Они догнали соплеменников, ведомых Шнед Ганном, на следующий день ближе к вечеру.
Симус Батти вовремя догадался, что Харику Су нужно идти далеко впереди танка, чтобы не напороться на серьезные неприятности.
– Больше некому, Харик, – извинительным тоном сказал он. – Из меня с моей раной ходок не очень, а наших танкистов-женщин вперед не пошлешь – пристрелят еще их с перепугу-то.
– Ну, с перепугу-то и меня пристрелить могут, – проворчал трудень, которому, естественно, совершенно не хотелось шагать в полном одиночестве по темному подземному руслу.
– Тебя не пристрелят, – заверил его Симус. – Тебя, после твоих подвигов, каждая собака знает и уважает. А вот если мы сунемся к ним в танке без предупреждения – сожгут за милую душу. Там у них есть, чем жечь. И кому.
Оказалось, что догадка хвата была абсолютно верной – первыми, кого Харик обнаружил, была вооруженная группа из четырех трудней, крадущаяся ему навстречу. Они и объяснили Харику, что после того, как вчера до людей Подземелья донесся шум далекого обвала, Шнед Ганн выставил на ночь усиленные караулы, а утром было решено выслать назад разведчиков.
– Вообще-то, – признался совсем юный командир группы, – мы думали, что вы с Симусом вчера погибли, прикрывая наш отход. – Уж больно взрыв был… мощный. И потом, когда вы быстро нас не догнали… А оно вон как вышло! Все будут очень рады.
Теперь танк Каны Кейры полз вслед за людьми, замыкая нескончаемое шествие.
На его броне густо разместили тех, кто совсем обессилел и не мог идти, башенный стрелок уступила свое место одной из женщин с грудным ребенком на руках, а к командирскому сиденью Каны Кейры пристегнули ремнями больного старика, которого до этого несли на носилках. Сама Кана уселась за рычаги, потому что умела водить танк лучше своего башенного стрелка и так ей было спокойнее.
Симус же Батти неожиданно для самого себя оказался за спиной Каны в тесном и малоудобном пространстве и теперь уже не собирался менять своего местоположения.
Во-первых, рана все-таки побаливала, и он не хотел ее тревожить при ходьбе, а во-вторых, в какой-то момент Симус понял, что ему просто хорошо, когда он находиться рядом с этой невысокой и ладной женщиной-танкистом. Смутно он до сих пор ощущал то спокойное тепло, которое исходило от ее тела ночью, когда они лежали рядом. И воспоминание об этом тепле согревали его сейчас изнутри.
«Странно, ведь между нами ничего еще и не было, просто я ненароком обнял ее ночью, а она не отодвинулась, – старался разобраться в своих чувствах хват, сзади и чуть сбоку глядя на трогательный завиток темно-русых волос, выбившихся у Каны из-под шлемофона. – Хм, мне нравится это «еще»… Оно предполагает, что я намерен предпринять недвусмысленные попытки к сближению. Намерен или нет? Намерен. И еще как. Каким, вот, только образом это осуществить… Она ведь свободная сестра-гражданка, да еще и военный человек. А я всю жизнь имел дело только с женщинами из гурта да – иногда – с теми пленницами, которых сам и захватил. Но это, как мне почему-то кажется, совсем не то. Это совсем другое и все мои прежние ухватки и привычки здесь совершенно не годятся. А что годится? Как, черт возьми, дать понять свободной женщине, что она тебе нравится, и ты не прочь лечь с ней в постель со всеми вытекающими последствиями?»
Он попытался вспомнить те немногие, изданные еще до войны книги, которые он прочитал и в которых хоть как-то описывались довоенные же отношения между мужчинами и женщинами, но не припомнил ничего, что дало бы ему хоть какую-то практическую подсказку. Ясно было одно: действовать нахрапом здесь нельзя.
«Да и боязно, честно говоря. А ну как обидится? Тогда – все, восстановить добрые отношения будет трудно. Нет, погоди, если бы ты был ей противен, она наверняка дала бы это понять еще прошлой ночью. Но ведь лежала, не отодвигалась и, уж тем более, кулаком по морде не била. Так или нет? Так. С другой стороны, когда человек спит, то, бывает, ничего не чувствует. А перед рассветом я руку убрал… Эх, а ведь как просто было иметь дело с этой моей… последней. Касей Галли, да».
Он вспомнил, как и почему это у него было с Касей, затем то, что случилось после этого и невольно поморщился. Оказалось, что обида, нанесенная командиром пластунов Бесом Тьюби, в душе еще не зарубцевалась. Как и не зарубцевалась рана от его ножа на груди.
«И все-таки. Как же мне…»
Танк остановился.
Кана Кейра стянула с головы шлемофон, запрокинула голову и встретилась глазами с Симусом.
– Передохнем чуток, – пояснила она с улыбкой. – Пусть люди вперед уйдут подальше. А то я боюсь, что усну и наеду на задних ненароком.
Она не отводила взгляда, и Симус почувствовал, как его медленно охватывает жар.
– Ну, и чего ты ждешь, дурачок? – тихо осведомилась Кана.
В шуме работающего на холостом ходу двигателя, Симус не расслышал, а, скорее, увидел ее слова и, поняв, что она сказала, неловко протиснулся сбоку поближе и поцеловал теплые податливые губы.
А потом как-то само собой оказалось, что он уже полулежит в кресле механика водителя, а непонятно когда и как выскользнувшая из комбинезона Кана Кейра полулежит на нем самом, осторожно касается его груди своей грудью и ритмично покачивается вверх и вниз, слегка прикусив нижнюю губу и постанывая от наслаждения.
Когда все закончилось самым великолепным образом, и лейтенант заняла свое место за управлением, а Симус перебрался за спинку кресла в свое уже обжитое тесное пространство, он не удержался, подался вперед и благодарно прижался к раскрасневшейся щеке Канны своей.
– Ты колючий! – засмеялась она и взъерошила ему волосы. – Потом обязательно побреешься, ладно?
И, не дожидаясь ответа, взялась за рычаги и плавно двинула бронированную махину с места.
Проснувшись, но еще не открыв глаза, Арт Жес почувствовал под своей правой рукой что-то удивительно теплое, мягкое и в то же время упругое. Вчерашние сексуальные приключения вспомнились немедленно, и охотник предположил, что под рукой у него не что иное, как грудь Лилу Тао.
Предположение оказалось верным.
Стараясь не разбудить пылкую оперативницу (после прошедшей ночи он еще не чувствовал себя вполне способным на дальнейшие подвиги), Арт Жес осторожно убрал руку и поднялся.
Позднее утро заливало комнату веселым солнечным светом.
Охотник поискал глазами свою одежду, увидел штаны и поднял их с пола.
– И куда ты торопишься? – нежно осведомился женский голос за его спиной.
Арт Жес вздрогнул и обернулся.
Сбросив одеяло и подперев голову левой рукой, Лилу, улыбаясь, смотрела на него и медленно накручивала на указательный палец правой руки локон своих темных, почти черных, волос.
Охотник едва заметно вздохнул и уронил штаны на пол.
Второй раз он выбрался из кровати где-то через час. Теперь уже вместе с Тао. Да и то лишь потому, что на прикроватной тумбочке затрезвонил телефон и не умолкал до тех пор, пока Лилу, помянув крепким словцом телефонную связь вообще и неизвестного звонящего в частности, не сняла трубку:
– Алло, – сказала она, и Арт Жес подивился, насколько быстро может измениться тон у женщины, которая только что с придыханием шептала ему на ухо самые нежные и откровенные слова. – Кому там жить надоело?
После чего внимательно выслушала то, что ей сообщили на другом конце провода, буркнула: «Ясно, скоро буду» и положила трубку.
– Удивительное дело, – поведала она Арт Жесу. – Второй раз подряд за относительно короткое время мне с утра ломают все удовольствие телефонным звонком.
– А когда был первый? – совершенно естественно поинтересовался Арт, закидывая руки за голову.
– Хм… – Лилу быстро наклонилась и поцеловала его в краешек рта. – Ты был великолепен, мой друг, – похвалила она. – Поэтому я пока не буду тебе рассказывать много про свою жизнь, ладно?
– Как знаешь, – согласился Жес. – Мне, вообще-то, и так хорошо.
– Вот и славно. Тогда встаем и одеваемся. Звонила Кася Галли. Оказывается, пока мы тут с тобой кувыркались, в Цитадель на гравикоптере прибыло наше начальство. Первая, Йолике Дэм, и этот ваш… Рони Йор, кажется. Кася говорит, что нас ждут через… – она глянула на часы, – сорок пять минут на важное совещание. Хотелось бы до этого успеть выпить чашку кофе и что-нибудь съесть.
– Ну, вообще-то, для меня они не начальство, – уточнил Арт Жес. – Ни Первая ваша, ни даже Рони Йор, которого я, честно сказать, помню только, когда мы оба были мальчишками. Да и то смутно, потому что он младше меня. Но я хотя бы родился и вырос среди людей Подземелья. А уж Румт и вовсе никакого отношения не имеет ни к ним, ни к вам, сестрам-гражданкам.
– Так ты что же, не пойдешь? – осведомилась Лилу.
– Отчего ж не пойти? Пойду, – ответил, секунду подумав, охотник. – И даже Румта позову с собой обязательно. Но только потому, что привык всякое дело доводить до конца.
– И на том спасибо, – Лилу соскочила с кровати и сладко потянулась всем своим великолепным телом.
– Я в душ, – сообщила она. – Встретимся в буфете или уже на совещании. И не опаздывайте с Румтом, ладно? Наша Первая этого не любит.
И, показав Арту язык, Лилу рассмеялась и быстро скрылась за дверью ванной комнаты.
Глава двадцать пятая
…меня зовут… меня зовут… Единственный и Единый, как же меня зовут?
Вспомнить имя не удавалось, но этот факт почему-то не очень его обеспокоил. Так, слегка встревожил, не больше.
Да и зачем мне прямо сейчас имя? Потом вспомню. Хм. А как же самоидентификация? Ну, хорошо, попробуем по-другому. Кто я? Ничего себе вопрос. Мыслящее существо – это несомненно. Ибо как раз этим я сейчас и занимаюсь – мыслю. А если я мыслю, то, значит, я есть, как сказал очень и очень давно один из древних философов, не помню уж, как его звали. В чем нет ничего странного, я и свое-то имя не помню… Ладно. Будем продвигаться вперед постепенно. До чего я дошел? До того, что я есть. Существую. Уже хорошо. Если я существую, то у меня должно быть тело. Ноги, руки, голова и все прочее. По крайней мере, раньше оно у меня было – это я помню твердо. Раньше… Раньше – это когда? И, главное, где? Ох…нет, не получается. Ни «когда» ни вспоминается, ни «где». Кто же я такой?