Кристина ошеломленно молчала. Может, это сон?
Миша подошел к двери, потом резко развернулся:
– Говоришь, боишься? Дай ключи, я тебя закрою, чтобы ты не боялась. Чтобы никто не вломился… А то придет Костя по твою душу, – он усмехнулся и, не дожидаясь, когда хозяйка квартиры подаст ему ключи, сам взял связку с тумбочки трюмо, посмотрел на Кристину и улыбнулся. – Я шучу. Ну, глупо, считай, дурак. Только, не обижайся. Приду вечером. Жди меня.
Он вышел, закрыл за собой дверь и щелкнул ключом.
– Привет, Антон! Звонил? – спросил Миша, прижимая к уху телефон и перешагивая через три ступеньки. – Что? Не слышу. Перезвони!
Нажал на кнопку и усмехнулся: смешной этот Антон! Волнуется… Хотя любой бы на его месте волновался: ведь убийцей быть – не рядовая ситуация. Завтра придет милиция и скажет: «Вы арестованы!» Тут любой заметается, как муха от мухобойки.
Выйдя из подъезда, Миша сощурился от бьющего в глаза солнца, в лучах которого сиял, как отполированный, его «уазик». Он немного полюбовался им со стороны, нажал на кнопку сигнализации. Машина дважды мигнула, приветствуя нового хозяина. И счастливая волна накрыла юношу. Это его собственность! Ее, в отличие от комнаты, не сможет отобрать отец.
С еще свежим чувством радости обладания он сел в водительское кресло, включил магнитолу. Настоящее маленькое жилье, в которое никто без спроса не зайдет.
Зазвонил телефон.
– Здорово, Антон! – неторопливо сказал Миша.
– Мишань, привет! Я не понял: что за эсэмэска? Кто это знает, что я убил Наташу? Я не убивал! Я же говорил тебе, что мы расстались у дороги. Наташа торопилась, даже не смотрела на меня! Мне стало обидно, я разозлился и ушел. Ушел, понимаешь? Откуда такие наезды!?
Голос в трубке заполошно метался. Натешившись паникой собеседника, Миша неторопливо проговорил:
– Я не знаю, откуда этот тип пронюхал, что в тот вечер ты провожал Наташу. Лично я, заметь, не сказал о тебе следаку, хотя он меня и расспрашивал. Но, оказывается, какой-то чувак выследил тебя и собирается пойти в ментовку. И он говорит, что у него есть против тебя улики.
– Да не может этого быть!
– Он сказал, что ты проводил Наташу не до дороги, а до самого дома.
– С чего он взял!? Это ж чистый бред!
– Ну, не знаю… Конечно, бред. Что я, не верю тебе, что ли? Но с этим бредом тот чувак хочет пойти в ментовку.
– Ладно, скажу, но только тебе: я проводил Наташу почти до дома. Почти, а не до дома! Мы вошли во двор, я рассчитывал, что постоим, поговорим… на лавочке посидим… чмоки-чмоки… ну, ты понимаешь… А она и не думала останавливаться. Я разозлился и ушел…
Миша радостно заговорил в трубку:
– Смешной ты, Антоха! Так Наташу и убили почти около дома. Во дворе.
– Ну да, – сдавленным голосом согласился Антон. – Только это не я. Не я удушил Наташу.
– Этот чувак вот что говорит, – стал спокойно излагать Миша, – вы вошли во двор, ты сказал Наташе «пока» и хотел уйти, но раздумал и окликнул ее. Что-то ей там сказал, она остановилась, ты к ней подошел и стал ее лапать. То есть обнимать. Чувак говорит, что ему так показалось. А на самом деле, говорит, ты ее душил. Он понял это потом, когда Наташу нашли… Говорит, если бы понял тогда, что ты делаешь, спас бы девчонку… Думал, просто обнимаешь. Но, говорит, сфоткал…
– Чушь какая! А зачем фоткал? Мы не звезды какие-то, на нас деньги не сделаешь. И что там в темноте можно разобрать? – расстроено проговорил Антон.
– Вот уж не знаю, зачем фоткал. Может, на всякий случай, – Миша совсем развеселился.
А голос в трубке убито доказывал:
– Да и не было этого. Говорю же, я сразу ушел.
– Верю, – ехидно поддакнул Миша. – Только сначала ты твердил, что проводил Наташу до дороги.
– А кто этот козел? Ты его знаешь?
– Нет, не знаю. Хотя лицо вроде знакомое. Он пришел в контору и стал расспрашивать о тебе.
– Как расспрашивать? Описал внешность?
– Нет. Он показал фотографию и сказал, что на ней убийца-маньяк.
– Так и сказал? – обреченно спросил Антон.
– Именно так.
– Но ты веришь мне?
– Когда ты сказал, что проводил Наташу до дороги, я тебе поверил. Но сейчас ты признался, что был во дворе дома, где убили Наташу, причем в то самое время, когда…
– Да не в то самое!.. Я же долблю и долблю, что ушел! А ты не веришь.
– Что тебе до моей веры? – разозлился Миша. – Тебе важно, чтобы менты поверили.
– И что мне делать?
– Что делать? – Миша помолчал. – Этот чел сказал, что пятьдесят тысяч его успокоят.
– Это же много! Я студент, у меня нет…
– Много? Иди в ментовку, там понадобится больше. Я тебе говорю, пятьдесят – мало. Тут и пятьсот тысяч немного. Ради справедливости я скажу, что из пятидесяти десять за посредничество причитается мне. Все-таки я на себя статью беру: недонесение… Собирай деньги. Он мне должен сегодня позвонить, сказать, куда деньги нести.
– Слушай, а он какой?
– Обычный. Невысокий.
– Это ясно. Для тебя все невысокие… Слушай, это он, наверное, убийца! Если он шел следом!
– Может быть. Но он тебя видел, а ты его – нет. Менты долго разбираться не будут. Им главное – дело закрыть. Короче, до восьми вечера ищи деньги. В восемь я позвоню… А вообще это идея!
– Что? – отозвался телефон.
– Мы можем вернуть деньги назад!
– Как?..
– Если он убийца, надо за ним проследить, поискать улики и пригрозить ему милицией. Сфотографировать, как он деньги у тебя берет, разговор ваш записать, и с этими фактами можно к ментам идти… А перед этим потребовать с него тысяч сто: мне десять, тебе девяносто. Был охотник, станет добычей… Это называется «поставить в обратку»…
– Ага, не для меня, – кисло ответил голос в трубке. – Ты при любом раскладе в выигрыше.
– Не переживай! Отыграемся! Ищи деньги. А вообще я придумал: я приглашу его к себе домой. И ты приходи. Я с фазером живу, с отцом то есть. Я и ты – мы вместе справимся! Но деньги прихвати.
Глава 24. Ревность Петра Александровича
Петр Александрович Мохов привычно распахнул дверь в комнату сына и удивился:
– Разве ты дома? Сегодня не работаешь?
– Как видишь… – пробормотал сын.
– А что матч не смотрел? Классно играли! Не то, что в прошлый раз. Тогда договорняк был. Чистой воды договорняк.
– Это точно, – кивнул Миша, не отрываясь от монитора. – В этот раз сыграли клево. Гол на второй минуте был красивый. Клевый.
– Так ты где смотрел? – не понял отец.
– В Интернете. Тут можно любой матч увидеть.
– Вот наука! – удивился отец. – А я все забываю. Отстаю от жизни.
– Ага! Так еще забудешь жениться. Не передумал?
Отец довольно хохотнул:
– Нет, конечно! Кстати, надо пойти Лиду встретить. Неужели она еще работает? Поздно уже. Но если бы магазин закрылся, она к нам бы зашла.
– А чего ей заходить? Ты сам говорил, что вечером футбол будет…
– Да, точно, говорил. Может, она и дома.
– Если дома, то зайдет, сам говоришь, здесь всего ничего – спуститься на этаж.
– Ага. Но я пройдусь до ее работы. Может, встречу.
– Валяй, – равнодушно кивнул Миша.
Петр Александрович быстро дошагал до магазина, где работала Лида. Магазин уже не работал. Мохов позвонил Лиде на мобильный телефон и услышал равнодушное сообщение о том, что абонент находится вне зоны действия сети. Петр Александрович торопливо вернулся к дому, но Лиду так и не встретил. Внутри закипала злость. Он бегает, переживает, думает, как ее защитить, а она отключила телефон. Обиделась! Наверное, решила, что ему футбол дороже. Так кто ж из мужиков футбол не любит? Не жена еще, а уже капризы! Может, и вправду не стоит жениться? Нет, не будет он бегать за ней, как собачка. Сама пусть бегает!
Зайдя в подъезд, Петр Александрович махом проскочил свой этаж и встал перед дверью Лиды. Он сумел удержать себя от желания дотронуться до звонка.
Болезненная ревность мучила Петра Александровича, он боялся, что молодая невеста, почувствовав эту слабинку, начнет вить из него веревки. Поэтому он всячески укрощал себя, чтобы выглядеть спокойным, едва ли не равнодушным. Вот что она подумает, если он постучится к ней? Ясно что: ходит старый, надоедает…
Он неохотно стал спускаться вниз. Можно было футбол и не смотреть. Петр Александрович открыл дверь своей квартиры, надеясь, что Лида ждет его там. Они разминулись, но она зашла к нему. Не зашла…
Миша спросил из-за двери:
– Фазер, ты один?
– Один.
– Встретил?
– Нет. Обиделась… или устала.
– Завтра придет.
– Ага, – ответил Петр Александрович и подумал: «Успокаивает… Все-таки сын у меня чуткий, видит, что переживаю, хоть и называет меня по-дурацки».
Он вошел к сыну:
– Ты бы открыл балкон, сынок, а то у тебя душно. Весь день не проветривал?
– Забыл совсем. Открою. Все. Я спать…
Миша проснулся поздно, протопал в ванную, а когда вышел, остолбенел: дверь в его комнату была распахнута, балконная дверь тоже. Он в несколько шагов вышел на балкон.
Отец стоял на боковых перилах, одной рукой держась снаружи за стену, другой уцепившись за плиту верхнего балкона.
– Ты что делаешь? – спросил Миша. – Свалишься! Хоть и второй этаж, невысоко, но ноги сломать можно.
– Я хочу к Лиде на балкон залезть, все ждал, когда ты проснешься…
– Зачем тебе лезть? Сходи.
– Не открывает.
– Позвони.
– Телефон не отвечает.
– Ну и что? Ответит. А если спину сломаешь, хорошо будет? Думаешь, этим Лиду счастливой сделаешь?
Отец отпустил плиту и качнулся, Миша схватил его за руку и помог спуститься с перил.
– Ну, фазер, ты даешь! – удивленно покачал головой он. – Седина в бороду, а в ребро бес тычет?
– Я шагов ее не слышу, – пожаловался отец.
– Конечно, у нее там ковры, коврики, может, босиком ходит…
– Всегда слышу, а вчера вечером нет, и утром тоже.