еклянными и мертвыми. – О Мрачном Жнеце, что косит человеческие жизни, словно поле пшеницы. Я видел обезлюдевшие села и груды мертвых тел, – вздрогнул. – И это снится мне изо дня в день…
– Не следует играть в святого Иоанна, – похлопал я его по плечу. – Хватит нам и одного «Апокалипсиса».
Он встряхнулся, заглянул в кубок – но тот оказался пуст, потому пришлось доливать. Выпил до дна.
– Мы все умрем, – сказал он, глядя над моей головой, словно именно там зрел он картину мрачного будущего.
– Хайнц, Хайнц, Хайнц, а вы собирались жить вечно? Как бы скучно тогда вам было!
Он глянул на меня и внезапно рассмеялся. Пока еще грустно, но – легка беда начало.
– А покамест – выпьем, – предложил он мне и взглянул в глаза. – Я хотел бы, чтобы кто-нибудь держал меня за руку, когда я стану умирать…
– Риттер, да Господь с вами, вы еще молоды – рано думать о смерти!
– Мы все умрем, – повторил он. – Вы, я, они, – махнул рукою, и я понял, что имеет в виду весь мир.
– Когда-нибудь, – сказал я. – Все мы когда-нибудь умрем. Не сегодня и не завтра. Когда-нибудь.
– Я недавно видел прекрасную Илону, – сменил он тему. – Она наказала мне передавать вам сердечный привет. Вы должны были над ней крепко поработать, коли она все еще одаряет вас таким чувством.
– Следи за словами, Хайнц! – Я заметил, что непонятно зачем встал, поэтому уселся снова. – Следи за словами, – повторил.
– Но я ведь ничего не сказал…
– Вот и не нужно!
– А с каких пор вы… – он глянул на меня и моментально замолчал. – Прошу меня простить, – добавил смиренно. – И все же я должен сказать, что она вспоминает вас с воистину сестринским чувством.
– Как она там?
– При том содержании, которое вы ей устроили? Да вы шутите… Намного лучше меня… У вас есть планы на завтра, господин Маддердин? – снова сменил он тему.
– Есть. Хочу осмотреться близ Хайма. Его Преосвященство требует сведений.
– Но вы ведь не знаете окрестных сел…
– Именно поэтому мне непросто будет писать рапорты, – согласился я.
– А вы когда-либо бывали в настоящей битве?
Я вспомнил времена, когда был молод, полон запала и желания столкнуться лоб в лоб со всем миром и победить его. Вернулся памятью к броду под Шенгеном. Вернулся памятью к крови, трупам и ужасу. К виселицам, которые чуть позже выросли, словно деревья в лесу.
– Нет, – пожал плечами, потому что это не было историей, которой я хотел нынче делиться.
– А я был! – похвалился он. – Под Шенгеном. Тогда имперская пехота дала прикурить той взбунтовавшейся голытьбе! Я даже сложил балладу, правда, плохенькую, потому что мне было тогда, – посчитал на пальцах, – семнадцать лет. Плохенькую, понятное дело, с точки зрения моих высоких стандартов, поскольку немало более зрелых поэтов никогда не сумели бы сложить столь живописных стихов, которые я сочинил, будучи совсем юнцом.
– Не сомневаюсь, – ответил я, думая об иронии судьбы, сплетающей человеческие жизни и позволяющей, чтобы за одним столом сидели люди, которые принимали участие в одной и той же битве, но с разных сторон.
– Возьмите меня в эту вашу поездку, Мордимер, – попросил он.
Я глянул на него с удивлением.
– И вам охота вылезать из Хайма?
– Конечно неохота, – ответил он. – Но драматург должен быть свидетелем событий, которые собирается увековечить в своих произведениях. Если, конечно, время и место позволяют…
– Ну, тогда поехали, – согласился я. – По крайней мере, мне будет с кем поговорить, потому как эти мои солдаты, – я махнул рукою, – смех один…
Разговоры с Риттером обычно заканчивались пьянкой до утра, однако на сей раз я не позволил себе этого. Риттер, впрочем, уговаривал продолжать. Бормотал что-то о милейших дамах, которых он хорошо знает и которые дадут нам все, что мы только пожелаем, если сумеем облегчить их нелегкую судьбу. Я не поддался искушению.
– Хайнц, если по заутрене не будете у корчмы – я поеду один, – пообещал ему.
– Конь, – вспомнил вдруг он. – У меня ведь нет коня!
– Дам вам своего заводного, – пообещал я. – Только не упадите с него.
– Я прекрасный наездник. Сам князь Тассельхофф говорил, что я сказочно правлю скакуном, – ответил поэт почти обиженным тоном.
– Вот и славно, – утешился я. – Потому как завтра целый день мы проведем в седле.
Было забавно глядеть, как вытягивается его лицо.
– Доброй ночи, господин Риттер.
– Без вина, без девки… Какая же она добрая? – ушел он, бормоча что-то под нос.
Я вернулся в свою комнатку почти трезвый, зная, что меня не только ждет трудный день, но что придется общаться с людьми, которых я не заподозрил бы в чрезмерном дружелюбии к вашему нижайшему слуге. И вероятно, найдется немало таких, кто станет ожидать наименьшей моей ошибки.
И вот я лег и сразу же уснул.
– Ммм, – промурлыкал кто-то рядом.
