— Что со старшим Гарбом?
— Не повезло ему, — Рэм даже задышал чаще, — Живой, ждет казни по всем обычаям. Сегодня вечером ритуал проведут, после того, как всех остальных казнят. Я так понял, Арн лично будет.
Мазнул быстрым взглядом по Ари, смотря, как белеет ее лицо.
— Конечно сам, — фыркнул Макс, — Ты думаешь, почему он так ждал, чтобы спина получше зажила? Не легко топором с больной столько человек зарубить, это же размахивать надо. Хороший у тебя муж будет, дочка, работящий и предусмотрительный.
— Макс, хватит, — Лора сильно дернула его за рукав.
— Это обычай, отец, ты несправедлив, — Рэм нахмурился, защищая друга, — Да, жестоко, но у них так принято. Кто выносит приговор, тот и исполняет.
Родэн только пренебрежительно фыркнул.
— Что значит казнь по обычаям? — спросила Элен севшим голосом.
— Вам лучше не знать, бабушка, — буркнул себе под нос Рэм.
— Да, — Макс опять сверкнул глазами, — Просто, когда будем разделывать рождественского гуся, можете смело доверить это Конугу.
Ари, не выдержав, подскочила с места и выбежала из столовой, чувствуя, что сейчас расплачется при всех. Столько всего сразу. Радость, что живой, жуткие подробности эти, раздражающие уколы отца, страх перед будущим. Все перемешалось внутри, требуя выхода хотя бы в крике.
Лора, проводив дочку взглядом, в сердцах кинула салфетку на стол.
— Иди, извиняйся, что сидишь? — зашипела на мужа, — То же мне, ангел нашелся. Не тебе осуждать северянина, ты от него мало чем отличался.
Тот хмуро посмотрел на жену. Ладно, наверно он действительно перегнул, на Ариадне и без него лица не было. Все равно уже не изменить ничего.
— Рэм, нас то когда ждут, сказали? — спросил у сына, вставая.
— Через десять дней, сразу свадьба, — ответил тот, крутя вилку в руках.
— Хорошо, пойду обрадую, чтобы платье выбирала, — вздохнул Макс и пошел искать Ари.
18. Дар предсказателя
Арн взошёл на помост с жертвенным алтарем. Поднял над головой окровавленный топор под дружный рев и улюлюканье толпы. Они ждали, жаждали жестокого зрелища от него. Последнего. Восемнадцать половозрелых мужчин рода Гарбов только что казнили, просто отрубив головы. Быстро и без особых хлопот. Толпе не очень нравилось, они уже насмотрелись.
Какой бесконечный адский день, подумал Конуг, рассеянно вытирая пот со лба. Арн закрывал глаза и все видел эти чертовы головы с пустыми ничего не выражавшими глазами, падающие в корзины. Его мутило уже от запаха крови, которым весь он пропах, вида раскрытых ртов, алчных взглядов зрителей. Покосился на братьев. Хьорд стоял бледный, покачиваясь. Похоже, испытывал тоже самое. Кит же прожигал его дикими, озорными, затуманенными глазами. Он принял что-то, грибы какие-то, которые им перед началом казни всунул предсказатель, нашептав свое напутствие брату на ухо. Теперь Китен в дурмане не понимал ничего. Все игра. Ему весело.
Арн с сожалением подумал, что надо было тоже эту дрянь сожрать. Одно дело в бою на равных. Другое так: беспомощных, склоненных. Мерзко и тошно. А ведь сейчас еще Гарба казнить ему. Главное, чтобы не вырвало прямо тут, перед всеми. Еще раз бросил пристальный взгляд на ошалелого Кита. Может, взять у него эту мерзость все — таки? У него вроде бы осталось…Нет. Поздно. Уже ведут.
Толпа расступалась, пропуская вперед трех конвоируемых: заплаканного щуплого мальчишку восьми лет, который сейчас был старшим живым сыном Гарба, его жену Ризу-женщину средних лет в практически полностью разодранном платье, и самого Дугласа Гарба. Он был избит, грязен, с заплывшим глазом и вывернутой рукой, но это не мешало ему идти прямо, надменно вздернув подбородок, зло сверкая на Конуга ореховыми глазами.
Арн оскалился, щурясь, подумав, что его отец наверно так же шел. Нет, и так сойдет, не нужен ему никакой дурман. Он каждую секунду хочет помнить. Каждую чертову секундочку. Перебросил топор из одной руки в другую, как бы примеряясь, и заметил, как у старика Дугласа непроизвольно дернулся кадык при этом движении. Боится, как бы высоко он свой песий нос не задирал. И правильно делает.
Пленников вывели на помост, буквально кинув Арну под ноги. Женщина с мальчишкой низко склонили головы, стоя на коленях, крупно дрожа. Гарб же смотрел на нового князя прямо, кривя разбитые губы в жутковатой улыбке. Арн потрепал рычащего от возмущения Дугласа по расплетенным волосам под общий веселый смех толпы и отвернулся, переключив внимание на его семью.
Вернее, на мальчишку. Великий ворон, щуплый то какой, совсем ребенок. Хью его на год младше был, а выше на целую голову наверно. Он был настоящий Конуг. Вырос бы могучим воином. Вот только не дали ему вырасти. И этому по закону уже не надо давать. Но… он же мелкий совсем. Щенок. Арн судорожно сжал топор, лихорадочно размышляя. Толпа ревела все громче, топала ногами. Они не понимали, почему он медлит. "Давай, князь"-слышалось отовсюду, свист звенел в ушах.
Арн перевел взгляд на вздрагивающую женщину, вспоминая, что у нее осталось еще две дочки, трехлетка и грудная совсем. Кто о них теперь заботиться будет? Приподнял топором ее лицо, криво улыбнувшись. Повернулся к Гарбу.
