– У тебя шина заземления тут есть? – бросил ему папа, отряхивая ладони.
– Смотрю, немного времени нужно, чтобы память отшибло, – ответил Кьяница.
– Тринадцать лет…
– Шину сняли еще при тебе, Федь. – Профессор раскручивал в руках моток черных проводов.
– А клеммы тут зачем? – не унимался Родион. – Ими же аккумулятор заряжают в машине. – Он ухватился за металлический крокодильчик на кончике витка, который продолжал бережно распутывать профессор.
– Сейчас поймешь. – Он подмигнул сыну.
– Батареей, получается, заземлять будем? – Папа пропустил колкость мимо ушей.
– А как еще-то? Видишь, до какого состояния оборудование довели? В этой лаборатории один хозяйничаю уже лет пять. Представь. И ни один студент… Ни одна лабораторная…
– Давай я подсоединю. – Папа взял у профессора кончик провода с крокодильчиком и прикусил им ржавую секцию батареи, крепившейся к стене под единственным окном. Второй конец вставил в отверстие на одной из стенок черного ящика. Еще подсоединил к нему тонкий белый провод осциллографа. Затем вонзил штепсель осциллографа в розетку на конце валявшегося тут же, обернутого изолентой удлинителя. Экран осциллографа вспыхнул тревожным зеленым светом.
– Мы фиксировать это как-то будем? – Папа задумчиво перемещал бегунки на стенке прибора рядом с экраном, сидя на корточках.
– Протокол хочешь? – усмехнулся профессор. – Думаю, нужды пока нет.
– Не веришь в это? – Папа внимательно посмотрел на профессора снизу вверх.
– Федь, давай вот только без этого. – Профессор отвернулся к шкафу. – Смотрю, ты не только про шину запамятовал… Это у вас на бирже в верю – не верю играют. А здесь любая гипотеза все еще требует доказательств. Давай, Мария, бери в руки кабель. – Он протянул Маше крокодильчик.
– Стой! – папа перехватил его. – Надо прямо на ней закрыть его. – Он сжал прорезиненные ручки и слегка прикусил Машину кисть пониже большого пальца. – Больно?
– Терпимо… – Маша прикоснулась к холодному металлу, – меня не ударит током?
– А ты не паникуй! – воскликнул профессор, словно вспомнивший, что она тоже находится в комнате и не является одним из приборов.
– Что вы с ней делаете? – Родион подошел к Маше. – Объясните мне! Что они делают? – Теперь он шарил глазами по ее лицу.
– Кое-что проверяют, – Маша ободряюще улыбнулась, – сама не до конца…
– Таааааак… смотри-смотри! – Кьяница рухнул на колени перед экраном осциллографа. – Вот-вот должно пойти!
Папа еще раз взялся за крокодильчик на Машиной кисти, проверил контакт с кожей, потом подошел к батарее, отсоединил-подсоединил клемму и там.
– Пока ноль. – Профессор сверлил глазами экран. – Глянь.
Экран, как в кино про хирургов, прорезала прямая толстая линия.
– Ждем пять минут? – Папа сложил руки на груди.
– Мне можно шевелиться? – подала голос Маша.
За окном несколько раз каркнула ворона. Все участники эксперимента замерли, гипнотизируя экран, но линия не менялась.
– Ты все проверил, точно соединено?
– Проверь сам, – хмыкнул папа.
Через пару минут он повернулся, пристально оглядел замершую, подобно скульптуре в Летнем саду, Машу и заговорил, обращаясь к профессору:
– Знаешь, что я думаю? Руки и ноги-то последние по кровоснабжению… Слабо очень…
– Так и чего? Мы ж не кровоснабжение тут с тобой измерить пытаемся, а…
– Да ведь и это дело, пожалуй, не в пальцах у нее копится…
– Что ты хочешь?
– Давай к животу попробуем.
– Ха, может, еще на язык ей нацепим его? – издевательски воскликнул профессор.
