– Мне кажется, Кузнечик, это тебе такой подарок от Анастази. Ты ей понравилась.
– Вот уж спасибо! Не нужные мне ее…
– Послушай! Мы должны быть благодарны. Ведь на самом-то деле я ничего не сделал для твоего освобождения. Если бы не она! Ты же помнишь, что она убила Бруно? Или ты этого не видела?
– Видела. Как во сне. Я была уже близко. А почему она нас отпустила, как ты думаешь?
– Не знаю. Она сказала Бруно, что все кончено. Может, богиня ей велела – как ее? Иштрат?
– Иштарет. Знаешь, что было главным? – Настя очень серьезно посмотрела в глаза Игнату. – Ты был готов умереть за меня. Это и решило нашу участь. Великая Иштарет любит героев и презирает трусов.
– Ты думаешь?
– Я знаю.
Глава 10Вопросы и ответы
Вернувшись в гостиницу из Запретной долины, Игнат первым делом связался с отцом. Гвидо просто сходил с ума от волнения: сын затеял опасное дело и не отвечает на звонки! Когда Игнат позвонил, он был вне себя от радости, что и сын, и Настя нашлись. И теперь он с нетерпением ожидал, когда дети доберутся до Рима. Но Игнат не мог уехать из Монте-Кьянчано, не рассказав о своих приключениях новым друзьям.
К тому времени, когда они с Настей спустились в ресторанчик, закрытый по такому случаю для посторонней публики, в Запретной долине с образовавшимся озером успели побывать и Марко с Клодом, и Вико с дедом. Мужчины поднялись при виде засмущавшейся Насти – Марко, видевший Настины фото, удивленно поднял брови, а Клод задумчиво сказал:
– Вы не говорили мне, что девушка рыжая…
Четыре столика сдвинули вместе, и компания расселась в кружок, приготовившись слушать. Для начала Марко кратко пересказал историю Клода – француз был не против:
– Да, да, конечно, говорите вы, а то я излишне многословен!
Потом Настя, слегка стесняясь, поведала о своих приключениях на вилле, даже не заикнувшись об утренних развлечениях с Бруно. И, наконец, Игнат красочно описал конец виллы «Мираколо», опустив тему жертвоприношения, чтобы не расстраивать Клода. Некоторое время все молчали, переваривая услышанное.
– И все равно ничего не понятно! – воскликнул Вико. – Что это было? Кто они такие – Бруно и Анастази? А деревня? И вообще – что за место эта долина? Почему там время течет иначе?
– Насчет времени ничего не могу сказать, а вот про деревню и Бруно у меня кое-что есть, – вступил Клод. – Хотя… Возможно, деревня потому и сохранилась, что время… Там явно что-то есть, в этой долине…
– Инопланетяне! – оживился Вико. – Точно вам говорю: инопланетяне оставили там машину времени!
Глаза у него горели: какие открываются перспективы для развития туризма – инопланетяне рядом с Монте-Кьянчано.
– Возможно, – рассеянно ответил Клод. – Я не догадался обратиться к уфологам, но общался с историком. Очень милая дама из Флоренции. Я сводил ее в деревню, и она считает, что эти люди – прямые потомки умбров.
– Кого?
– Умбров. Это древний народ, который жил в Северной Италии в бронзовом веке.
– А! Умбрия – это из-за них такое название?
– Верно. Потом умбров выжили этруски, но, похоже, что какая-то часть осела здесь и… как-то законсервировалась.
– На них воздействовала машина инопланетян!
– Вико, уймись ты! – сказал Марко, подливая всем вина. – Все равно их никого больше не осталось.
– Как не осталось? – удивился Игнат. – Мы видели деревенских! Они стояли на том берегу, когда разлилось озеро. Правда, Насть?
– Больше не стоят. Мы с помощником пробрались туда по холмам – дорога затоплена, и с нашей стороны не подойти. Деревня пустая. Ни одного человека не нашли.
– Куда ж они делись? Утопились, что ли, с горя?
– Непонятно. Все брошено, как есть: у кого-то даже обед на столе, стирка в корыте. Куры бесхозные бродят, козы. И все.
– Вот это да! Это же… Это же просто «Мария Селеста»[11], только на суше! – Вико не терял энтузиазма.
– Ну ладно, бог с ними, умбрами, вы смогли хоть что-нибудь выяснить про Бруно Инганаморте?
– О да! – Клод открыл папочку и показал слушателям лист с отксеренной картинкой. – Наконец я нашел эту гравюру! Она поздняя – конца пятнадцатого века, но сделана по старинному рисунку. Смотрите – никого не напоминает?
На картинке был изображен человек в средневековой одежде с совой на плече.
– Да это же Бруно! – изумился Игнат, а Настя, только взглянув, тут же отвернулась. Но кивнула, подтверждая: да, Бруно.
– Но как это может быть? – спросил Марко. – Он что, создал эликсир бессмертия? Или действительно продал душу дьяволу?
– Какое-то липовое бессмертие, – хихикнул Вико. – Он же рассыпался в прах!
– То-то дьявол обрадовался! – поддержал его дед Рикардо.
