Маша вытянула шею и подняла руки в вопросительном жесте.
– Вернее, из маминой. Моей во вторую очередь, так, наверное, будет вернее.
«Никто же не знал, чья это квартира!»
– Почему это? Все знали… Вас ко мне, наверное, диджей вписал.
«Виталик?»
– Ага. Я его нанял на сет. Он спросил, можно ли друзей пригласить, чтобы его послушали, и я, в общем-то, был не против. К чему отказываться от приятной компании? Я фанат новых знакомств. Мы еще ремонт толком не закончили… А потом вы пришли. Тебя сразу заметил.
Машу пугал такой откровенный и одновременно наигранный тон.
«Чем же кончилась тусовка?»
– Да много чего было… По правде, мы не такие адские, как могло показаться. Обычно играем в настольные игры, на чем-нибудь катаемся. А в этот раз решили устроить вечеринку и переборщили с колесами.
«Я заметила».
– Да ты что! – Он картинно взмахнул здоровой рукой. – Кстати, то, что я тебе про раковую подругу затер, – липа… Слишком остро реагирую на Солженицына. Без понятия, кто вписал эту телку. Тебя, кстати, как зовут-то?
«Маша».
– Так и знал! Я Родион. Фамилия Кьяница.
Маша покрутила пальцем в воздухе.
– Да, да. Это отец.
«Ого. Мне нравятся его лекции».
– Я этого потока сознания еще в младшей школе накушался.
Получается, в те выходные ночью Маша тусовалась в квартире у профессора Кьяницы?
«Он не ругает тебя за тусовки?»
– Он меня вообще не ругает. Это не его квартира, он живет один на Черте. А даже если бы мы у него тусили… Ему вообще побоку быт. Рубится по науке. Думаю, ты догадалась. – Родион придержал перед Машей дверь здоровой рукой, и они выбрались на улицу. Достал пачку сигарет и протянул Маше, угощая. – Я родился, когда ему было уже за сорок. И ему было мало дела… Мама не хотела сидеть со мной у него за спиной, которой он поворачивается ко всему, чтобы часами нависать над своими исследованиями. – Родион выпускал густые клубы дыма и глядел на Политехнический лесопарк. – Талдычит о каком-то открытии… Звучит как байки. Наверное, если бы он что-то мог открыть, давно бы открыл. Я же с ним играю в шахматы, он меня по математике и физике натаскивает. В этом направлении и общаемся.
«А почему ты решил сюда поступать?»
– Я увлекаюсь электричеством. Дэвид, мамин муж, предлагал поступать в Гарвард… Только я не горю желанием нырять в капитализм. Хочу сначала у папы поучиться. А потом уж мозговать…Тем более работать или жить в общаге мне не надо… А ты какими судьбами?
«Тожа папа. Да и дедушка… Я с пятого класса знала, что буду тут учиться».
– Добрый день!
Внезапно со стороны аллеи к ним подошел Шалтай с заспанным лицом. У него в руках покоился мятый букет белых хризантем.
Маша обняла его, однако он на объятие не ответил.
– О, привет! Тебя тоже помню. Ты ее увел тогда, да? Родион. – Родион протянул ему руку.
Шалтай кивнул и пожал руку, но сам не представился.
– Идем? – обратился он к Маше.
Маше сделалось неловко, но сказать ничего она не могла. Помахала Родиону рукой.
– Не смею задерживать. Увидимся на результатах. – Родион салютовал и, ссутулившись, зашагал обратно ко входу в университет. Когда Маша увидела его спину, перечеркнутую повязкой гипса, ей почему-то стало жаль его.
– Что за козел, а?
«Помнишь, квартира на Петре?»
«Тоже поступает. Столкнулись».
– Смотрю, ты времени даром не теряешь! Когда меня нет, сразу с какими-то ублюдками тусишь. Мажорскими.
«Я должна была его отогнать?»
– Забей. Уже не важно.
Они двигались ко входу в метро. Маша не понимала, почему он приехал без предупреждения и что намерен делать теперь. Он, не глядя, протянул ей букет. Упаковка порезала ей ладонь, но Маша не подала виду. Он же опять надуется, черт возьми.
«Что делать будем?» – написала она, когда они стояли на эскалаторе.
– Я не знаю. Хотел в кино тебя сводить.
«Так пойдем».
– Нет желания.
«Тогда, может, на Садовую?»
В метро он обнял Машу. Неловко поцеловал в лоб и спросил об экзамене. Она написала, что экзамен прошел удачно, но про ответы и профессора говорить не стала. Не хотелось в очередной раз демонстрировать, что ей все дается на халяву, в то время как он вынужден вкалывать на помойке. Пока стояли в вагоне, он поведал, что произошло. Оказалось, что один из телефонов, которые они вчера тестировали и который он выбросил в форточку, оказался запасным телефоном его отчима. Если отчим узнает, что он выкинул его в окно, Шалтая ждет жестокая расправа. Шалтай уже показывал ребятам на Садовой принесенные из дома кровоподтеки и синяки. Чтобы объяснить пропажу телефона отчиму внезапным ограблением гопарей, его сегодня должен кто-то избить. Ведь если он придет домой и скажет, что телефон потерян, отчим сам отметелит его.
– Если жизнь ставит тебе шах за шахом, – кричал он Маше в ухо сквозь вагонный лязг, – ты будешь отмудохан, пусть лучше своими корешами, согласна?
Маша хотела предложить купить такой же телефон, но струсила. Поэтому уже через пару часов, в окружении кучки ребят с Садовой, она расположилась на лужайке на Манежной площади и наблюдала, как Шалтай готовится получить по щам. Он глотнул «Медового» из полуторалитровой бутылки с желтой этикеткой, снял кепку, аккуратно спрятал за проколотые уши блестящие пряди черных волос.
