– И как ви хотитье захвативать кг’епости палатина без машьин и пушьек? – махнул рукою Савиньон. – Гдье ваша «Гг’ета»?
– Хороший вопрос, – вмешался император. – Что с «Безумной Гретой»?
Ответом Светлейшему Государю было молчание. В лучшем случае люди палатина ее уничтожили. А в худшем – как раз тянули в сторону своих крепостей. У меня имелись серьезные сомнения насчет действенности больших бомбард, но «Безумная Грета» была не просто оружием. Она была символом. Как императорский штандарт. Врагу даже не требовалось ее использовать – хватит того, что он ею владеет.
– В случае чего построим новые, – сказал император, так и не дождавшись ответа. – Таубер, отправь гонцов в Хез к епископу с просьбой о немедленной помощи. Пусть отошлет нам все орудия – если понадобится, пусть снимет их с собственных стен. Еще – инженеров и плотников, сколько сможет. Лесов здесь полно – запросто понастроим новые катапульты, мангонелы и башни.
Барон кивнул – без убеждения:
– Если такова воля Вашей Милости.
– Чтобы знать, как поступать в будущем, следует делать выводы из ошибок прошлого, – тихо сказал легат Верона. – И спросить: кто виновен в этом поражении и смерти благородных рыцарей?
Как по мне, рыцари, благородные или нет, были сами виноваты, но тем не менее мне было интересно, как оценивает произошедшее достойный легат. Император, как видно, тоже был заинтересован, поскольку глядел на того вопросительно и даже слегка приподнял брови.
– Могли ли принявшие папское благословение доблестные защитники Христа и нашей святой веры погибнуть без вмешательства сатанинских сил? – произнес Верона в абсолютной тишине, которая воцарилась в шатре. – Разве враг не использовал магов, чтобы призвать демонов? Не смутил ли мысли наших крестоносцев? Ибо как же иначе истолковать, что те не послушались приказа императора, который запретил им атаковать?
Конечно, можно было бы истолковать произошедшее дерзостью, глупостью и непокорством, но я был уверен, что никто не посмеет предложить такое объяснение.
– Как Бог на небе, истинно говорите! – признался дворянин с культею вместо руки. – Голову дам на отсечение, что мы не услышали императорского приказа…
– И странный туман покрыл поле, – сказал еще один рыцарь. – Если бы не он – мы бы увидели ловушки…
– Стрелы лучников летели на небывалое расстояние, – почти выкрикнул следующий. – Будто мчались на крыльях демонов…
Конечно, было это простейшим объяснением, поскольку гипотеза о том, что у валлийских лучников на вооружении длинный лук с тугой тетивой и они годами обучались стрельбе, была неприемлема. Зато вот крылья демонов все объясняли с необычной явственностью и четкостью.
Верона покивал довольно.
– Я так и думал, – сказал он медленно. – И конечно же, дело требует тщательного расследования. Но какое же счастье, что среди нас есть высокоученый доктор Мордимер Маддердин, который наверняка лучше других может пояснить, напали ли на нас дьявольские силы.
Он глянул прямо на меня, и глаза остальных, во главе с самим императором, устремились в сторону моего темного уголка. Если спросите, что я чувствовал, когда Верона тянул меня во все это дерьмо, то не стану отвечать, чтобы не произносить слова, от использования которых остерегает наша святая вера. И тем не менее требовалось что-то сказать. Потому я ступил вперед.
– Я не ученый доктор, как в доброте своей представил меня достойный легат, – покачал я головой. – Всего лишь – скромный и живущий во страхе Божьем инквизитор. Знаю Писание и ученье Отцов Церкви – но не слишком хорошо, чтобы сметь дискутировать на тему сатанинских сил со столь уважаемым теологом, как отец Верона. Могу лишь сказать, что Святая Книга остерегает нас: «Дьявол ходит, как рыкающий лев, ища, кого проглотить»[23]. Потому, храня веру к Господу, нам никогда нельзя пренебрегать силой зла. Кто знает, какие страшные вещи может сотворить Дюваррье, известный как еретик и богохульник? Договором с Сатаной он всего лишь вписал бы очередной смертельный грех в длинный список отвратительных своих деяний…
Удивительно, но некоторые из сеньоров глядели на меня если не с явственной симпатией, то, по крайней мере, с отсутствием отвращения. Верона также внимательно слушал мои слова, легко усмехаясь и кивая головой при каждой моей фразе. Лишь когда я начал говорить о палатине Дюваррье, нахмурился. Поднял руку, чтобы меня прервать – впрочем, в том не было никакого смысла, потому что я ничего не намеревался добавлять к уже сказанному, голос же свой я повысил, лишь чтобы достигнуть лучшего эффекта.
– Святые слова, достойный император, милостивые господа, почтенный мастер Мордимер. – (При слове «почтенный» я хотел было нахмуриться, но сдержался.) – И видна в словах этих вера, которую я не решился бы отрицать, но и юная беспечность, заставляющая искать зло среди врагов, а не друзей… – закончил он театрально.