– Я не знаю всех подробностей, – продолжил Клод. – Но история такова: жил один человек, у которого было три сына. Младшего он решил направить на служение Богу, чтобы у семьи был заступник. Хотя молодой человек не слишком рвался на это поприще, деваться ему было некуда: пойти против воли семьи он не посмел…
Так Бруно, которого тогда звали Никколо ди Бонавентура, оказался в монашеском ордене камальдулиан[12], в монастыре неподалеку от Ареццо. Молодому человеку, наделенному пытливым умом и жаждой развлечений, был не по нраву суровый устав ордена и его аскетическая жизнь, так что в один прекрасный день он попросту сбежал из монастыря и отправился путешествовать по миру, прихватив с собой часть монастырской казны: несмотря на аскетизм и суровость, камальдулиане успели накопить значительные богатства.
Дальше след его теряется вплоть до 1347 года, когда власти Сиены завели судебное дело по обвинению беглого монаха и отступника Никколо ди Бонавентуры в колдовстве и распространении чумы[13]. Но Никколо каким-то образом удалось скрыться от следствия, утверждали, что тому способствовал сам дьявол. Зачем Бруно-Никколо вообще вернулся на родину, не ясно. Но возможно, его как раз и привлекала таинственная долина, о волшебных свойствах которой он знал. Разгоравшаяся все больше эпидемия чумы остановила все судебные разбирательства, и судьба беглого монаха перестала интересовать кого бы то ни было. Но память о нем сохранилась в местных преданиях – и в архивах, где Клоду удалось обнаружить ветхий лист пергамента и несколько оттисков более поздних гравюр, изображающих нечестивого Никколо ди Бонавентура с совой на плече, которого продолжали встречать в этой местности на протяжении чуть ли не двух столетий! Говорили, что с этой птицей он не расставался никогда.
В следующий раз личность Бруно появляется в документах только в 1564 году – синьор Джакомо Инганаморте, проживающий неподалеку от Монте-Кьянчано, заказал местному художнику портрет своей жены, синьоры Анастази. Изображение не сохранилось, зато в галерее Уффици есть двойной портрет Микеле Инганаморте и супруги его – тоже Анастази, выполненный в 1677 году флорентийским художником Томмазо Реди. И это, несомненно, все тот же «Бруно» – сходство неоспоримо. Семья Инганаморте все эти годы жила чрезвычайно уединенно, но слухи об их несметном богатстве множились. Так же, как и о пропадающих в окрестностях виллы «Мираколо» девушках. Все были уверены, что Инганаморте и есть Никколо ди Бонавентура, продавший душу дьяволу…
Клод замолчал, но все продолжали на него смотреть, ожидая продолжения.
– Это все, – произнес он, растерянно оглядывая компанию.
– Как все? А при чем тут сова? – заговорили все одновременно. – Откуда взялась эта Анастази? И зачем им нужны были девушки?
– Ну, девушки уже понятно зачем, – сказал Игнат.
– А я так и не понял! – возмутился Вико.
– Настя же рассказала, что с ней было: в нее вселилась душа Анастази, заключенная до этого в сове. Для того и девушки! Чтобы Анастази могла воплощаться. Захватив чужое тело, она перестраивала его, восстанавливая свое собственное.
– А куда же девалась девушка? Ну, что там от нее оставалось. Или ничего не оставалось?
– Душа девушки засыпала навсегда. А тело… Внешность Анастази – это была только видимость. Тело, очевидно старело естественным порядком, могло и заболеть. Поэтому им и требовались все время новые женщины.
– Ужас какой-то! И где он только откопал эту Анастази? Кто она вообще такая?
– Анастази – жрица какой-то древней богини. Как они называли ее, деточка? – обратился Клод к Насте.
– Иштарет…
– Странно! Никогда не встречал такого имени… Возможно, Иштар? Или Ашторет?
– Нет, я тоже слышал – Иштарет, – подтвердил Игнат.
– Интересно, как она выглядела? Похоже, сова – один из ее атрибутов. Там, в подвале, был барельеф – змееволосая богиня в окружении сов. Тоже ни на что не похоже! При чем тут змеи? – Клод бормотал, уставившись в пространство. – Она, конечно, слегка напоминает известное изображение Иштар – в Британском музее. Там тоже совы, и лапы у Иштар птичьи, но никаких змей. Крылья за спиной. А тут никаких крыльев! Странно. Какой-то неизвестный науке культ…
– Клод!
– Да-да! Боюсь, нам теперь уже не узнать никогда, откуда взялась Анастази.
– Я знаю. – Настя медленно встала и замерла с широко открытыми глазами, словно бы устремленными внутрь. – Я откуда-то это знаю… Анастази! Это она оставила мне знание. Она была жрицей в храме богини Иштарет… Давно… Очень давно!
– А где это было? – спросил Клод, жадно слушавший сомнабулически вещавшую Настю.
– Я не могу сказать. Я знаю место, но не понимаю, где это. Где-то на Востоке, мне кажется…
– Месопотамия?
– Не знаю… В горах… Маленькая община, бедный храм. Тайный культ. А ее имя означает «дважды рожденная», потому что девушка, становясь жрицей, начинала новую жизнь. И она… Она отдавалась мужчинам в храме! За деньги!
– Ничего себе храм! – скептически воскликнул Вико. – Это бордель какой-то!
– Неужели? Храмовая проституция! Значит, я правильно догадался, – взволновался Клод. – Я знаю, что это за богиня. Какая жалость, что все кануло в воду, там же наверняка были ценные артефакты!