Это то, что касается зрения и слуха. А есть еще такая странная штука, как чутье. Вот и чудятся, несмотря на крепкую нервную систему, следящие за тобой из мрака глаза, призраки, идущие по твоему следу, мертвецы, в согбенной позе столетних мудрецов поджидающие тебя у развилки.
Кстати о мертвецах. Вопрос о том, а не почудилась ли ему гробница с истлевшими трупами, Герц не поднимал. Все остальное реально: и ход, и мертвецы, и сокровище. В пользу последнего, как раз и говорила та злополучная монета, неизвестно в силу каких обстоятельств оказавшаяся в его кармане.
Ладно. Делать нечего. Приходилось мириться с тем, что сам Герц, взбудораженный столь сильной слуховой галлюцинацией, с которой до поры не сталкивался, и находясь под воздействием впечатления, оставленного заваленным трупами склепом, не говоря уж о сокровищах – машинально сунул ее в карман. Правда, для этого ему пришлось отстегнуть клапан на куртке, положить туда монету и снова закрыть карман.
После очередного забега по квартире, Герц остановился у окна.
Косые лучи заходящего солнца, пробиваясь сквозь густую листву, чертили дорожки на асфальте. В сквере напротив дома, веселилась молодежь. Незамутненное мучительными раздумьями веселье, действовало Герцу на нервы. Он со стуком захлопнул окно. Задернув штору, чтобы окончательно отрезать себя от мира, он вернулся к прерванным размышлениям.
Короче, лохонулся диггер. С кем ни бывает? И вот он, не подозревая о том, что несет в кармане мину замедленного действия, как ни в чем не бывало, выбрасывается вместе со всеми, в обычном месте. Удобное место – заброшенная часовня в центре города, у давно недействующего кладбища.
В тот раз народу было много. Кроме хорошо знакомых… в последнюю очередь Герц вспомнил про Индуса, были и малознакомые новички. Как то: Провайдер и Борман. Пока Герц переодевался, слушая мимоходом очередную байку Каспера, с содержимым кармана мог ознакомиться кто угодно. В общей суматохе тесной часовни это несложно. Тем более, что Герц и не подозревал о том, что несет с собой компромат.
Этот любопытствующий обнаружил монету раньше самого Герца. Только на следующий день он полез в карман за фонариком. Тяжелая золотая монета выкатилась из открытого кармана и юркнула в рукав рубашки. При дневном свете отчеканенный на лицевой стороне мужественный профиль в шлеме впечатлял. На обратной стороне, под всадниками, скачущими с копьями наперевес, явно читалась надпись на латыни. Что-то вроде «Евкратиадий». Кажется так, латынь не была коньком Герца. Вверху тоже выделялась надпись, но ее разобрать он не смог.
Некто любопытствующий… Другой вопрос, кто мог это сделать? Некто, стукачок, работающий в конечном итоге на Евгения Аркадьевича.
Так часто бывает: счастье, как красивая девушка с некрасивой подругой, ходит за руку с несчастьем.
Недавний гость – Евгений Аркадьевич, произвел впечатление человека серьезного, но не настолько, чтобы легко решиться на беспредел. Что он знает? У Герца есть золотая монета. Откуда она взялась? Судя по тому, что место ее – в кармане костюма, в котором спускаются под землю – нашли ее там же. Где? Да где угодно – мало ли загадок скрывает подземелье? Только те диггеры, которым посчастливилось их разгадать, не трубят об этом на каждом углу.
Резонно предположить, что Евгений Аркадьевич может обратиться к нему с предложением, от которого Герц не сможет отказаться: а покажи-ка мне, диггер, то самое место, где ты монету нашел, может, и я там чего усмотрю. Показать? Да запросто. Много таких схронов под землей, на которые можно указать при случае.
Смущало другое. Откуда у Евгения Аркадьевича такая уверенность в том, что монета не одна? Блефует. Это понятно.
Герц устало опустился в кресло и положил голову на спинку.
Виновница, притянувшая на его голову серьезную проблему, лежала как раз под ним. В крохотном тайнике в ножке кресла. Металлический колпак снимался легко. В полой дыре она и лежала. И то, только потому, что Герцу казалось неуместным держать ее в ящике стола. Случись что, отыскать ее для профессионала не составит труда. Это понятно тоже.
Поза расслабляла. Мысли, волновавшие Герца, закончились. Он сам не заметил, как его раздумье сменилось сном.
Проснулся Герц как от толчка. Посмотрел на электронные часы. Три часа сорок пять минут. Самое время для того, чтобы убедиться, насколько серьезны намерения Евгения Аркадьевича.
Чувствуя себя отдохнувшим, словно провел в постели как минимум часов семь, Герц легко поднялся. В прихожей он надел темную ветровку, снял с полки черную трикотажную шапочку – ни к чему темной ночью, какой бы Белой она ни была, отсвечивать бритой головой.
На лестнице стояла тишина. Тускло светилась лампочка.
Герц глянул наверх. Лестничным пролетом выше никого не было. Тогда он стал спускаться, соблюдая осторожность.
Входная дверь, возле которой никого не было, заставила Герца поверить в то, что не так страшен черт, как его малюют. Как раз в тот момент, когда ему осталось ступить за порог, прямо перед ним возник невысокий, крепкий человек.