— А у тебя красивая жена, Дуглас, хоть и попользовал ты ее прилично. Столько детей тебе наплодила. Как думаешь, а мне родит?
Все вокруг заулюлюкали, смеясь. Такой поворот событий воинам понравился.
Гарб дернулся, зло щерясь, плюнул и попал Арну на рукав. Тот только весело подмигнул и даже вытираться не стал, опять обратив все внимание на склоненную перед ним женщину.
— Ну что, Риииза? Не хочешь променять скулящего старого пса на молодого ворона?
Открытый жертвенный зал просто взорвался хохотом. Повсюду слышались одобрительные призывы: " Давай, девка, не упускай свой шанс!", " Ну что молчишь, дура?".
Женщина подняла на Конуга изумленные глаза. Встретилась с пронзительными голубыми. Что он несет? Зачем она этому молодому мальчишке? Арн напряженно улыбался, замерев.
— Не будь идиоткой, кивни, — почти одними губами прошипел.
Глаза Ризы расширились, осознавая наконец. Она облизнула губы, кинула быстрый взгляд на мальчика и громко произнесла дрожащим голосом: — Променяю и поклянусь в верности. Только если и сын мой тоже. Прими нас обоих, князь.
Арн одобрительно усмехнулся. А она молодец, быстро сообразила. Повернулся к толпе, разводя руками, будто веселясь: — Нынче баб без довесков и не сыщешь. Ну что, сделаем щенка вороненком?
Воины зашумели, крики за и против перемешались между собой. Арн напряженно следил за спорящими, но был уверен, что паренька оставят жить. Никто из этих сильных свирепых вояк не назовет всерьез опасным этого цыпленка. Они не детоубийцы. Дай выбор и пощадят. Покосился на дрожащего мальчишку. Как на Хьюго похож. Они могли бы друзьями стать. Могли бы…
— Пусть приносят клятву, князь! — все чаще раздавалось со всех сторон. Но Арн все стоял и ждал, когда дружный вой покроет весь зал.
— Клятва. Клятва. Клятва, — толпа заревела в едином порыве. Сапоги застучали по дощатому настилу.
Арн удовлетворенно улыбнулся, поднимая вверх руки, заставляя всех замолчать. Рэм бы сейчас пропел мне дифирамбы, мелькнула в голове неожиданная мысль. Младший Родэн всегда восхищался манипуляторами. Конуг сам от себя подобного не ожидал, но уж очень не хотелось расправляться с мальчишкой. Да и с женщиной тоже. Если сукой окажется, потом решит, как от нее избавиться.
— После казни они дадут клятву мне и моему роду. И жена старого пса станет моей наложницей, а последний наследник Гарба навсегда откажется от рода. Уведите их. Настало время разобраться с предателем по нашим обычаям. Великий ворон уже заждался своей жертвы, — громко сказал Конуг притихшим воинам.
Они снова закричали одобрительно, уже хрипя сорванными глотками. Раздался нарастающий вой, разрывающий зал. Арн повернулся к застывшему Гарбу и, хищно улыбаясь, медленно приблизился к нему, поигрывая топором. Вот уж кого ему не было жалко. Полгода он жил ожиданием этого мгновения. Месть не вернет ему семью, но ее желанный горьковатый привкус пьянил, заставляя сердце биться чаще. Если бы еще без этой ритуальной казни. Руки моментально задрожали. Он же не мясник. Черт. Только бы не орал. Хотя кто удержится. Подошел, уже хмурясь, читая животный страх в устремленных на него ореховых глазах. Дуглас впился в него лихорадочным взглядом, перевел глаза на топор и вдруг усмехнулся надменно:
— Что у тебя руки дрожат, а, Конуг? Боишься? Кишка тонка? Ты не ворон, а ворона, щенок.
Арн прищурился. Ему этого и не хватало. Прямого вызова от Гарба.
— От нетерпения трясутся… Сейчас ты от этой вороны завоешь похлеще, чем стая твоих псов. Только смотри не оглуши меня. Мне еще вопли твоей жены под собой слушать.
Но Дуглас только горько улыбнулся:
— Давай быстрее только. Не мучай старика. Спасибо, что сына пожалел. Не ожидал.
Арн опешил. Лучше бы старый пес не говорил эти слова. Так мерзко на душе стало.
— Пошли, — глухо бросил.
Может христиане не такие уж и дураки со своей подставленной второй щекой.
*** (22.06-1)
Арн расползся по креслу, запрокинув голову, и уставился в потолок. Наконец — то стало достаточно поздно, и они смогли покинуть общий пир. Хотелось остаться одному в тишине, не видеть и не слышать никого, но нельзя было. Нужно веселиться. Праздновать.
Но веселиться после того, как собственноручно казнил дюжину человек как-то не очень получалось. Вино не брало его, только голова становилась все тяжелее, и желудок мутило, грозя вывернуть содержимое. В ушах стоял непроходящий гул от предсмертных хрипов Гарба. Они преследовали его весь вечер, плотно засев в голове. Великий ворон, как это расслышать. Так и с ума сойти можно. Ему казалось, что этот звериный глухой вой навсегда поселился где-то внутри него. Проклятие.
И еще он видел, как жизнь уходит из глаз Дугласа. Медленно. Арн не в первый раз наблюдал, как стекленеют глаза, когда душа покидает тело. Страшное, завораживающее зрелище. Но впервые, когда так: в мучениях и не в бою. В тот момент он и правда почувствовал себя потомком богов, имеющим право решать кому жить, а кому умереть. А в следующий испугался. Сам себя. Надо просто забыть. Как это забыть?