Я почувствовал на горле металл клинка. Человек, одетый в черное, склонялся над кроватью и наверняка мог воткнуть длинное острие мне в мозг – одним движением.
– Насколько же ты легкая цель, инквизитор, – услышал я шепот, а потом металл на шее исчез. Темная фигура мигом сбросила с себя одежду и скользнула ко мне под одеяло. Я ощутил женское тело. Дотронулся до груди нежданной подруги.
– Энья, – сказал.
– Энья, Энья, – согласилась она. – Сколько лет, Мордимер, – поцеловала меня в губы.
– Рад, что ты пришла не убивать меня. – Я положил обе руки на ее соблазнительную попку.
Энья рассмеялась.
– Это правда. Но тебе нужно еще многому научиться. Как ты мог допустить, чтобы кто-то вошел в твою комнату?
– Ты ведь как тень, любимая.
– Я – шикан, Мордимер, – ответила она.
– Кто? – я нахмурился, поскольку никогда ранее не слыхал такого слова.
– Не важно, – она пожала плечами.
– Расскажешь ли, по каким причинам ты нынче в Хайме – и по каким причинам оказалась со мной в постели?
– Конечно. Меня прислали, чтобы охранять императора.
– А здесь?
– Старые чувства. – Она сжала мой член, который и так напрягся, не в силах спокойно выдерживать близкое присутствие прекрасного женского тела. – Ста-ры-е, ста-ры-е чув-ства, – повторила она, массируя.
– Кто-то здесь, полагаю, не прочь быть оттраханным, – сказал я, приобнял ее за талию и быстренько подмял под себя.
Когда все закончилось, она глубоко вздохнула и отерла рукою мокрое от пота лицо.
– Вот бы император был таким жеребчиком, – промурлыкала.
– А что – нет?
– Раз-два – и готово. А ведь девушке нужно куда больше…
Не стану утверждать, будто ее признание не вызвало у меня нечто вроде злобного удовлетворения. И все же я понимал, что она может лишь играть. Была красивой и чувственной, однако я не мог забыть, что скрывается под этой маской. Убийцами, служащими Внутреннему Кругу, не становятся из-за красивого личика и постельной прыти.
– И от чего ты должна охранять императора, милая?
– Ты – в самом центре игры, Мордимер, – ответила она, проигнорировав мой вопрос. – И они хотят знать, кому ты служишь.
Я поймал себя на мысли, что мой неверный ответ может означать смерть. И отчего такое пришло мне на ум?
– Всегда – лишь Господу Богу, – ответил я. – Хотя смиренно признаюсь: мой бедный разум с трудом охватывает лишь часть Его безграничных намерений.
– Все мы Ему служим, – перекрестилась она и дотронулась пальцами до обнаженной груди.
Я не ожидал от нее такого жеста, но лишь кивнул.
– Свет, свет, – пробурчала она капризным тоном и принялась зажигать свечи.
Потом поцеловала меня в нос.
– Следи за собой, – предупредила. – И кто знает, может, удастся тебе выбраться из всего этого живым.
Не скажу, что ее слова сильно подняли мой дух.
– Все мы умрем. Я, ты, они, – ответил я словами, украденными у Риттера.
– Так постарайся, чтобы «ты» и «я» оказались в конце этой глупой считалки, – сказала она, ныряя под одеяло. – Ха! – воскликнула чуть позднее. – Вижу, что бедная девушка из провинции и вправду может найти здесь что-то большо-о-ое и горячее! Ах! – крикнула через миг, высовываясь из-под одеяла. – Гланды у меня здоровы, нет нужды их проверять, – рассмеялась, после чего снова исчезла.
Через некоторое время она снова вынырнула с поалевшими губами. Я видел это отчетливо, поскольку свечи уже горели ровным пламенем.
– Нужно бы тебе есть ананасы, – сказала Энья.
– Зачем?
– Дают приятный вкус.
– А ты знаешь, сколько стоят ананасы в Хезе? И как сильно меня интересует, что там чувствуют на вкус девки? – и тотчас же я понял, какую бестактность совершил. – В смысле, тамошние девки.
– Ага, потому что я – здешняя, а это кое-что другое, верно?
– Ты ведь знаешь, что я не то имел в виду…
– Но я же не злюсь, – она пожала плечами. – Меня обучали разным искусствам, а искусство любви я к тому же еще и люблю.
Это все мне не нравилось. То, что Энья была императорской наложницей, и то, что пришла меня проведать. «Чувства», – сказала она. Да-да, романтический инквизитор и романтическая убийца встретились, чтобы вспомнить старые добрые времена… Она считала меня идиотом? Хотя, с другой стороны, опыт говорил, что люди бывают непредсказуемы, руководствуются эмоциями, чувствами, мгновенными желаниями. Властители теряли короны, и частенько вместе с головами, а целые династии рушились в результате глупости, дурацкой ошибки или неконтролируемого чувства. Вот только ее игра была столь проста и так хорошо читалась, что – либо она не играла вообще, либо готовила обман столь колоссальный, что этот маленький обман был лишь дымовой завесой. Так или иначе, я терялся в догадках, поскольку был лишь простым инквизитором, которого воля Господа воздвигла над обычным его положением.
– Ах, Мордимер, нам нужно будет как-нибудь это повторить, – Энья похлопала меня по бедру.
– С радостью, моя красавица.
– А я все еще красива? – тряхнула она головой и приподнялась. Желтые огоньки свечей легли на ее груди теплыми отсветами.