Но главное, что чаша эта была битком, даже с горочкой, набита серебром. Имелись тут и арабские дирхемы, и скрученные в комок витые гривны, и просто рубленые бруски серебра. Настоящее богатство!
– Не туда смотришь, – одёрнул его северянин.
Сам он взирал на столб с воткнутой в него секирой. Столб был густо обмазан чем-то чёрным, то ли сажей, то ли маслом. Секира – подлинная северная, с «бородой», была вбита в него до самого выреза. Свей смотрел на неё алчно и жадно, как на любимую невесту, лежащую без одежды на ложе, раскинув ножки. Тем не менее, он оттягивал момент прикосновения, наслаждаясь самим ее видом.
– Ты нашёл то, что искал? – спросил у него Корт.
– О да, – ответил тот, перейдя на северный язык, видимо, от волнения забыв словенский.
Он поплевал на ладони и схватился за рукоять. Секира сидела крепко, а столб был так глубоко врыт, что даже не шелохнулся от попыток её выдернуть. Свей враскачку попытался расшатать секиру, двигая ею вверх-вниз, но у него не очень получалось.
Корт, глядя на эти потуги, протянул руку к чаше, но, почти дотронувшись до нее, отдёрнул, даже отступил на два шага. Он снова испытал приступ тошноты, как тогда, когда Житомир творил свой заговор, а сейчас ещё и в висках застучало.
Он замер, пытаясь справиться с болью, когда за спиной бабахнуло!
– Уйди, тварь!
Охотник развернулся, выхватывая секиру, и… тьфу, волчья сыть! Третьяк.
– Ты чего, Корт? – взвизгнул отрок, пятясь.
– Ничего, предупреждать надо, прежде чем сигать. Чего сюда полез?
– Житомир приказал узнать, как вы тут. Что тут творится?
– Нормально всё, навь не встретили. Видишь, вон кубки, забирай их и тащи наверх.
– А Свей что делает?
– Что надо! – отрезал Корт, решив, что пусть кто-нибудь другой эту чашу вытаскивает. – Оглох, что ли? Бери котомку, забирай все с полок.
Корт потеснился, давая юноше пройти, и нечаянно наступил на какого-то крупного жука. Тот аж пискнул, раздался треск сломанного панциря, под подошвой сразу стало скользко. Охотник поморщился, ругнулся про себя, отступил ещё на шаг и опять наступил на что-то. Снова влажно хрустнуло, нога слегка заскользила на мокром. Да сколько их тут!
Охотник, боясь поверить своей догадке, ещё раз переставил ногу, снова что-то затрещало под его стопой. Тогда он опустил факел и наклонился.
Под ногами у него копошился живой ковёр из мерзких отвратительных существ. Пол могильной ямы кишел пауками, жуками, тараканами. Они пищали, щёлкали, собирались в кучи, непрестанно шевелились, как поверхность пруда в ветреную погоду.
Корт сдвинул факел чуть вперёд: из щелей внизу каморы нескончаемым потоком лезли и лезли насекомые. У него зачесались голени, он опустил голову: пауки и жуки без страха ползли прямо по его обмоткам.
– А-а-а…
Корт сам не помнил, как выскочил из кургана. Миг – и он уже стоит наверху, а дыра в земле вспухает чёрным и лопается тысячами мерзких существ, которые живым потоком заливают курган и ползут к нему. Корт медленно отступал.
«Не может быть, не может быть, так не бывает», – крутилось у него в голове.
– Снимите их с меня!!!
С диким криком из кургана выскочил Третьяк и бросился в озеро.
Корт оступился и понял, что уже подошёл к краю кургана, а чавкающий и щёлкающий поток все приближается.
– Это неправильно, что-то здесь не так, – произнёс он вслух.
– Да это просто морок, – донёсся из дыры в земле зычный голос северянина, а следом – раскатистый хохот.
Корт схватился за кольцо на груди, и пауки исчезли. Будто и не было их никогда, лишь Житомир и Щурка ошарашенно смотрели на него. Охотник выдохнул, переводя дух, сердце его так колотилось, будто он целое поприще пробежал. Но если это всё, на что способен дух кургана, то ничего страшного, все живы.
– Корт, – раздался голос Щурки, – беги сюда, Третьяк завяз.
Охотник огляделся – отрок, убегая от морока, забрался в самую середину озера и, похоже, увяз в трясине.
– Бери слегу и с остерегом за мной. Я сейчас. – Корт спрыгнул в воду и, тыкая перед собою палкой, стал медленно пробираться к юноше. Над водой мелькали только руки Третьяка, а вскоре и они исчезли.
– Третьяк, мы здесь! Здесь! – Корт бил слегой по воде. – Иди сюда, быстрей!
Охотник ткнул слегой в воду, примерно туда, где скрылся Третьяк.
– Ах ты ж, парша воронья. Щурка, давай свою слегу и держи крепко.
Корт схватился за самый край древка и поспешил туда, где в последний раз мелькнули руки Третьяка. Дно стало рыхлым, ноги вязли в водорослях. Корт нырнул под воду. Ни хрена не было видно. Вокруг только серая взболтанная муть, ил стеной стоит. В одном месте особенно густо. Охотник стал шарить руками по сторонам и наконец наткнулся на что-то твердое. Нашёл!
Третьяк изо всех сил вцепился в ладонь охотника. Корт потянул его на себя и вытащил парня, у которого почти не оставалось воздуха в груди. Щурка потянул за слегу и вытащил обоих. Оказалось, что дно внизу твёрдое и воды по грудь. Как же Третьяка могло засосать? Юношу встряхнули, поставили на ноги. Он стоял, потупив взор в воду, молчал, выглядел совершенно ошалевшим.
