Валерий Павлович оставил в покое руль, повернулся и поцеловал девушку в шею.
– Я соскучился.
София молчаливо приняла ласку. Хотела ответить «я тоже», но капли дождя, стекающие по лобовому стеклу отвлекли ее.
– Тебя домой или заедем поужинать? – Валерий Павлович улыбался.
Он выглядел гораздо моложе своих тридцати пяти лет. Чисто выбритое лицо, короткая стрижка, упрямо сжатые губы и открытый взгляд. Жена никогда такого не отпустит.
И слава богу. Что Софии сейчас делать с ним, когда любовь прошла?
– Ты сегодня скучная. Тебя кто-нибудь расстроил?
– Дождь.
Он улыбнулся и коснулся рукой ее обнаженного колена.
– Что-нибудь придумаем.
– С дождем?
– С тобой. Поужинаем? Я тут место хорошее открыл. Мой зам постоянно там обедает. Говорит, кухня неплохая.
– Я не хочу кушать, Валера.
– Просто так посидишь, я тебе шампанского возьму.
– Я не хочу сидеть просто так.
Валерий Павлович усмехнулся.
– Из любого правила бывают исключения… Вспомнил. Дочка тогда маленькая была. А я только с рыбалки пришел, целое ведро живых раков принес. Она меня и спрашивает: кто такие раки, папа? Я вынимаю одного, кладу на стол. Вот, говорю, смотри, дочка. Раки, они всегда пятятся назад. И тут я вынимаю еще одного и этот подлец вдруг ни с того, ни с сего, как попер вперед!
София вздохнула.
– Сегодня мы не будем делать никаких исключений. Сегодня у нас правило. Отвези меня домой. Я устала.
– В твоем возрасте – и уставать, – он неодобрительно покачал головой. – Может, я смогу чем-нибудь помочь?
София молчала некоторое время, следя за тем, как ползут по стеклу капли дождя. Потом повернула голову и посмотрела на водителя, как будто у него искала ответа на вопрос.
– Нет, ты помочь не можешь, – серьезно ответила она.
– Понятно… критические дни. Отсюда и плохое настроение.
«Что за дурацкая манера всему находить объяснение? Как будто без критических дней плохому настроению взяться неоткуда», – подумала она, но вслух ничего не сказала.
Валерий Павлович включил зажигание и машина плавно двинулась с места.
Дорога прошла в молчании. София смотрела, как за окном мокнут деревья, и думала о своем.
Странное дело, даже перспектива провести сегодняшний вечер в обществе компьютера не радовала ее. Идет дождь. Сергей говорил, что в сильный дождь никто под землю не ходит. Может быть…
Не дотянуться к нему под землю, не схватить за отвороты куртки, не встряхнуть так, чтобы лязгнули зубы, не крикнуть в лицо: «Я не могу жить без тебя, не могу!!». Так крикнуть, чтобы эхо металось по подземелью, стократ повторяя вырванные с кровью слова. Чтобы хотя бы на секунду он почувствовал ту боль, с которой она просыпается, с которой ложится спать и живет. И если даже после этого ничего бы не изменилось, а все осталось как есть – тогда нет в мире ни сочувствия, ни сострадания…
Валерий Павлович остановил машину чуть дальше ее подъезда, у аптеки.
– Посиди в машине минут пять, мне нужно в аптеку, – сказал он, уже открывая дверцу. – Потом я провожу тебя.
София отвернулась, чтобы скрыть слезы, к которым Валерий Павлович не имел отношения. Хотела сказать: не надо меня провожать, но не успела. Он вышел из машины и дверца захлопнулась. В конце концов, ей нужно пять минут, чтобы успокоиться и придти в себя.
Когда Валерий Павлович вернулся, София отрешенно следила за тем, как поспешно заходят в подъезд промокшие люди.
– Хотя бы чаем напоишь старого друга? – Валерий Павлович вынул ключи из замка зажигания. Он нисколько не сомневался в ответе.
– В следующий раз, Валера. Нет настроения. Без обид, хорошо?
– Какие обиды, когда женщина не хочет. Сам виноват.
Слова прозвучали так необычно для него, как будто их произнес другой человек.
– С чего бы вдруг такая самокритика? – подозрительно спросила она.
– Что же ты думаешь, я слепой? Думаешь я не замечаю, как изменилось твое отношение ко мне? Ты даже не скрываешь этого. И правильно делаешь. Я всегда ценил прямоту в наших отношениях, но…
– Что – но? Договаривай, раз уж начал.
– Но не могу отказаться от тебя, – с напором произнес он. – Теперь ты довольна?
– Теперь довольна. А чего злишься?
– Не на тебя злюсь. На себя.
– Вот мне от этого не легче. А теперь скажи: чье настроение хуже?
– При чем здесь настроение? Все равно ничего уже не исправить.
Полгода назад она проглотила бы эту фразу, как рыбка наживку.
Валерий Павлович не нуждался ни в советах, ни в ответах. Заяви она ему сейчас «еще можно все исправить», и самое главное – предложи варианты, например, развестись с женой, и человек поменялся бы на глазах. От былой грусти не осталось бы следа. Полчаса, не меньше любовник потратил бы на уговоры: потерпи еще немного, Софочка, как только так сразу. Как будто она изнывала он нетерпения. А закончился бы разговор банальным: «Сначала я должен непременно подготовить жену».
Так что возражать ему София не стала. Сидела и смотрела, как тает грусть в карих глазах.
– Да… София, давно хотел у тебя спросить, – он замялся и София удивилась опять.
«Эк сегодня плющит человека», – невольно подумалось ей.
– Говори уже, не томи.
– Я хотел спросить: ты случайно не звонила моей жене? Мне все равно, чем закончился ваш разговор, я просто люблю владеть информацией.
У нее чуть не вырвался смешок.
– А ты хотел бы? – она потянулась к нему и требовательно заглянула в глаза, изменившиеся в одно мгновенье. – Хотел бы, чтобы я позвонила?
Он чуть не спросил «зачем». Она заметила, как дрогнуло его лицо. Однако, роль требовала других слов и он их сказал.
– Я понимаю, что скорее всего ты не звонила, просто я люблю знать правду. Ты же знаешь. Жена в последнее время как-то странно себя ведет… Как будто она все знает, но ведет какую-то свою игру. Меня беспокоит то, что я не могу понять правил.
– Засиделась она у тебя дома, Валера. Может, ей на работу сходить? Так, для разнообразия.
– На работу, – он хмыкнул. – Не хочет она на работу.
София ничего не ответила. Попрощалась, чмокнула его в щеку: пусть думает, что все по-прежнему, и вышла из машины.
Она не воспользовалась лифтом. Подняться на четвертый этаж не составит труда, а физические упражнения полезны. Шла по лестнице и думала: что бы сказал любитель информации, узнав о том, что она параллельно встречается еще с двумя мужчинами? Хотя ей хочется лишь одного…
Не дойдя пары лестничных пролетов до своей квартиры, она вдруг остановилась. Ей почудился странный звук. Как будто кто-то стоял этажом выше и бубнил себе под нос. Ей даже показалось, что она разбирает отдельные слова. Четкая ритмика, с ударением на последний слог.
Неожиданно ритмика сбилась и София удивленно осознала, что за звук человеческой речи она приняла перестук капель по подоконнику. И как только она пришла к такому выводу, шум смолк.
Машинально девушка оглянулась на окно за спиной. По-прежнему шел дождь. Посветлевшее было небо вновь окутали грозовые тучи. В одно мгновение на лестничной площадке потемнело.
Вспыхнула молния и сразу же грянул гром. Покатился дальше, постепенно затихая.
Грохот еще оставался у Софии в памяти, когда, повторяя гул, на лестничной площадке послышался глухой, полный угрозы рык. Звук раздался совсем рядом. От неожиданности девушка вздрогнула и едва не выронила из рук сумочку.
Она еще не разобралась, стоит ли ей бояться, когда прямо перед ней, выше на лестничный пролет, как по волшебству возникла черная собака.
Блеснула молния. В ослепительном свете София мгновенно оценила ее размеры: огромная собака стояла на ее этаже, перегораживая путь.
Грянул гром и опять, словно отвечая на шум разгневанной стихии, коротко и страшно рыкнула собака.
София застыла у ступеней, не в силах оторвать завороженного взгляда от настоящего чудовища. Собака стояла выше ее на пролет и несомненно казалась больше, чем в действительности.
На темном фоне двери черная собака терялась. Нечто бесформенное, лишенное очертаний застыло на этаже. В темноте масляно блестели глаза. Созданная для того, чтобы пугать, тьма пошевелилась и издала короткий утробный хрип. Потом часто и шумно задышала.
Вслушиваясь в дыхание темноты, София почувствовала, как по спине стекает струйка пота.
На ватных от страха ногах, девушка сделала шаг назад. Мысль о том, что вряд ли она способна оказать сопротивление, вздумай собака напасть, мужества не добавляла.
Тьма не отрывала от девушки внимательных глаз. В ответ на движение, она прижала уши и зарычала.
София в ужасе попятилась, пока не почувствовала спиной холод подоконника.
– С-с-собака, – сдавлено прошептала она. – Фу… собака…
Услышав ее голос, тьма насторожилась. Пригнула морду и уставилась на девушку.
– Собака… хорошая, – дрожащим голосом сказала София.
Лай, напоминавший простуженный старческий кашель потревожил стены, эхом прокатился по лестничным пролетам.
Собака шумно, совсем по-человечески вздохнула и в тот же миг ее не стало.
Если она и убежала по лестнице наверх, то София движения не уловила. Зато теперь она ясно видела соседскую дверь.
Как только девушка осознала, что путь свободен, у нее внутри словно распрямилась сжатая пружина. В одну секунду она одолела расстояние, отделяющее ее от двери. Дрожащей рукой девушка вставила ключ в замочную скважину и повернула.
В каждое уходящее мгновенье София ждала нападения. Ждала, что с глухим рыком на нее сзади набросится чудовище. Навалится на спину, доберется до шеи и будет рвать зубами беззащитное тело.
Она умирала от страха. И поэтому не сразу обратила внимание на то, что к косяку двери скотчем приклеены цветы. Две розы. София машинально сорвала их, и в ту же секунду вихрем влетела в квартиру. С грохотом закрыла за собой первую дверь, потом вторую и застыла, постепенно приходя в чувство.
Потом, когда девушка немного успокоилась, она долго разглядывала исколотые о шипы роз, испачканные в крови руки.