– Что? – Маша сняла крокодил с кисти и поднялась на ноги. – Зачем еще к животу?
– Мань, вот ты говорила, что это внутри себя ощущаешь? А где именно внутри?
– Где-то тут, да, – Маша прижала ладонь пониже груди, – но я не собираюсь тут раздеваться… – Она покосилась на Родиона. Тот сидел на стуле рядом с окном, сунув кисти рук себе под бедра, и молча следил за происходившим.
– Попробуй прицепить его к себе под кофтой к коже живота, захватить ее, там же есть складки… – Папа старался быть деликатным, но в его голосе ощущалось нетерпеливое напряженное желание доказать что-то профессору.
– Нет там никаких складок. – Маша протянула провод под кофту.
– Подожди, Федь, давай за ухо попробуем? Я читал…
– Да ты издеваешься, Саш?
Маша кое-как закрепила клемму у себя на животе. Положение линии на экране не переменилось.
– Уже воображаю, как буду это рассказывать… – Кьяница продолжал веселиться. – На наших глазах рождается научный анекдот!
– Подожди ты, – поморщился папа.
У Маши в кармане завибрировал мобильник.
– Что это? Что это?
– Телефон… – ответила Маша, осторожно протягивая руку в карман, – отвечу?
– Подходи, подходи, ничего… – начал профессор, но его голос тут же оборвался.
На экране Машиного телефона светилось слово «ШАЛТАЙ».
– Смотри! – воскликнула папа.
Маша нажала «Ответить» и медленно поднесла телефон к уху.
– Да, – сухо произнесла она.
– Привет, – голос на том конце провода звучал отстраненно.
– Что ты хотел?
– Да так… На концерт пригласить…
В это время профессор Кьяница и папа упали на колени перед экраном. Маша сглотнула слюну.
– Подумал тут… Что тебе будет интересно… – Маша не могла поверить своим ушам. – Как тебе билет передать?
Папа выхватил у нее из руки телефон и рявкнул туда:
– Она занята! – Пикнул кнопкой и кинул телефон на пол подальше от Маши.
– Что ты делаешь? – Маша с криком вскочила с изолятора.
– Не вставай! – крикнули хором профессор и папа.
– Подожди, у нее подошвы резиновые! Видишь это? – Он энергично тыкал пальцем в экран. – Тут уже десять киловольт, Сань!
Профессор ничего не ответил. Он тер свою бородатую щеку и водил глазами по экрану. Линия перестала быть линией и обратилась в кривую, нет, в целую гору огромного напряжения, которое вновь взвивалось вихрем в Машином теле. Теперь это видели и они.
– Отдай телефон! – крикнула Маша на папу так, что Родион вскочил со стула. Она поднесла руку к проводу, чтобы отсоединиться от этой конструкции, но папа вскочил на ноги.
– Маша, стой. Посиди тихонько, я очень тебя прошу… Происходит важнейшее…
– Сиди и не дергайся, ясно тебе? – профессор подскочил к Маше и попытался с силой усадить ее на изолятор. Папа схватил его за плечо. Как уж Маша вывернулась от них, содрала с себя несчастный провод, схватила с пола телефон и кинулась вон из комнаты. Быстро шагала по лестницам, коридорам, переходам. Погони не было. Выскочила в парк.
Казалось, злобная система может сделать из Маши кого угодно: студентку, которая прилежно встроится в трудовую жизнь офисного планктона и будет торчать на работе от звонка до звонка, жену какого-нибудь неудачника, которого придется вытаскивать из запоев и депрессий, а может, и удачника, оголтело рожать спиногрызов, обустраивать загородный дом в Репино и планировать бесконечные бессмысленные путешествия, продавщицу шмоток в молодежном магазине, в свободное время стучащую на барабанах в очередной никому не нужной группке, а то и хиппозой, которая откажется от благ цивилизации и уедет растить помидоры и вязать сумки из конопли на забытый богом алтайский хутор… Что угодно, все это было одинаково уныло… Но вот подопытным кроликом, нелепым монстром Франкенштейна, к туловищу которого подсоединяют провода и которого использует для физических экспериментов собственный отец, Маша стать никак не ожидала. Хотелось сбежать на край света, на край своего измученного сознания. Она обессиленно опустилась на скамейку напротив входа. Достала телефон. Единственным человеком, который может ее принять и успокоить, снова оказался проклятый Шалтай. Она набрала номер.