– Не спится, диггер? – добродушно улыбнулся крепыш.
Герц застыл в дверях, критическим взглядом окинув возникшее препятствие. Вывод, который он сделал из наблюдения, ему не понравился. Крепыш с перебитым носом производил впечатление профессионала. Того самого, для которого держать удар – норма.
– Тебе тоже, смотрю, не спится, – в тон ему сказал Герц.
– Так… привычка.
– Нормальная привычка, – пожал плечами Герц. – Так не будем друг другу мешать, пойдем каждый своей дорогой.
– Не получается, диггер, – крепыш отрицательно качнул головой. – Давай по-другому: ты пойдешь домой, а то грех ночью шуметь, соседям мешать. Они тебе нужны, неприятности?
– Мне? Мне не нужны.
– Тогда не нарывайся. Иди домой.
– Мне не спится. Хочу свежим воздухом подышать.
– На балконе подышишь.
Герц опять смерил крепыша тяжелым взглядом. Некстати за его спиной в густых сумерках обозначилась еще одна фигура.
– Советуешь? – задумчиво поинтересовался он.
– Как доктор.
– Гоме…опат?
Пауза.
– Я не знаю как у вас, у диггеров, – крепыш шагнул вперед и Герц вынужден был отступить. – У нас за такие шутки запросто можно здоровья лишиться. Навсегда.
– Буду знать. Когда в следующий раз шутить надумаю. Да… спасибо за заботу. Просто интересно: чем я обязан?
– Тебе номер телефона дали? Вот позвони начальнику, он тебе на все вопросы ответит.
– Да, по сути, нужны мне его ответы, как… А что, молодой человек, наша полиция все еще нас бережет?
– А как же, – подмигнул крепыш. – Еще как бережет. Позвать?
– Сам справлюсь.
Герц повернулся и пошел обратно. Затевать драку он не собирался. Это было равнозначно его признанию в том, что игра идет по-крупному. А так – чепуха, припугнули диггера и он сдался. Чего волноваться из-за монеты? Пусть и золотой.
Он поднимался по лестнице и ждал, когда крепыш бросит ему вслед что-нибудь ехидное. Человек, который считает, что последнее слово должно оставаться за ним – такое качество многое говорит о его характере. Во-первых, он не любит проигрывать. Во-вторых, в определенных обстоятельствах он легко выходит из себя. В-третьих, легко поддается на провокацию…
В-четвертых, Герц так мысленно и не озвучил. Он поднялся на третий этаж, так ничего и не услышав.
Плохой признак. Неприятно иметь дело с профессионалами, которые до него уже имели дело с такими вот несговорчивыми парнями, как он.
Войдя в квартиру, он первым делом набрал номер телефона Софии. Неважно, что на часах четыре часа ночи. Если ты затеял сжечь за собой мосты, время как раз и не имело значения.
7
Кто бы мог подумать, что скрытая от посторонних глаз, за этой стеной долгие годы пряталась тайна?
Даже сейчас Хельмут испытывал волнение, несмотря на то, что он давно смирился с тем, что стал обладателем загадки, разгадка которой потребовала от него такого напряжения физических и духовных сил, что ни на что другое просто не оставалось времени.
Тогда, три года назад, он всерьез рассматривал вопрос: а не продать ли ему бабушкино наследство и не купить ли домик в пригороде? Центр города не слишком радовал его. Плохая экология, постоянные ветры с Невы, толпа народа – не протолкнуться, особенно в летний период. Ему хотелось спокойствия и хорошего воздуха. Еще один довод в пользу покупки дома – сам себе хозяин, что может быть лучше?
В то время Хельмут собирался жениться, и Полина, шикарная женщина, бизнесвумен, поддержала его в желании переехать за город.
Они с Полиной встречались три года. Была она женщиной сильной и Хельмут, испытывая к ней чувства, предпочитал с ней не спорить. Во всем, что касалось жизненной связки отдых-любовь. На работу накладывалось табу – от таких дебрей любимая женщина старалась держаться подальше. Скорее всего, ей хватало ума не закручивать гайки. Она понимала, что излишняя диктатура чревата серьезными решениями, на которые она повлиять не могла.
Полина свое мнение не навязывала, умело создавая иллюзию того, что все решения Хельмут принимал самостоятельно. Касалось ли это совместного времяпровождения, покупки машины или выбора подарков на праздники. Что касалось последних, то ко дню рождения Полины, например, Хельмут обязательно знал, что хочет от него получить любимая женщина. Поэтому, если он преподносил ей путевки на Канарские острова, само собой разумелось, что поедут они туда вместе. И значит, поездку к друзьям в Карелию, которую он наметил давно, придется отменить.
В том, что окончательный вердикт по любым вопросам выносила Полина, была своя прелесть – не надо брать на себя ответственность за принятые решения. В конечном итоге, отпугнула Хельмута не особенность Полины во всех положениях так или иначе быть сверху. Просто в один прекрасный день он сделал для себя неожиданный вывод: с чего бы разговор с Полиной не начинался, он всегда сводился к деньгам. Неважно, касался ли он погоды или здоровья.