– Ты как? Живой?
Третьяка мелко трясло, он часто и сипло дышал, глядя куда-то мимо Корта.
«Со страху, наверное», – подумал Корт.
– Ну где вы там?! – донеслось из кургана. Кричал Ступка. – Я один, что ли, всё таскать должен?
– Я сейчас вам покажу, кто таскать будет! – зло сплюнул Корт в вонючую воду.
– Осторожнее, – схватил его за рукав Щурка, – там Свей, а ты даже свой лук оставил.
– Пригляди за юнцом, – Корт рывком освободился от захвата, в несколько прыжков добрался до земли, залез на вершину кургана.
– Знаешь что, Житомир, иди ты к нави со своим серебром, клятвами и всем прочим! Если ты сам хочешь сдохнуть, воля твоя, а других за собой не тяни. Ты… ты вообще слышишь меня?
Купец сидел к нему вполоборота и перебирал серебро, Корт подошел поближе. Ну, конечно, серебро из той самой чаши.
– Охотник, ты меня звал? – спросил Житомир, не прекращая занятия. – Чего ты хочешь?
– Я? – спросил Корт, чувствуя, как холодеет внизу живота. – Ничего.
– Кто это там верещит, как баба?
Из дыры в кургане донёсся голос. Наружу выбрался довольный Свей, вид у него стал ещё гнусней.
– Как ты меня назвал? – отвернувшись, будто бы невзначай спросил Корт, а сам поднял тул со стрелами, провёл рукой по вощёной тетиве.
– Я никак тебя не называл, я сказал «как», согласись, это не одно и то же.
Корт на Свея уже не смотрел, один раз выстрелить он успеет, а дальше, если они упадут в воду, у них будут равные шансы, пожалуй, у него даже побольше.
– Други, как вы по этой воде ходили, не понимаю, – донёсся голос из дыры в кургане.
– По какой ещё воде? – искренне не понял Корт.
И тут земля у него поехала из-под ног. Брёвна под курганом жалобно заскрипели, и вершина провалилась внутрь. Охотник плюхнулся на копчик, проехался по земле, как по ледяному склону, и увяз ногами в вязкой жиже, которая быстро поглощала могилу воина, вместе с его скелетом, кольчугой, мечом и драгоценными кубками.
– Ступка, живой? – крикнул Щурка.
– Жив! – ответил кузнец, заляпанный грязью до самой макушки. – Дай за что уцепиться.
– Хорош скулить! – рыкнул Свей, оказавшийся у него за спиной. – Давай сюда руку.
Северянин схватил Ступку и одной рукой вывалок кузнеца на пока ещё сухое место. Корт успел подивиться силе Свея и порадоваться, что поединок с ним откладывается. Он вытащил нож и топор, воткнул в землю, как опору, перевернулся на живот и стал карабкаться по склону кургана, как по леднику. Довольно быстро он забрался наверх. Облепленный грязью с ног до головы, провонявший болотной тиной, Корт глубоко вздохнул. Как же ему хотелось оказаться подальше от этих мест, смыть с себя всю грязь и больше никогда-никогда не возвращаться в это гиблое болото!
Охотник аж застонал от этого желания, но стиснул зубы, грёзы грёзами, а дело не ждёт. Житомир уже пёр по озеру, что твоя ладья, не обращая внимания ни на что, за ним плёлся Щурка. Чуть поодаль от них шагали Свей и Ступка. Северянин ступал широко, не боясь попасть в трясину, от него расходились волны, и впрямь как от драккара под парусом. Корта явно никто не собирался дожидаться, а он и не стал о себе напоминать. Споро убрал с одного плеча тетиву, закинул тул за спину, вовремя заметил плавающую неподалёку слегу, спрыгнул в воду, подхватил ее и пошёл за остальными.
Ступку он догнал быстро.
– Ты чего еле плетёшься? Ты что, на себе ещё и тащишь чего-то?
– Да что успел ухватить, то и тащу, кувшин медный только смог удержать, когда этот тур меня выволок. Эх, какой клад без толку пропал.
– Ты лучше думай о том, чтобы не отстать, а то останешься один со своим кладом в этих болотах.
– Да я вперёд тебя до хвойника доберусь.
– Да я вижу, тебя вон все обогнали. Постой, а где Третьяк?
– Малец-то? – кузнец остановился. – Я его вообще не видел, как в курган залез.
– Должно быть, обогнал всех. Нам тоже не стоит медлить.
Как ни храбрился Ступка, до обрыва, поросшего лесом, первым добрался Корт. Он обернулся посмотреть, как там соратник. Ступка стоял на месте и дёргал ногой.
– Чего там? – спросил охотник.
– А, пёсья кровь, зацепился за что-то.
– Не засасывает?
– Не, коряга, наверное. Слушай, помоги, а?
– Ещё мне твои горшки таскать, – буркнул Корт, но на помощь другу пошёл.
Он вошел в воду по колено, вытащил топор на случай, если рубить что-то придётся. Но не успел он схватить Ступку за плечо, как то, что держало кузнеца, само появилось на поверхности.
Из-под воды вынырнула рука и крепко вцепилась в штанину Ступки.
Корт остолбенел, очень хотелось думать, что это всего лишь морок. А Ступка закричал, но явно не от боли. Конечность была вся покрыта илом и водорослями, так что были видны только белые, как алебастр, пальцы.
А вслед на ней вынырнула и голова существа. Третьяк!