– Куртку-то сними, – посоветовал кто-то.
– Кровь на куртке – улика! – Шалтай сделал пару шагов назад и, сощурившись, посмотрел на своего палача, коренастого белобрысого Мишу: – Че, валяй!
Миша ковырнул резиновым носом кеда траву и подступился к Шалтаю.
– Смотри, челюсть не сломай! – Шалтай по-детски шмыгнул и провел по ноздре подушечкой большого пальца.
– Как ты можешь на это смотреть? – шепнула Маше Щель.
– Готов? – Миша размахнулся.
– Привет, пацаны-девчонки, девчонки-пацаны, – раздался радостный возглас откуда-то сбоку. Маша обернулась и заметила непонятно откуда возникшего и немыслимого, неуместного здесь Родиона. С ним были парни с тоннелями, которых она видела в квартире, и Витамин. В руках эти парни держали коричневые стеклянные бутылки какого-то явно дорогого пива. – А что вы тут затеяли?
– Давай, Миш, не тормози. – Шалтай призывно махнул рукой, игнорируя Родиона и его свиту. Но Миша узнал одного из них, поспешил пожать руку, и теперь они трепались, глядя на остальную тусовку. Маша так и сидела на своей куртке в траве. Шалтай с отсутствовавшим видом разглядывал фонтан, в брызгах которого пушилась радуга. Родион отделился от галдевшего круга и окликнул Шалтая:
– Миша сказал, тебе по щам съездить надо? Вова, правильно?
– Типа того… – Шалтай плюнул себе под ноги.
– Давай подсоблю, я тайским боксом занимался.
– Вот этого-то мне и не хватало, – надменно усмехнулся Шалтай.
– Могу так ударить, чтобы синяк остался, но ни челюсть, ни нос не задену серьезно. А фингалы будут что надо.
– Ты же в гипсе.
– Да бог с ним, он не помешает. Через неделю снимать.
– Вов, пусть реально он это сделает, – вступил Миша, – я не уверен в себе, ох как не уверен, руки дрожат. Изуродую еще тебя…
– Фиг знает. Ну, давай. – Шалтай наклонил голову и дерзко отшвырнул бычок. Маше захотелось, чтобы он так же дерзко подступил к ней.
Родион встал напротив Шалтая. Левую ногу расположил впереди, принял стойку. Следующие движения со скоростью света пронеслись перед Машиными глазами, и мир в один миг воронкой скрутился в точке, где белый кулак Родиона впился в кожу Шалтая: волной колыхнулись щеки, мелькнула гусеничка черных ресниц… Исполинской оригаминой Манежная площадь расхлопнулась назад, явив свету шестнадцатилетних ребят, фонтан, бутылку «Медового» на зеленой траве и Шалтая, который теперь лежал на земле, закрыв лицо руками, и стонал. Ему было больно и смешно. Родион стоял рядом и быстро сжимал-разжимал боевую пятерню, как делают люди, у которых берут из вены кровь.
– Ты как, старик? – Сел на корточки рядом с Шалтаем и положил руку ему на плечо.
– Как? – тоже спросил Шалтай у окружающих. – Девки, дайте зеркало!
Маша спешно протянула ему пластмассовую пудреницу. Ее сердце быстро билось.
– Нормалек. Глаз поплыл уже вроде… – Шалтай довольно улыбался деформированным от отека ртом. Увидев улыбку, Маша немного успокоилась.
– Может, еще раз?
– Не, старик, – сказал Родион и подмигнул Маше рысьим глазом, – с тебя хватит…
– Это еще почему? – Шалтай, покачиваясь, поднялся на ноги.
– У тебя и так лицо хрупкое.
– Чего? – Шалтай выпучил глаза.
– Сосуды близко к коже расположены. – Родион похлопал себя по щекам. – Так у девочек чаще бывает.
– Ты охренел, что ли?
– Я тебе всего лишь твою физиологию объясняю, чувак. Расслабься.
Шалтай схватил его за плечо и грубо толкнул. Родион покачнулся, с невозмутимой физиономией поймал равновесие.
– Я не просил мне ничего объяснять.
– Ты полегче давай, Вова. – Родион резко повернулся и с силой толкнул его в ответ.
– Эй, парни, – вмешался Миша, – хватит, уже побились.
– Так пусть этот мудила не гонит… Ты откуда тут взялся? Валил бы к своим мажорикам…
– К кому? – Родион вальяжно засмеялся, сморщив брови. Но было поздно: Шалтай кинулся на него резко, как цепной пес, и они вдвоем повалились на траву. Все, кто сидел на лужайке, вскочили и отпрыгнули, сметенные волной внезапной агрессии. Маша хотела разнять их, оттащить Шалтая, но подступиться к парням было невозможно. Во-первых, у нее не было голоса, во‐вторых, драка приняла серьезный оборот. Родион покраснел и пытался вылезти из-под Шалтая. Тот нелепо совал кулак ему в подбородок. Потом Родион все-таки выскользнул и поднялся на ноги. Шалтай успел встать на колени и со всей силы двинул по гипсу. Родион издал протяжный стон.
– Вова, харэ, – крикнул кто-то из очнувшихся от оцепенения парней. – У него рука сломана! – Шалтая трясли за шкирку.
Родион отдышался и крикнул, оскаливаясь:
– Какой клевый парень! Нравится твоей девчонке, как ты по сломанной руке ногой херачишь, да? – Со злым смехом он подступал к Шалтаю.