— Виктория, вы фантастический везунчик! Сколько народу раньше копалось в архиве — никто ничего подобного не находил. А у вас второй неизвестный документ за три дня. Сначала рисунок, теперь эта записка. Надо будет как-нибудь спуститься в подвал и посмотреть, наконец, ваши находки.
«Значит, это не он вчера унес из архива пиктограмму и флакон, — отметила про себя девушка. — Тогда кто же это сделал?» Она украдкой посмотрела на Быстрицкого. «Может, Эммануил Венедиктович сунул в подвал любопытный нос?» Немного подумав, Вика отмела данную версию. «Спуститься в архив он, конечно, мог. Но вот самовольно вынести артефакты — это вряд ли. Старик слишком труслив. Да и зачем ему это надо?»
— Кстати, профессор, — вырвал девушку из размышлений голос банкира, — вам не кажется странным, что туземец Харитон остался в имении, а не уехал вслед за своим хозяином? Наверняка на то была какая-то веская причина.
И тут Виктория почувствовала, что ей до чертиков надоело скрывать информацию. Пусть она не может открыться, что получает ее из снов. Пусть нет никаких документальных доказательств. Пусть Тормакин посмеется над ней, как над глупой фантазеркой. Пусть! Но она просто обязана рассказать, что происходило в этом доме двести лет назад.
— Причина у туземца в самом деле была весомая, — произнесла Вика. — Женщина.
Эммануил Венедиктович поднял вверх трость и вдохновенно продекламировал:
— О, женщина. Услада из услад. И злейшее из порождений ада. Мужчине ты и радость, и награда. Ты боль его и смертоносный яд.
Тормакин изумленно посмотрел на коротышку в клетчатом костюме.
— Никогда бы не подумал, что ты пишешь стихи.
— Это не я, — скромно потупился старичок. — Это Лопе де Вега — испанский драматург, живший в шестнадцатом веке.
— В шестнадцатом? — банкир криво усмехнулся. — С тех пор, как вижу, в женщинах ничего не изменилось.
Семен Семенович потряс перевязанной кистью и снова вернулся к прежней теме разговора.
— Так что это за история? — поинтересовался он у Вики, накладывая в тарелку изящные рыбные канапе. — Ради какой женщины туземец остался в имении? Неужели ради графини Смолиной?
— Представьте себе — нет. Он сделал это ради служанки, кормилицы графского наследника. И звали эту женщину… — Виктория выдержала паузу, — Светлана Тормакина.
Банкир моментально оторвался от еды.
— Тормакина? Так это про нее вчера толковал Быстрицкий? Она — мой предок?
Девушка неопределенно пожала плечами.
— Вообще-то для такого вывода одного совпадения фамилий недостаточно.
— Да, вы правы, — согласился банкир. — Сам посмеиваюсь над генералом Смолиным, когда он заикается о своем родстве с графами Смолиными.
— А насколько хорошо вы знаете собственную родословную? — спросила Вика.
— Можно сказать, что совсем не знаю. Специально этим вопросом никогда не занимался. Все, что известно о родителях: мама моя родом из Рязани, а отец… Отец, между прочим, был из этих мест. Я потому Красные петушки и купил — вроде как малая родина.
Виктория оживилась.
— Это уже кое-какая зацепка. Папа рассказывал о своих предках?
— Я практически не знал отца, — по скособоченному лицу Тормакина пробежала тень. — Он бросил семью, когда мне был всего год.
— И что, с тех пор вы ни разу не виделись?
— Нет, никогда. Он пропал, совершенно не давал о себе знать. Мать одна меня тянула. Работала на нескольких работах, подорвала здоровье. Да и я, кстати, уродом стал из-за этой ее вечной занятости. Мне тогда три года было. Мать ушла на очередную работу, а соседских детей попросила за мной присмотреть. Зима была, холод жуткий. И вот эти ребятишки играть надумали. Вынесли меня на мороз и закопали в сугробе. Один нос оставили, чтоб не задохнулся. А как выкопали, увидели, что у меня лицо перекошено — тройничный нерв застудил. Сколько потом по врачам не таскали, ничего не помогло. А соседские детки еще и дразнились. Маленькие гаденыши…
Помрачнев, Тормакин умолк. Вика видела, как он напряженно сжимает и разжимает перевязанную ладонь. Но сам банкир, похоже, этого не замечал.
— Вот чудеса, Семен Семенович, — нарочито бодро воскликнул Быстрицкий, надеясь таким образом разрядить обстановку. — Если окажется, что вы — потомок кормилицы, то налицо воплощение советского лозунга «Кто был ничем, тот станет всем!» Предки — слуги, а потомки — хозяева графских усадеб. Какая же у вас причудливая судьба. Потрясающе!
Однако Тормакин не оценил усилий коротышки. Он зыркнул на него таким тяжелым взглядом, что бедный Эммануил Венедиктович с перепугу чуть не залез под стол. Затем банкир перевел взгляд на Вику, и его лицо вновь прояснилось.
— Я вот подумал: зачем откладываю посещение архива? — Семен Семенович встал со стула. — Давайте-ка отправимся туда прямо сейчас, и вы покажете мне найденные документы.
ГЛАВА 14Тайна нарисованной женщины
Они уже вышли в холл, когда неожиданно из-под пиджака банкира донеслась тихая мелодия. Тормакин запустил руку во внутренний карман и вытащил мобильный. «Смс-ка пришла», — догадалась Вика. Прочитав сообщение, Семен Семенович хмуро посмотрел на девушку.
