Лежа под одеялом, Виктория вдруг почувствовала, как в душе нарастает щемящая тревога. Но почему? Она не могла обнаружить причину. Волнуется из-за старинного барельефа? Нет. Из-за того, что узнала о страшной гибели Васеньки, ставшего приманкой для оборотня? Тоже вряд ли. И, уж конечно, причиной для беспокойства не могли служить бредовые россказни Быстрицкого о маньяке. Тогда что ее так тревожит? Вика зажмурилась и постаралась выкинуть из головы все мысли. Но даже засыпая, девушка никак не могла избавиться от беспокойства.
Во сне беспокойство сменилось жгучей, всепоглощающей ненавистью. Лесная чаща была пропитана этим чувством, как пропитывается влагой почва после грибного дождя. Но в отличие от живительного ливня ненависть принесла в лес смерть. Она кружилась среди деревьев, стелилась по земле, пульсировала в воздухе. Ненависть закручивалась в плотный липкий кокон и обволакивала того, кто породил ее — гигантского черного мастиффа.
Уже почти неделю оборотень скрывался в лесу от облавы. Все эти дни он хоронился в логове, замаскированном под неприметный холмик. Колдун-туземец ждал только одного: когда заживет покалеченная конечность и он, наконец, сможет завершить свою месть. Затем Харитон планировал исчезнуть из этих мест — ничего его тут более не держало. Пока же, залечивая рану, колдун отсиживался в укрытии на поляне и чувствовал себя в полной безопасности. Никто не мог его обнаружить. Уже несколько раз охотники проносились мимо логова, даже не подозревая, что оборотень находится так близко от них. Укрытие было надежно и неприступно. Харитон всегда знал, что рано или поздно на него начнется охота. Знал и тщательно к этому подготовился. Только к одному колдун-туземец оказался не готов: к тому, что объект его мести может внезапно появиться всего в нескольких шагах от логова.
Васенька, годовалый сын кормилицы Светланы, действительно находился сейчас на поляне. Его принес сюда сам граф Смолин. Он посадил малыша на траву, сунул ему в руку леденец, а затем преспокойно удалился обратно в лесную чащу. Малыш, было, испуганно заугукал, но довольно скоро его вниманием завладела сладкая конфета, и ребенок успокоился. Оборотня же охватило совершенно противоположное чувство. Наблюдая из укрытия за ребенком, он, конечно, понимал, что это ловушка. Наверняка за деревьями притаились охотники, которые только и ждут, чтобы колдун покинул логово. Нет, нужно сдержаться, ничем себя не обнаружить, и мальчика скоро унесут с поляны. Затаиться и переждать — вот что необходимо! Оборотень старался убедить себя в этом, но ненависть к ребенку кормилицы была сильнее всех разумных доводов. Она накатывала на колдуна огромными мощными волнами — чем дольше он смотрел на сына Светланы, тем сильнее разгоралась в его душе лютая злоба. Васенька тем временем поднялся с земли и, по-детски переваливаясь, заковылял прочь от логова. Желтые глаза молосса сверкнули яростным огнем. Плевать на засаду — он загрызет мальчишку, чего бы ему это ни стоило! Выскочив из укрытия, колдун бросился за убегающим малышом. ШАУ-УУ! Из-за деревьев, окружавших поляну, вылетела сеть. Она накрыла оборотня прежде, чем тот добрался до своей жертвы. Сбитый с ног, пес взвыл и кубарем покатился по земле.
Лесная чаща исчезла. Теперь Виктория видела во сне площадь, до отказа забитую людьми. Над гудящей толпой возвышался столб — тот самый, у которого недавно погибла кормилица Светлана. На этот раз место тоже не пустовало. Связанный по рукам и ногам цепью, к столбу был прикован туземец-оборотень. Приняв свое человечье обличие, он вновь стал слугой Харитоном. Двое мужиков беспрестанно хлестали его плетьми. Продолжалось это, видимо, уже давно: спина туземца, исполосованная вдоль и поперек, превратилась в сплошную кровоточащую рану. Зеваки, наблюдавшие за казнью, хорошо понимали, что оборотень сейчас для них безопасен — до Харитона то и дело доносились оскорбительные выкрики и смешки. Но ни они, ни удары плетьми не выводили колдуна из состояния абсолютной невозмутимости. Взгляд его раскосых глаз был настолько спокоен, что, казалось, Харитон даже не замечает наказания. В толпе начало расти недовольство.
— Гляди-ка, стоит, как истукан!
— И плети ему нипочем, ироду!
— Знамо дело — колдун. Он, может, и вовсе боли не чует!
Слыша это, палачи еще яростнее замахали плетками. Харитон даже бровью не повел. Внезапно толпа, окружавшая столб, расступилась, впуская в круг графа Смолина и сопровождающего его священника. Едва мужики заметили хозяина, они мигом опустили хлысты и отошли в сторону. Петр Николаевич же, напротив, максимально приблизился к туземцу, и без всякого сожаления посмотрел на его истерзанное, кровоточащее тело. Затем граф обошел столб кругом и встал прямо перед Харитоном.
— Живучий ты, — процедил с нескрываемой досадой Смолин. — Думал, останешься на часок с мужиками, так и дух испустишь. Ан нет — оказалось, так просто с тобой не сладить.
— Конечно, не сладить! — крикнул кто-то из зевак. — Что ему эти плети? Как котенку — поглажка. Колдуна жечь надобно!
— Жечь, жечь! — подхватил остальной люд. — В огонь его, нехристя!
Граф сощурился, окидывая взглядом толпу.
— Славная идея! Слуге дьявола там самое место, верно?
— Верно!!! — восторженно взвыла толпа.
Священник, было, попытался остановить экзекуцию, но Петр Николаевич зло отмахнулся. Крестьяне жаждали расправы, и граф в этом был с ними заодно. К столбу уже тащили хворост.
Едва разложили костер, Смолин отдал распоряжение поджечь его. Сам он удалился от столба всего на несколько метров, продолжая наблюдать за происходящим. Секунда, и огненные языки заплясали у ног туземца. Как не был зол на него граф, он все же отвернулся. Смотреть на заживо сжигаемого человека, пусть даже колдуна и убийцу, оказалось для Петра Николаевича невыносимо. Харитон же, напротив, сейчас неотрывно глядел на графа. Как и прежде, он был молчалив и спокоен — будто вовсе не замечал огня, пожиравшего его тело. Языки пламени добрались уже до плеч, а на лице туземца до сих пор не дрогнул ни единый мускул. По толпе зрителей побежал тревожный ропот. Услышав его, Петр Николаевич впервые за время казни посмотрел на своего слугу. Их глаза встретились. Харитон, казалось, только этого и ждал. Впившись черным взглядом в Смолина, туземец зловеще рассмеялся.
— Убивая меня, ты себя убил, — бросил он графу в лицо. — И года не пройдет, как твое сердце разорвется, подобно моему. Шесть убиенных младенцев станут наказанием рода на шесть колен вперед! Да будет так — проклинаю!!!
Выкрикнув последнее слово, Харитон уронил голову на грудь и затих. Граф, пораженный услышанным, безмолвно смотрел на труп колдуна. Остальные тоже притихли. Над площадью висела гробовая тишина. Первым в себя пришел священник. Он взял Петра Николаевича за плечо, и вместе они спешно покинули место казни. За ними потянулось еще несколько человек. Однако большинство людей все еще оставались на площади. Народ теснился к столбу — всем охота было поглазеть на мертвого оборотня. Мужики, находящиеся около трупа, начали сбивать огонь, чтобы снять тело.
Внезапно произошло нечто невообразимое. Пламя, уже почти прибитое к земле, резко взвилось вверх. Столб с привязанным к нему колдуном превратился в огромный воющий факел! Люди в ужасе бросились врассыпную. Но было поздно: крики, плач, стоны — все потонуло в мощном гуле бушующего огня. Многолюдная площадь запылала, охваченная страшным всепожирающим пожаром…
ГЛАВА 24Внезапный арест
Девушка вскочила с кровати. «Вася не погиб! Кормилица держит на руках совершенно другого ребенка!!!» Теперь Виктория точно знала — кого. Блондинка на пиктограмме прижимала к груди не своего сына, а первенца графа, Илюшеньку. Именно он стал главной жертвой колдуна — с его смерти все и началось. Остальные же фигурки обозначали пятерых деревенских ребятишек, впоследствии загрызенных оборотнем. Все сходилось: согласно числу убитых детей, колдун наложил проклятие на шесть поколений графского рода. Вика победно улыбнулась. Пиктограмма полностью разгадана!
Довольная собой, девушка отправилась в душ. Стоя под теплыми струями воды, она размышляла, что благодаря сегодняшнему сну узнала еще несколько важных фактов о графском поместье. Во-первых, выяснилось, что землянка, где прятался Милош — это бывшее логово оборотня. Во-вторых, стало понятно, какое бедствие обрушилось на деревню двести лет назад. Тут приключилось не наводнение или землетрясение, а пожар! Во сне Виктория ясно видела, как после смерти колдуна пламя, охватив площадь, быстро распространилось по округе.
Выйдя из ванной, девушка глянула на стол, где лежало кованое изображение святого семейства. «Еще одна загадка прошлого. После завтрака обязательно схожу на площадь и вставлю барельеф в нишу памятника». Продолжая думать о пожаре, она отправилась на первый этаж.
В столовой сидели Звягин и Быстрицкий. Детектив был, как никогда, молчалив: игнорируя вкусные блюда, которые Настя расставляла сейчас на столе, он мрачно барабанил пальцами по колену и то и дело посматривал на часы. Эммануила Венедиктовича такая напряженная обстановка убивала. Едва за стол уселась Виктория, старичок молитвенно сложил руки.
— Дорогой профессор, расскажите что-нибудь занимательное! Что новенького в архиве? Есть какие-то интересности о прошлом?
Девушка неопределенно пожала плечами. Все «интересности о прошлом», которые ей открылись за последние дни — и с помощью документов, и с помощью снов — вряд ли можно было кому-то рассказывать. Вот разве что…
— Раньше Красные петушки называли просто Петушками, — сказала Вика, кладя на тарелку несколько мясных тарталеток. — Я все думала — почему деревню переименовали? И вот наконец обнаружила причину.
— Из-за чего же это произошло? — оживился старичок.
— Из-за пожара! Помните, Эммануил Венедиктович, мы нашли массу квитанций на стройматериалы, датированных 1830-м годом? Так вот — именно в то время деревню восстанавливали после страшного пожарища. Вероятно, тогда название и сменилось. В старину, если случался поджог, говорили, что кто-то пустил «красного петуха». Логично, что Петушки после бедствия стали Красными петушками, — девушка вздохнула. — Жаль, мне так и не довелось обсудить это с отцом Даниилом…