– Ты чего свалила-то? – рядом с ней стоял Родион.
Маша нажала на отмену звонка.
– Мне надоело! Они же мне ничего не рассказывают… Ты видел, что они из меня крысу какую-то сделали?
– А ты не знаешь почему?
– Я только догадываюсь, – можно ли было доверить Родиону всю эту информацию, было неясно, – а что они теперь?
– Они спорят. – Он сел рядом с ней.
Помолчали.
– Я, кажется, – Родион достал сигарету, – догадываюсь, что тут происходит.
– Да?
– А ты мне объяснишь, что вы делали? Ну… что знаешь?
Маша поморщилась на солнце и не ответила.
– Брось ты, я ведь его сын. Куда я, по-твоему, это дену? У меня тоже есть одна инфа, но я… Не врубаюсь, знаешь ли это ты… – он рассмеялся, – черт, да мы как в шпионских фильмах!
– Могу рассказать, – выдохнула Маша, – дашь сигу?
– Только давай сначала ты. Все как есть. Точнее, то, что сама успела понять. Папа потом мне точно все объяснит.
– Ты в этом уверен?
– А что?
– Они там так ожесточенно спорят. Как будто судьба Нобелевки решается.
– Давай, колись уже!
– Как-то раз я много дней тусовался у отца в коммуналке. Мать из дома выставила. Не спрашивай. Значит, он утром уходит на лекции, у меня каникулы, делать нефиг. Они на меня вроде как арест наложили. Ну, я и валялся в комнате с его котярой, целыми днями читал старые журнальчики. А потом, когда очередная стопка подошла к концу, полез в горку и наткнулся на толстенную картонную папку. Решил, это могут быть мои детские фотки или письма матери, я довольно любопытен. Первое, что я там увидел, – вырезка из журнала «Электричество» за 1979 год. Притом не просто бумажка: она была оформлена, аккуратно наклеена на плотную бумагу; многие места выделены маркером. Заголовок: «Природное электричество. Серебряная пуля энергетики». Яркий, да? Я поэтому и запомнил. Статья на полунаучном языке, не все до конца понял. Но речь идет о выработке электричества из электромагнитного поля в пространстве. Знаешь про электромагнитное поле? Нет? Так ты куда поступаешь-то, Маш? Короче, если по-простому, это о том, что электричество уже есть вокруг нас. Везде. Поле. В этом направлении, по-моему, еще Тесла работал, эфир… Серьезно, ничего об этом не слышала? И вот, если понять, как его получать прямо из пространства, вся мировая система генерации окажется ненужной. Полетит в тартарары… Заметка, значит, о том, что Советский Союз находится на пороге прорывного открытия и прочее. Приведены куски из других статей, малопонятные… Окей. Заметку пролистнул. А дальше несколько листов исписаны отцовским почерком. Похоже на дневник работы. Пишет, что они с коллегой (видимо, твой батя) нашли такой вот материал и начали подробное изучение тамошних гипотез. У заметки четыре автора, в газете (я проверил) реально четыре имени. Из записей следует, что они искали их в надежде встретиться вживую. И понял… Смотри, папаши выходят… В общем, они обнаружили, что авторов таких не существует. Или больше не существует. А тему, судя по всему, засекретили… Холодная война, там… – с этими словами Родион вскочил, потому что Машин папа и профессор Кьяница подошли вплотную к скамейке.