— Отец Даниил просит как можно скорее прийти к нему. Отправляйтесь в архив одна — я присоединюсь к вам сразу же, как поговорю со священником.
Несколько часов Виктория активно разбирала платежки с квитанциями. Банкир все не появлялся… «Надо к его приходу подготовить обе находки, — решила девушка и выложила на стол записку и пиктограмму. Цветной рисунок снова взбудоражил ее воображение. «Что же он означает?» Вика в который раз смотрела на блондинку в длинных одеждах. На руках у нее младенец, рядом — еще несколько детских фигур. Рисунок явно скрывает какую-то тайну. Девушка задумчиво постучала пальцами по листку: «Я чувствую, эта картинка напрямую связана с оборотнем. Вот только — как?»
Виктория постаралась вспомнить сегодняшний сон. Ночные видения уже не однажды выручали ее — стоило попробовать и в этот раз. Итак…
Девушка погрузилась в воспоминания. «Колдун приходит в погреб к Светлане. Она отклоняет его предложение бежать и догадывается, что Харитон — оборотень. Туземец вынуждает ее молчать об этом, пригрозив, что в противном случае убьет сына кормилицы». Образ несчастной женщины отчетливо встал перед глазами. Грязная, измученная, обритая наголо… Стоп! Вика ухватила со стола рисунок и впилась взглядом в центральную фигуру. «Как же до меня раньше не дошло?!» Она торжествующе улыбнулась: запутанный клубок давних загадок начал разматываться!
— Профессор Дружкина, прошу проследовать к обеденному столу, — донесся из-за двери голос Милоша.
Девушка глянула на мобильный — действительно, уже почти три. Как быстро летит время.
Желая поделиться с банкиром важным открытием, Виктория торопливо спустилась в столовую. Увы, там она обнаружила только Быстрицкого. Старик откровенно скучал и, завидев девушку, очень обрадовался. Вика же, напротив, не могла скрыть разочарования.
— А где Семен Семенович?
— Он еще не вернулся, — пожал плечами коротышка в клетчатом костюме. — Наверное, остался обедать с отцом Даниилом. Ничего, дорогой профессор — мы и вдвоем замечательно проведем время.
И он сделал знак Насте, чтоб та подавала обед.
Когда первые блюда были расставлены, и служанка удалилась на кухню, Быстрицкий нетерпеливо заерзал на стуле.
— Ну же, милочка, что вы узнали? Я по глазам вижу — у вас есть какая-то новость. Выкладывайте поскорее!
Виктория не стала томить его неизвестностью.
— Похоже, я раскрыла тайну женской фигуры с пиктограммы. Это Светлана Тормакина! Она облачена в белые одежды мученицы — кормилицу забили плетьми за преступление, которое она не совершала.
— В самом деле? — поразился старичок. — А что это было за преступление?
— Светлану обвинили в убийстве графского наследника. Якобы она недоглядела за ним, и малыш погиб.
Быстрицкий так увлекся разговором, что даже забыл о еде, которая остывала на тарелках.
— Вы сказали, дорогой профессор, что кормилицу обвинили несправедливо. Но кто был настоящий убийца, вы не знаете?
— Знаю. Настоящий убийца — туземец Харитон. Смертью наследника он отомстил Светлане за то, что она не ответила на его любовь. А потом сделал так, чтобы подозрение пало на кормилицу, и ее казнили.
— Страсти какие, — поежился Эммануил Венедиктович. — Вы это, милочка, из архивных бумаг узнали?
— Разумеется, — кивнула Вика.
Если бы она только могла рассказать о своих странных ночных видениях…
Старик призадумался.
— Значит, кормилицу перед смертью пытали?
— Почему вы так решили? — подняла брови Виктория.
— Конечно, ее пытали, — убежденно повторил коротышка. — Ведь у фигуры, изображенной на пиктограмме, снят скальп. Помните отделенные от головы волосы?
— Ах, это, — девушка, наконец, поняла ход его мыслей. — Нет, версия со снятым скальпом была ошибочной. На самом деле Светлану просто обрили наголо. Именно это означают волосы, нарисованные отдельно.
Быстрицкий обалдел от такой новости.
— Как — обрили наголо?! — закричал он, потрясая в воздухе прогулочной тростью. — Умопомрачительно! Зачем это сделали?
В отличии от Эммануила Венедиктовича, ничего умопомрачительного в данной информации Вика не видела.
— На Руси испокон веков так поступали с женщинами, уличенными во лжи, — взялась объяснять она старичку. — Граф был уверен — Светлана врет, что непричастна к гибели наследника. Поэтому он и приказал остричь ее. В те времена потеря волос для женщины считалась великим позором и унижением.
— Невероятно! Невероятно! — слушая Викторию, то и дело восклицал Быстрицкий.
Впрочем, довольно скоро он утихомирился и переключился на другую, не менее интересную для него, тему.
— Дорогой профессор, а что написано в той обгоревшей записке, которую вы сегодня нашли в архиве?
Девушка на секунду заколебалась. «Может, стоит дождаться Тормакина, и уже при нем выкладывать всю информацию?» Но коротышка смотрел с таким трепетным ожиданием, что Вика сдалась: