— В записке написано: «Убив белокурого ангела, я стал неуязвим».
— Ой! — пискнул Эммануил Венедиктович.
— Не волнуйтесь, это убийство случилось двести лет назад.
— Откуда вы знаете, что листок настолько старый?
— Там дата стоит — 1830 год.
Убедившись, что записка не имеет к нынешним дням никакого отношения, коротышка в лаковых штиблетах заметно повеселел.
— А у вас, милочка, есть хоть какие-то предположения: кто, кого и за что убил?
Вика пожала плечами.
— Думаю, восстановить полную картину уже невозможно. Раньше в записке было написано что-то еще, но огонь почти полностью уничтожил текст. Фраза об убийстве белокурого ангела — единственное, что уцелело.
— Понятно, — вздохнул Быстрицкий. — И где вы, говорите, нашли этот листок? В дневнике?
— Ага — случайно наткнулась, когда листала.
— Странно… Тетрадь просматривали многие, но вы первая, кто обнаружил в ней записку.
Виктория усмехнулась.
— Да, я фантастический везунчик, как сказал за завтраком Семен Семенович.
Коротышка покачал головой.
— Я не верю в такое везение. Тут явно что-то нечисто.
— На что вы намекаете, Эммануил Венедиктович?
— Судите сами, дорогой профессор: сначала в подвале появляется странный рисунок, который раньше никто не видел. Теперь — эта обгоревшая записка. А что, если… — Быстрицкий нерешительно замер на полуслове.
— Договаривайте!
— Что, если кто-то специально подбрасывает в архив все новые и новые документы?
— Подбрасывает документы? — опешила Вика. — Но зачем? Чтобы помочь мне?
— Или помешать, — грустно улыбнулся старичок. — Неплохо бы выяснить, чьих рук это дело. Тогда и мотив станет понятен.
До конца обеда Тормакин не появился, и девушка снова спустилась в подвал одна. С трудом поборов одолевавшее ее любопытство, Вика отодвинула в угол рисунок и записку. Все-таки деньги ей платили за разбор документации, а не за разгадывание старинных тайн. Она со вздохом погрузилась в нудную архивную работу. Час полетел за часом…
Когда с большинством дел было покончено, Виктория вышла в сад — передохнуть. Воздух на улице стоял влажный, тяжелый. Розы собрались в тугие бутоны, отчего с клумб исчезли причудливые цветочные орнаменты. Девушка посмотрела вверх. Клубящиеся свинцовые тучи неслись по небосводу, быстро затягивая его плотной сине-черной пеленой. Кап… кап… Вика торопливо вернулась к дому. Кап-кап-кап — вовсю забарабанили дождевые капли. В один момент небо превратилось в жуткое сине-лиловое месиво. Злой ветер заметался по саду, пригибая к земле не только кусты, но даже деревья. На глазах начало смеркаться. Воздух стал чернильным, непроницаемым. Девушка глянула на мобильник. «Всего полшестого, а уже такая темень. Права была Марья Петровна — над деревней разразится настоящая буря».
Зайдя в холл и убедившись, что банкир к ней по-прежнему не торопится, Виктория возвратилась в подвал. Отсортировала последние на сегодня документы, а затем с чистой совестью взялась за разгадывание пиктограммы. «Если исходить из того, что блондинка в белых одеждах — это Светлана Тормакина, — думала Вика, — то на руках у нее — сын Вася. Кто же остальные дети? И почему они, как правильно заметил Эммануил Венедиктович, расположены в виде перевернутой звезды?» Девушка откинулась на спинку кресла. «Перевернутая пятиконечная звезда — печать Сатаны…» А чему, собственно, удивляться? Пиктограмму составлял колдун — что еще он мог изобразить? Не ангелов же. «Убив белокурого ангела, я стал неуязвим», — припомнила она текст обгоревшей записки. Белокурый ангел… Вика уставилась на гриву светлых волос вокруг женской головы. «Все ясно! Записка, как и пиктограмма, принадлежит Харитону. И говорится в ней об убитой колдуном Светлане!»
Девушка вскочила в волнении. С древних загадок стремительно спадали непроницаемые покровы — будто кто-то вел Викторию в нужном направлении.
Вытащив из графского дневника записку, девушка внимательно ее осмотрела. Клочок бумаги почти полностью испорчен огнем, некогда белый фон превратился в пепельно-серый. И только внизу маячит одинокая фраза. Как прочесть остальное?
Внезапно у Вики возникло соображение, каким образом можно разглядеть слова под слоем пепла. Идея рискованная — но если она сработает, разгадка записки гарантирована!
— Свеча, мне нужна свеча, — пробормотала девушка.
В холле, куда она выскочила, сгорая от нетерпения, не было ни души. Вика заглянула в столовую — тоже пусто. Зато из кухни доносился монотонный скрежет. Туда девушка и направилась. Ее встретил удивленный взгляд Быстрицкого. Старичок сидел в углу и с остервенением тер щеткой громадный чугунный казан.
— Что-то вы, милочка, рановато в столовую пожаловали — до ужина еще полчаса, — сказал коротышка, не прекращая работу. — А я вот решил кухарке по хозяйству помочь, она мне за это ванильный пудинг приготовить обещала.
Девушка оглядела кухонное помещение.
