– Это то, что ты говорил про мое заикание?
– Да. Мы сразу кинулись, стащили его с тебя. Я потерял самообладание. Так страшно, как в момент, когда мы снимали с тебя дымившуюся гору магнитов, мне не было ни разу в жизни. А Кьяница проявил удивительное хладнокровие, привел тебя в чувство, – папа говорил все это торопливо, словно хотел поскорее закончить. – Оказалось, ты сломала ногу. Вызвали скорую: врачам соврал, что ты уронила на себя изолятор. В больнице мне в довесок ко всему сообщили, что ты теперь заикаешься. Из вестибюля звонил Петру и обрисовал ситуацию. Надеялся, он войдет в положение, даже грешным делом думал о деньгах на лечение… Но он остался равнодушен. Сказал, что я ему страшно надоел и со мной каши не сваришь. Он так и знал. Все ученые раздолбаи, которые на самом деле ничего не умеют, кроме как разбазаривать гранты. Ему доложили о поездке в Финляндию. Петр потребовал вернуть деньги. Причем все до копейки. У меня в тот момент не было сил даже протестовать. В общем, тебя начали лечить, а дома мы с мамой все подсчитали, поняли, что треть денег у нас еще осталась, а остальное можно покрыть, если разменять квартиру.
– Да ладно?
– А что… Петр бы меня отвез в лес, Маш. Это сейчас та эпоха романтизируется. Ты же Балабанова смотрела? Мы пили чай с тортом «Мозаика» и понимали, что завтра надо достать всю сумму наличкой.
– А уехать куда-то, спрятаться?
– И что? Всю жизнь бегать? Мы рассудили, что нужно просто исправить свою ошибку и нормально жить дальше. Тебя надо было лечить и растить. Хотела бы, чтобы это происходило в уральской деревне? И мы разменялись.
– Поэтому мы жили в коммуналке?
– Мы продали свою двушку, вернули деньги… Потихоньку я втянулся в биржу, которая тогда только появилась. Там получалось зарабатывать хоть что-то. В институте перестали платить, и я в итоге его оставил. Потом я сильно винил себя, решил, что это наказание за тщеславие. Ведь я вообразил себя черт знает кем… Теперь же начал приучать себя к смирению, настоящей заботе о семье… Может, опять же, немного впал в крайность. Тебе нужен был хороший логопед, чтобы выправить речь. Для этого я работал. Речь в итоге исправили, купили новую квартиру. Живем. Собственно, так мы здесь и оказались. – Он театрально развел руками.
– А Кьяница что?
– Узнал, где я взял деньги, и к тому роковому дню давно перестал мне доверять. Понял, что я хотел на этом зарабатывать, и запрезирал меня.
– А чего он хотел добиться?
– Он хотел сделать открытие, Маш. Встать в ряд на пантеоне физиков…
– Почему тогда он не продолжил опыты без тебя?
– Петр приехал в лабораторию с какими-то головорезами и учинил там погром. Изъял наши записи, компьютеры вынес и сам прибор. Продажа квартиры – дело небыстрое. Ему надоело ждать, и он решил так меня поторопить. С тех пор мы с Сашей не общались. Он вроде как вел исследования. Но повторно так все закрутить не удалось. Все-таки до открытия мы не добрались. Потому что не понимали главного.
– Чего?
– Как снять энергию с этого нашего экспериментального устройства и обеспечить передачу оттуда напряжения в электропровода. Одним словом, сделать энергию пригодной для использования.
– Подожди, так, а со мной в итоге что?
– В тебя попал разряд из нашего генератора. И возможно из-за того, что ты растешь, организм меняется, в твоем теле стало накапливаться напряжение. Есть основания предполагать, что проводник энергии электромагнитного поля Земли – это ты.
– Я?
– Ты. А теперь поехали. Нам пора.
Все трое встали и двинулись к машине. Листки, изрисованные шарами и молниями, так и остались на скамейке, а вскоре их сдуло ветром и вознесло высоко над зданием царской электростанции.
Задача 9Шагай по дворцовой босиком
Тень оплавляемого солнцем, похожего на песочное пирожное «Север» Дома радио, стекала на тенты пустого уличного кафе. Подоконники «Парнаса» пустовали. «Ведь пройдут годы, и никто даже не узнает, что около этих квадратных окон творилось столько бредовых историй…» – думала Маша, подходя к брезентовому навесу кафе. Юлю она заприметила издалека. Та сидела спиной к Невскому: копна желтых волос над красным капюшоном кофты не дала бы спутать ее с кем-то другим. Маша заняла стул напротив. Приготовилась сделать равнодушное лицо, но, когда Юлина физиономия открылась ее взору, едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Лицо покрывал гигантский белый пластырь, который начинался квадратом на лбу, полностью застилал нос и расходился по щекам прямоугольными крыльями, доходя до самых скул.
– Ужас, да? – робко спросила Юля. Голос звучал приглушенно, простуженно.
– Что с носом в итоге? – Маша слегка приподняла подбородок. Она ждала, что Юля снова накинется на нее с обвинениями, немыслимыми скандальными упреками. Увидев в телефоне сообщение с текстом: «Давай встретимся на Садовой в четыре, очень нужно поговорить», Маша решила поехать. Что бы там ни было. В конце концов, точку все равно придется ставить рано или поздно
– Нос сломан. Но без смещений, вправлять, слава богу, не пришлось. – Юля опустила голову и уставилась на свои руки.
– Это Шалтай сделал? – спросила Маша.
– Нет. – Глаз при этих словах Юля не подняла.
– Ты же сказала…
– Знаю… Я была в белке…
Юля помолчала. Потом снова заговорила:
– Думаю, ты меня возненавидишь… Но все равно хочу как-то выговориться. В конце концов, ближе подруги, чем ты, у меня нет. Я доперла до этого за последние дни. Во всем виновата проклятая синька. – Она подняла глаза. Из-за пластырей они казались застывшими, глухими.
– Ну, валяй. – Маша стала рыться в рюкзаке, вытащила пачку сигарет и кинула ее на стол. Юля взяла оттуда одну и закурила. Закурила и Маша.
– Короче, – начала Юля, положив руки на стол. – Я тогда потащилась к Шалтаю на тусу. Хотела замутить с Дырявым. Ты знаешь, я давно на него смотрю. А он приперся с девицей. Еще и такой мерзкой. Стала хозяйничать на кухне, стол наводить. Терпеть таких не могу. Я гоняла из-за этого, быстро накидалась. А когда с Шалтаем пошла курить в парадку, рассказала ему. И он и предложил: давай, мол, сделаем вид, что я к тебе подкатываю. Дырявый взревнует…
– Что за бред? – Маша затушила окурок о дно стеклянной пепельницы. – Дырявый же с телкой пришел. Что бы он увидел, что к тебе пристают, и отшил свою девушку? Какая логика?
– Мы напились… Скажу тебе честно, когда начали эту игру, у меня мелькнула мысль, что Шалтай сам на меня глаз положил.
– Думаешь, мне приятно это слушать? – Маша вскинула брови.
– Слушай, я долго раскладывала, что нам делать. Два варианта. Или рассказываю все как есть, там и моя вина, я к этому и веду, а ты потом решаешь… Или просто ничего друг другу не объясняем и перестаем общаться. Вон как Таня с Сашей. Мне ближе первый вариант.
– Что значит друг другу объясняем? Разве я должна тебе что-то… – События предыдущих дней сделали Машу заметно увереннее.
– Думаю, да, – перебила Юля, и ее глаза заблестели. – Но до этого дойдет очередь. Так как? Да, в первом варианте, где вся правда, есть неприятные штуки. Но только без них невозможно все разложить. Понимаешь?
– Хорошо. – Маша оправила волосы рукой. – Давай все как есть. Только не думай, что я спокойно…
– Естественно, ты можешь взбеситься и уйти. И ладно. Я подожду пару дней и опять позвоню. А потом опять. Так, пока… Пока не помиримся. Мама говорит, над отношениями надо работать, а не бросать их…
– Ладно. Давай, гони свою правду-матку.
– В общем, Шалтай предложил такой расклад. Как бы играть, мол, между нами что-то есть… Когда он усадил меня к себе на колени, показалось, что это взаправду. Тощий его одернул, мол, как же Маша, так Шалтай заявил, что у вас все… Я как-то тоже на это повелась… – она запнулась, – ведь все видели… Что у вас больше ты за ним бегаешь… Не обижайся. Я же наблюдала, как ты по нему сохнешь. А ему положить. Так не встречаются. Тусовку без твоего ведома устроил. Дырявый не обратил никакого внимания на наш спектакль, только его телка презрительно на нас пялилась. А потом они вообще свалили…
– Окей. Вы мутили?
– Не буду врать. Он полез целоваться, когда мы спали…
– Вы и спали вместе…
– Там была толпа, спали вповалку. Но когда он полез, я ушла в другую комнату… Клянусь! – Юля жертвенно вскинула розоватые ладони.
Маша медленно дышала. Юля встала из-за стола, подошла к ней, опустилась на корточки рядом с Машиным стулом и неуклюже ее обняла.
– Прости меня, я могу здоровьем семьи поклясться, что ничего не было, – шептала она. – Ай! – отпрянула. – Током бьешься!
– А нос что…
– На следующий день, когда ты убежала из двора, я поцапалась с девчонкой Дырявого. Она стала морали читать при всех. Я психанула. Толкнула ее, она упала. Я ушла к парням, села на скамейку. А она взбесилась и кинула в меня баклахой с пивом. Прямо в лицо… И все, дальше я в травму, и вот результат.
– А зачем ты мне сказала, что это он натворил?
– Была взвинчена. Не понимала, как оправдаться. Та швабра сказала, что мы тебе нервный срыв устроили, что мы свиньи. Я понимала, что выглядело все действительно варварски… Думала, ты никогда не поверишь… Характер мой. Лучшая защита – нападение. Вот это вот все…
– Ясно. – Маша тяжело выдохнула.
– По-моему, с Шалтаем завязывать надо. Мутный он, вот что я тебе скажу… А я поддалась похоти, ввязалась в аферу. Просто из тщеславия. Сидела там пьяная и думала, какие мы хитрые. Психологически терроризируем Дырявого.
Маша не знала, что сказать. Обида от Юлиного поведения, колких слов, прежнее недоверие кусали изнутри, подталкивали встать, уйти, спалить за собой мосты. Но понимание, что все объяснимо и Юля оказалась не такой уж и дрянью, несло ощутимое облегчение.
– А еще… Еще Шалтай потом про тебя странные вещи говорил.
– Какие?
– То, что ты умеешь что-то с током делать… Плохо помню, но там была какая-то кислота… Откуда он это взял?