Спрашивать Юрковского я не стал, а в сопровождении охранников препроводил Можицкого в лазарет. По моей же просьбе туда пригласили Алфимова.
— Терехину стало хуже, — сообщил Госс. — Температура поднялась. И еще вот глядите, — он взял Пантелея за руку и чуть сдавил ноготь на его пальце — там сразу появилась капля крови.
Терехин стонал. Можицкий подал мне лист бумаги:
«Мне нужна чистая вода и пепел. Скорее».
Требуемое принесли. Можицкий плеснул воды в кружку, насыпал туда щепотку пепла и принялся что-то нашептывать. Терехин заметался на кровати, его начало трясти. Я напрягся, глядя то на Можицкого, то на глаза Пантелея, из которых вот-вот брызнут кровавые слезы.
Наконец Можицкий подбежал к унтер-офицеру, приподнял его голову и влил в рот содержимое кружки. Терехин проглотил, но судороги его не утихали. Никто не проронил ни слова. Алфимов стоял у дальней стены, сложив руки на груди. Пантелей еще какое-то время стонал и трясся, но постепенно затих. О том, что он жив, наглядно говорило тяжелое прерывистое дыхание. Доктор Госс наложил Терехину смоченную повязку на лоб. Николай также молчком покинул лазарет. Лицо его было мрачным.
Через два дня Пантелей Терехин встал с больничной койки в совершенном здравии и вернулся к службе. А Можицкий два или три раза в неделю призывал меня, и мы следовали на поиски очередной жертвы Демона Окаменения. И тут же, не дожидаясь начала хвори, излечивали человека при содействии Демона Пепла. Среди жертв стали попадаться и заключенные, что противоречило закономерности, некогда подмеченной Николаем. Узникам целебное снадобье просто подмешивалось в еду.
Прошел почти целый месяц с тех пор, как смерти от неизвестного недуга прекратились. Доктор Госс давно уехал, так ни в чем и не разобравшись.
В один из дней меня вызвал к себе Юрковский.
— Долго мы будем еще терпеть этого целителя? — негодовал он. — Согласитесь, что все время так продолжаться не может. Алфимову удалось что-нибудь разузнать?
— Мы с ним давно это уже не обсуждали, — признался я. — В наших с Можицким походах по крепости он, конечно, не участвует.
— Говорят, Николай в библиотеку зачастил в последнее время.
— Может быть, — пожал я плечами.
— А Можицкий что говорит?
— Ничего, — улыбнулся я. — Он пишет.
— О чем же? — Юрковский едва сдержал кашель. Лицо его при этом побагровело.
— Ждет, что со дня на день Демон Пепла переселится в его тело.
— Тьфу! — Николай Кондратьевич не очень жаловал подобную чепуху.
— Ничего не ест почти, осунулся, — продолжал я.
— А что так?
— Переживает, что демон этот принесет нам всем большое зло.
— Кто-то один из нас: либо я, либо господин Можицкий должен в результате всей этой истории переселиться в палату буйнопомешанных, — подвел итог Юрковский.
— Яков! — окликнул меня Алфимов, когда я возвращался от начальника.
— Давненько тебя не видел, Николай, — обрадовался я. — Выглядишь невыспавшимся.
— Есть такое дело, — кивнул он. — Разговор у меня к тебе серьезный. Пойдем на свежий воздух.
Мы разместились на скамейке во дворе.
— Если не ошибаюсь, вы последний раз чудесным образом исцелили господина Логрезе? — приступил он к делу.
— Ты так говоришь, словно я какой-то шарлатан, — усмехнулся я.
— Да при чем здесь ты, — покачал головой Николай.
— Логрезе — это который с особыми условиями содержания? — припомнил я вчерашнего «клиента» Можицкого.
— Совершенно верно, — подтвердил Николай. — Я сейчас приставил к нему своих людей…
— Для чего?
— Дослушай. — Он был необычайно серьезен. — Если вдруг кто-то справится у тебя о здоровье Логрезе, отвечай, что ему совсем худо.
— Но…
— Делай, как я скажу, пожалуйста! — Николай был неумолим. — И самое главное — обязательно запомни, кто у тебя о нем справлялся помимо Можицкого. К чудотворцу этому без меня больше не ходи. Если я прав, он захочет свидеться с тобой завтра.
— Так и есть, — удивленно подтвердил я.
— Пойдем к нему вместе. Ты все хорошо понял?
— Я ничего не понял, Николай, — признался я.
— Поверь, так надо, — устало произнес он. — В самое ближайшее время все узнаешь, а сейчас я вынужден упасть на свою койку и провалиться в беспамятство на несколько часов.
— Лучше до утра, — посоветовал я.
Алфимов, скорее всего, внял моему совету, а вот я мосле разговора с ним уснуть не мог совершенно. То, что Николай движется в правильном направлении, не вызывало никаких сомнений. Но даже малая часть услышанного наводила на мысль, что истинная подоплека затянувшейся истории с демонами даже приблизительно не сходится с моими представлениями о ней.
Поутру, заглянув в лазарет, я наткнулся там на унтер-офицера Терехина.
— Яков Михайлович! — радушно поприветствовал он меня. — Решил вот заглянуть, а то все времени не хватало. Мельком вас вижу, такой занятый вы постоянно. Подумал, что с утреца правильнее будет.
— Как ваше самочувствие, Пантелей? — поинтересовался я.
— Не жалуюсь и хочу лишний раз поблагодарить, — Терехин снял фуражку. — Спасли вы меня от смерти мучительной.
— Не меня, не меня, Пантелей, — улыбнулся я.
— Да, да, — закивал унтер-офицер. — А ведь я его, признаться, чуть было того, не придушил. А вышло вон как. Но и вам я по гроб жизни. Не позволь вы тогда сумасшедшему этому пойло мне в глотку влить — лежал бы я сейчас на кладбище, червя потчевал.
— Значит, сумасшедшим его считаешь? — поинтересовался я.
— Мне то неведомо, — пожал плечами Терехин. — Главное — гибнуть народ честной перестал.
— И не только честной, — усмехнулся я. — Арестантов Можицкий тоже спасает.
— Знаю, — кивнул Терехин. — Слыхал — даже особого одного навещали. Как же его…
— Логрезе, — подсказал я.
— Точно. Как он, кстати?
Я хотел было не задумываясь ответить, что все в порядке, как вдруг вспомнил вчерашнее предупреждение Алфимова. «Пантелей Терехин! Зачем же ты спрашиваешь?» Кровь прилила к моему лицу, я на время потерял дар речи.
— Что с вами, Яков Михайлович? — обеспокоился унтер-офицер.
— Хорошо, что ты напомнил мне, Пантелей, — вымолвил я, вспоминая указания Николая. — Господину Логрезе Можицкий отчего-то помочь не смог. Даже не знаю — в чем дело. Ему хуже и хуже с каждым часом. Побегу, навещу его…
— А что же он не в лазарете? — не отставал от меня Терехин.
— Особым не положено, ты же знаешь.
— И то верно, — согласился Терехин. — Я бы на вашем месте Можицкого еще раз к нему привел — может, напутал чего, в голове-то у него ветер гуляет.
— Так и сделаю, Пантелей, а сейчас извини… — я ускорил шаг.
— Удачи, Яков Михайлович! — отставая, Пантелей помахал мне в след фуражкой.
Алфимова, к счастью, удалось отыскать быстро. Тот снова был бодр и деятелен.
— Терехин Пантелей! — выпалил я, едва подбежав к Николаю.
— Я так и думал! — потер он ладони.
— Неужели он? — изумился я.
— Да, — кивнул Алфимов. — Каким бы диким это ни показалось.
— Но зачем?
— Позже, Яков Михалыч, вопросы позже, — он увлек меня к лестнице на второй этаж. — Он о чем-нибудь просил тебя? Давал советы?
— Советовал привести Можицкого к Логрезе еще раз.
— Все сходится! — ликовал Алфимов.
Пришли мы к камере Можицкого.
— Что же вы, господин чудотворец, вашему последнему подопечному не помогли? — заявил арестанту Николай.
Можицкий непонимающе захлопал глазами.
— Господин Логрезе лежит в своей камере, — продолжал Алфимов. — Дрожит, вскрикивает, подушку зубами рвет.
Мне отчетливо увиделось, как глаза Можицкого на миг вспыхнули. Не утаилось это и от взора Николая. Узник подсел к столу, набросал несколько строк и протянул нам:
«Демону Окаменения удалось обмануть Демона Пепла. Но сейчас все стало ясно, и мы должны вылечить Логрезе. Мало времени!»
Прочитав, я ждал реакции Николая, ибо не был посвящен в задуманные им планы.
— Отправляемся к нему немедля, — решил Алфимов.
В предыдущий раз Можицкий лишь дошел до дверей господина Логрезе. Снадобье подмешали ему в еду. Сейчас же Алфимов дал указание своим людям пропустить нас в камеру всех троих.
Логрезе предстал перед нами целым и невредимым. Сей факт поверг Можицкого в смятение.
— Удивлены, господин целитель? — ухмыльнулся Алфимов. — Узнаете этого человека? — обратился он к Логрезе.
— Безусловно, — ответил тот с небольшим акцентом. — Этот господин — мой заклятый враг. Его единственная цель — убить меня.
Можицкий бросился на Логрезе, но охранники Алфимова были готовы к подобному исходу. Можицкого тут же скрутили.
— Увести и никого к нему не пускать, — распорядился Николай. — Это его настоящая фамилия?
— Да, — подтвердил Логрезе. — Он поляк.
— Единственное, что для меня осталось загадкой — причина подобной ненависти, — произнес Алфимов. — Не проясните вкратце?
— Мы с ним — члены Ордена Преданности, — ответил Логрезе. — Организация эта разбросана по всему миру. Вступая в нее, даешь клятву. После этого Орден в любой момент времени может отдать приказ, который ты должен выполнить, невзирая ни на что. Чаще всего это связано с помощью попавшим в беду другим членам Ордена. Почти никогда не примешивалась политика. Пока я был молод, готов был ради Ордена на все. Но с годами, обзаведясь семьей, друзьями, думаешь уже совершенно иными категориями. Как вы поняли, я отказался выполнить приказ.
— И за это ждет неминуемая смерть? — угадал я.
— Да, — подтвердил Логрезе. — Мне удалось спрятать свою семью, расставшись с любимыми людьми навсегда. Можицкий — один из фанатиков. Он шел за мной по следу всегда и однажды едва не настиг. О вашей крепости я был наслышан и думал, что лучшего убежища не сыскать. Но, как видите, они едва не добрались до меня и здесь.
— Они были весьма близки к своей цели, должен признать, — произнес Алфимов. — У Можицкого, кстати, был сообщник. Его в данный момент уже должны арестовать.