— Эммануил Венедиктович, вы не в курсе, где можно свечу раздобыть?
— Медицинскую? Бенгальскую? Свечу зажигания?
— Да самую обычную — парафиновую.
Старичок отложил казан в сторону.
— Это Милош должен знать. Вы тут побудьте, а я сбегаю, разыщу его.
Коротышка в клетчатом костюме скрылся за дверью, а Виктория присела на ближайший табурет. Кухня поражала своим великолепием не меньше, чем столовая или холл. Тут, разумеется, не было антиквариата с картинами, зато имелись такие чудеса техники, которые можно было увидеть разве что в фантастических фильмах. Помещение напоминало не кухню, а космический корабль. При этом чистота на «корабле» царила просто-таки стерильная. Все так сияло и блестело, что впору было зажмуриться.
— Добрый день.
В дверях возникла кухарка. Повязав передник, Ольга Михайловна направилась к жарочному шкафу и открыла его. По кухне разлился дурманящий запах яблочно-ореховой шарлотки.
— Вы что-то хотели, да? — женщина задала Вике вопрос, одновременно разрезая выпечку на крупные аппетитные ломти.
Девушка кивнула.
— Жду Эммануила Венедиктовича. Он пошел искать дворецкого, чтобы тот дал мне свечку.
В этот момент в кухню влетел старичок.
— Уф, весь дом оббегал — нигде Милоша нет!
— А зачем было бегать-то?.. — выдвинув один из многочисленных ящиков, кухарка вручила Виктории свечу. — Вот, пожалуйста.
Девушка поблагодарила Ольгу Михайловну и уже собиралась покинуть кухню, когда к ней обратился Быстрицкий.
— Вы в архив, дорогой профессор? Можно с вами?
Проще было согласиться, чем отвязаться от надоедливого коротышки. Тем более, Вика совершенно не исключала, что для выполнения того, что она задумала, понадобится помощь второго человека. Девушка попросила Эммануила Венедиктовича захватить спички, и они отправились в подвал.
Через пять минут оба стояли около стола, в центре которого находилась обгоревшая записка.
— Это та самая — из дневника? — с благоговением спросил старичок.
— Ага, — кивнула Вика. — И сейчас мы ее сожжем.
— Как сожжем?!
— Совсем, дотла. Давайте спички, Эммануил Венедиктович.
Коротышка дрожащей рукой протянул коробок. Виктории и самой было не по себе. Она задумала рискованную авантюру, и если затея провалится… Девушка старалась не думать о плохом.
— Я зажгу свечу и поднесу к ней записку, — принялась она объяснять старику. — А вы пишите все, что я при этом буду говорить. Поняли?
Быстрицкий испуганно кивнул. Придвинув к нему бумагу с ручкой, Вика занялась более важным делом. Вернее — самым важным. Она подпалила фитиль свечи, и когда пламя стало ровным и спокойным, покрыла его сверху обгоревшей частью записки. На сером фоне красными отблесками начали проступать слова, написанные двести лет назад.
— И дай забыться мне в твоих объятьях, — прочла девушка первую появившуюся строчку.
Она узнала окончание стихотворения, которое влюбленный туземец посвятил Светлане. Видимо, узкая записка являлась обрывком листа, на котором оно было написано. Ниже первой строчки проявилось еще несколько предложений. Виктория прочла их вслух.
— Светлана погибла. Я умер вместе с ней. У меня больше нет души. Нечего терять, нечего бояться, не от чего пребывать в зависимости. Любовь исчезла, и я, лишенный этих сладостных оков, теперь совершенно свободен.
Завершался текст фразой: «Убив белокурого ангела, я стал неуязвим». И датой — 27 июля 1830 года. Едва огонь добрался до конца записки, как все слова, написанные в ней, исчезли в пепле. На этот раз — уже навсегда.
Вика с Эммануилом Венедиктовичем ошарашено переглянулись.
— Он вас прибьет, — пискнул старичок.
— Кто?
Девушку так захватила открывшаяся тайна записки, что она даже не поняла, о чем речь. Быстрицкий покосился на кучку пепла в центре стола.
— Семен Семенович вас прибьет. Вы уничтожили бесценный старинный документ.
Вика отрицательно тряхнула головой.
— Не убьет. Тормакин не знает, как выглядела записка. Увидит сожженную — решит, что так и было. Я ведь не говорила ему, что там что-то написано, — Виктория притянула к себе листок, на котором Эммануил Венедиктович аккуратно вывел продиктованные ею слова. — Зато у нас теперь есть доказательство, что туземец убил не только графского первенца, но и его кормилицу. Харитон пишет об этом открытым текстом. В дневнике значится, что смерть Светланы наступила в конце июля, что совпадает с датой в записке.
Коротышка многозначительно поднял вверх трость.
— Кстати, я тоже заметил интересное совпадение. Почерк в одном из архивных документов очень похож на тот, которым была написана записка. Жаль, что вы сожгли ее прежде, чем сравнили тексты, но все же на это стоит посмотреть…
Быстрицкий нырнул в сундук и достал оттуда картонку с непонятными четверостишьями.
— И правда схожий почерк, — согласилась Вика, рассматривая крупные угловатые буквы. — В дневнике граф упоминал, что туземцу никак не давалось чистописание. Судя по этим каракулям — он был прав.