Меня мало кто полагает человеком беспечным, да и молодым меня назвать трудно, хотя человеку в возрасте легата Вероны сие было простительно. Но я слушал его слова со все большим беспокойством, поскольку мне казалось, что понимаю, к чему ведет свою мысль брат-ворон, – и направление это, милые мои, мне совершенно не нравилось. Глянув на императора, я приметил, что он поглядывает на Верону довольно хмуро. Видно, Светлейший Государь тоже начал понимать, что к поражению на поле битвы могут добавиться и другие проблемы. Интересно было одно лишь: понимал ли, насколько серьезными те проблемы могут оказаться?
– Просветите же нас, что вы имеете в виду, – проворчал император.
– Я говорю о заговоре. – Легат горящим взором повел по собравшимся, и не было человека, который желал бы скрестить с ним взгляд. – О заговоре ведьм, еретиков, чернокнижников и демонов! Говорю о шабашах, черных мессах и колдовстве! Об ужаснейшем колдовстве, что было устроено под вашим боком, ваше величество!
Кровь прилила к его лицу, и потому Верона выглядел сейчас как старый разозленный индюк. Интересно, что, пожалуй, лишь я отмечал весь комизм сцены. При всей ее серьезности, конечно же. Несколько дворян поспешно перекрестились, а тот, что стоял передо мной, сложил пальцы в знак, отгоняющий зло.
– Это серьезное обвинение, – сказал наконец император. – И я верю, что вы не бросаете слов на ветер, отче. Где же доказательства?
– О-о, доказательства мы найдем! – пылко пообещал императорский исповедник, которому, как видно, не хотелось оставаться в тени славного брата.
– Найдем, – согласился и легат. – И доказательства эти нам наверняка отыщет человек, умения которого и подготовка позволяют это лучше всего, – пояснил Верона, а я замер. – Мастер Мордимер Маддердин, инквизитор, – закончил он, как я и опасался. – Человек столь умелый в сем искусстве, что сам епископ Хез-хезрона сделал его своим капитаном и представителем.
В императорской палатке установилась тишина. Все, как видно, ждали, что скажет ваш нижайший слуга. И не стану утверждать, будто мне это понравилось.
– Помолимся, – сказал я, встав на колени и склонившись к самой земле. – Позволим Господу говорить нашим смиренным сердцам. Где же нам искать защиты, как не у Бога? Покоримся ему и уверуем, ибо Господь – мудрость наша и нас просветит. И что же еще, как не искренняя молитва славнейших рыцарей, сможет понравиться Господу?
С удовлетворением я заметил, что несколько человек из присутствующих рухнули на колени. Каппенбург и Таубер – тоже. Савиньон щербато ощерился ко мне, после чего сделал, что и они. Да и сам император по минуте раздумий склонил голову.
– Ни к чему молитвы, – легат Верона ступил вперед, – когда сатанинская мощь готова ударить! Когда колдуны и колдуньи отправляют свои проклятые ритуалы, когда невиновные – во власти Зверя! Не молиться нам нужно, но расследовать, инквизитор! Разве не для того существует Святой Официум, чтобы выпалывать всякий росток ереси?
Но я знал, что должен удержать людей подле себя. По крайней мере, в этот миг.
– Молитва никогда не лишняя! – грянул я в полный голос. – Помолимся!
И мы проговорили «Отче наш», «Верую» и «Плач об Иерусалиме». Столько вот я получил времени, одновременно моля Господа, чтобы направил меня и вразумил, что делать дальше. Молитвы я проговаривал не торопясь, с чувством, но, увы, не мог тянуть их бесконечно!
– Светлейший Государь, ваши милости, – проговорил я в установившейся тишине. – Уважаемый легат Верона, подозревая нападение сил тьмы на благочестивые отряды императорской армии, воззвал к помощи Святого Официума. И тот, в моем недостойном лице, попытается помочь вам в сем деле. Потому, с позволения Светлейшего Государя, я начну приуготовления, но прежде всего пошлю гонцов в Хез-хезрон, чтобы как можно быстрее появились здесь опытные в своем искусстве следователи и теологи.
«И тогда, возможно, сумею отсюда как можно быстрее уехать», – добавил я мысленно.
– Мы согласны, – сказал по раздумье император. – И верим, что следствие Святого Официума отвернет подозрение от наших подданных.
– Милостивый… – начал легат, но император глянул на него и поднял руку.
– Я еще не закончил, – промолвил твердо. – И скажи-ка мне, отче, где сказано, что можно перебивать императора?
– Но…
– В Риме?
Легат Верона уже понимал, что этой баталии не выиграет. Глубоко поклонился:
– Прошу простить мою поспешность, Светлейший Государь. Нижайше молю о снисхождении, но поймите, что я руководствуюсь лишь заботой о нашей святой вере и необоримой жаждой послужить вашему величеству.
– Прощаю, – спокойно сказал властитель. – Начните расследование как можно быстрее, капитан, – обратился он ко мне, не обращая внимания на легата. Когда тот выпрямлялся, я заметил в его глазах чистую ненависть.
– Светлейший Государь, закон говорит, что в вашем присутствии допросам можно подвергнуть только по вашему милостивому повелению. Желаете ли вы дать мне таковое?
«Ради Господа Живого! Во имя гвоздей и терний! Не позволь мне этого!» – молил я мысленно.