитый панцирь. Увидал рану — глубокую, широкую, переполненную кровью — и, гневно зарычав, подхватил меч сына, что валялся рядом и вскочил на ноги.
— Перевяжите его, — хрипло приказал он своим рыцарям, а сам ступил к Гошу, который изо всех сил лупил клинком по упавшему на колени и закрывшемуся щитом Коприю. — Ко мне, я сказал! — его голос, похожий на раскат грома, заставил лорда вздрогнуть, даже промахнуться по оруженосцу.
Лавр ударил. И хватило одного раза: меч короля легко перебил выставленный в защиту клинок Гоша, словно простую деревянную палку, и, не сбавив силы, обрушился на плечо — в основание шеи. Там и остался, вонзившись в тело.
Лорд Гай Гош закончил свою военную кампанию: залившись кровью, рухнул замертво на землю.
Почти одновременно с тем мигом, когда с его губ сорвался последний выдох, прилетела добрая весть с поля боя. Ее принес один из королевских гвардейцев:
— Победа, государь! — кричал он, крутясь перед Лавром на разгоряченном коне. — Гош сдались! Леди Элис бежала, Орикора и его воины бежали, побросав оружие! Тэйт тоже кажет спину! Победа!
— Победа, — прошептал король, оборачиваясь к Мелину: вид белого лица сына лишал его радости от такого известия.
— Победа, — повторил окровавленными губами услышанное, такое приятное, слово юноша и, вымученно улыбнувшись, закрыл глаза.
Он сегодня сделал все, что от него требовалось…
Юг Лагаро был быстро очищен от остатков армий Тэйт и Бикео. Кроме того, подтянувшаяся чуть позже армия Лавра в своем наступлении пошла дальше границ королевства и захватила добрую часть обоих княжеств-агрессоров, у которых теперь не было полноценных защитников. Только сам король не участвовал в этом походе — все дни и ночи он теперь проводил у постели тяжелораненого сына.
После решающего сражения Мелина спешно доставили в Илидол, где созвали самых лучших лекарей. И никто из искусных врачевателей не поручился за то, кронпринц выживет. Только Коприй, потроша санитарную сумку, буркнул своё 'глянем'.
Больше месяца юноша боролся со смертью. Если бы не панцирь и кольчуга, смягчившие и направившие удар не в сердце, а выше, под ключицу, то для Мелина все бы закончилось прямо там — на поле боя. Теперь же смерть вновь пыталась забрать его — уже посредством лихорадки и воспалений. Раненый метался в подушках и бормотал всякую несуразицу, среди которой ухо его отца, что был всегда рядом, различало свое имя и имя Нины.
Девушка тоже была рядом. Каков бы ни был могуч король Лавр, ему требовался отдых, и она получила разрешение сменять государя в его дежурствах у постели молодого лорда.
Он выкарабкался. Помогли всевозможные припарки, промывания, пилюли и отвары. А еще мед — им Коприй щедро умащал глубокую рану, чтобы очистить ее и погасить воспаление. Поэтому одним майским вечером принц Мелин открыл глаза и сделал глубокий вдох — грудь заныла, но без той острой боли, из-за копья лорда Гоша. Чуть повернув не особо послушную голову, юноша увидел короля: Лавр сидел, осунувшись, в кресле и держал в руке стакан с водой, откуда время от времени прихлебывал. И Мелину тоже захотелось пить — он позвал отца. Вышло хрипло и слабо, но король услышал.
— Сын, — прошептал Лавр и коснулся его лба рукой, осторожно, словно до чего-то хрупкого, потом строго сказал. — Никогда больше так не делай.
— Как? — спросил Мелин и поморщился: говорить пересохшим ртом было очень неприятно.
— Никогда не закрывай меня собой. Ты — мое будущее. Это я должен прикрывать тебя, — ответил король и поднес к губам больного стакан воды.
Юноша жадно напился, передохнул и ответил, блеснув глазами:
— Я сам решаю, что делать.
Король вздохнул и сжал его руку в своей. Препираться с сыном в такой момент ему совершенно не желалось. Зато очень хотелось говорить, много всего, важного и не очень:
— Ты спас мне жизнь, ты спас короля для королевства… Вся вина с тебя снята, Мелин. Что до Патрика: он был слишком вспыльчив и несдержан. Я не поговорил с ним о тебе вовремя, не подготовил семью к твоему возвращению. И разве виновата твоя рука, что оказалась крепче шеи Патрика? Смерть моего сына — это моя вина и мое наказание, — король прерывисто вздохнул, чуть помолчал, затем продолжил, уже о других делах. — Корнелия призналась, что подсылала к тебе убийцу. Сама призналась, со слезами. Сказала, что не может носить этого в себе, что часто ночью видит твою мать, и Аманда смотрит на нее глазами, в которых пылает гнев… Я, как услышал про убийцу, сам чуть не убил Корнелию… Она сейчас в Ясном Храме, у монашек, далеко на севере. Просила разрешить ей носить покрывало затворницы. Да и верно. Какие мы после всего, что произошло, муж и жена, король и королева? — Лавр скрипнул зубами, повторил. — Я чуть не убил ее… Что ж, пусть мирно молится за нас за всех в Храме. Может, что и вымолит…
— Прости, — шепнул Мелин, — я испортил тебе жизнь…
— Это я тебе ее испортил! — ожесточенно возразил король. — И надо было, чтоб мне досталось в бою, а не тебе!
— Все закончилось хорошо, — улыбнулся юноша.
— Все будет хорошо, — ответил Лавр, сделав ударение на слове 'будет'. — Ты мой сын, наследник, ты станешь королем после меня…
— Где Нина? — перебил его Мелин.
— Я недавно ее сменил. Твоя невеста отдыхает.
— Невеста? Ты признаешь ее моей невестой? — изумился кронпринц.
Лавр улыбнулся и пожал плечами, как-то виновато:
— Я не намерен мешать твоему счастью. Тем более, что выбор твой хорош: она красивая, молодая и смелая. Она хмурила на меня брови, — он рассмеялся. — Хмурила брови! За то, что я опрокинул кувшин с водой! Неплохая будет королева…
— Можно ее увидеть?
— Конечно, я позову, — и король опять пожал сыну руку. — Скорей выздоравливай — хочу напиться славного ринайского вина на твоей свадьбе, — и вышел из комнаты.