Морган нахмурился. Ей в какой-то момент показалось, что он хочет сказать что-то еще, но Дрейк не произнес ни слова. Он отступил в сторону, и Грейси стала подниматься вверх по лестнице.
Лестница показалась ей нескончаемо длинной – слишком длинной, чтобы осилить ее с ходу. У нее было искушение присесть и отдохнуть, подперев голову руками, но об этом, естественно, не могло быть и речи.
Почему же Морган не спешит в свою спальню, или в спальню Алике, или в другую комнату, которую они облюбовали – вон их сколько в доме, выбирай любую, – и не оставит ее в покое? Ей не нравилось, что он находится так близко. Хотя ее голова была затуманена вином, а мысли немного путались, она все равно ощущала будоражащие электрические токи, исходящие от его тела и проникающие под кожу. Если бы она была трезва как стеклышко, то могла бы, по крайней мере, высоко держать голову, создавая хотя бы видимость собственного достоинства, но она чувствовала, что если попытается проделать это сейчас, то кончит тем, что упадет лицом вниз.
Она взглянула на него краешком глаза, и ее нога не попала на ступеньку. Она почувствовала с ужасом, что валится на него. Он тут же протянул руки, чтобы поддержать ее, и неловко подхватил ее под груди.
– Сколько вы выпили? – спросил он со вздохом, отодвигая рукой волосы с ее лица. Не дожидаясь ответа, он одним быстрым движением поднял ее на руки и понес дальше по лестнице.
– Со мной все в порядке, – слабо возражала Грейси, позволив своему телу расслабиться у него на руках. – Я могу дойти до спальни на своих собственных ногах и не рассыпаться. – Она закрыла глаза и положила руку ему на грудь.
Он нес ее, как будто она ничего не весила. Она испытывала непреоборимое желание сунуть руку ему под рубашку и потрогать пальцами плотное холеное тело. Чтобы удержаться от искушения, она даже сжала пальцы в кулак.
Он добрался до ее спальни, открыл дверь ногой и опустил ее на пол, а сам пошел включить лампу на ночном столике. Комната озарилась приглушенным золотистым светом.
– Утром будете в норме, – мягко сказал Морган, стоя за ней. – Вам нужно несколько часов поспать.
– Голова болит.
Он снова вздохнул, и Грейси ожидала, что он вот-вот скажет: «Что же мне делать с вами?» Она опустилась на кровать и закрыла глаза, рука безжизненно свисала с края.
– Вы не можете спать в этом платье, – сказал он, встав на колени у кровати. – Я не могу даже представить, как вы дышите в нем. Привстаньте и сидите.
Грейси медленно открыла глаза и взглянула на него.
Ее глаза блуждали по его лицу, фиксируя решительные черты, чувственный рот, линии лица, свидетельствующие о его расчетливой самоуверенности. В комнате, казалось, царила полная тишина, но это работало ее воображение, потому что где-то рядом с кроватью тихо тикал будильник, который она привезла с собой, а из открытых окон слышался шелест листьев.
– Мне надо несколько минут поспать, а потом я переоденусь, – сказала она сонным голосом.
– Сядьте. – Он приподнял ее и привел в сидячее положение, затем сгреб в одну руку ее волосы и отодвинул их в сторону, обнажив молнию. – Вам не удастся нормально проспать ночь в этом одеянии. Боже, зачем мы его вообще покупали.
Он расстегнул молнию и опустил волосы.
– Где у вас пижамы? – спросил он, не глядя на нее. Грейси показала на один из ящиков стола, и Морган выудил оттуда длинную джерсовую ночную рубашку в синюю и белую полоску.
– Э-эта? – спросил он, подняв ее рукой. Грейси кивнула.
– Чем она вам не нравится?
– Не такие ли вещи носят заключенные в тюрьме?
– Зато она очень удобная, – гордо ответила Грейси. – Она в тысячу раз удобнее, чем всякие штучки с вышивкой, которые носят некоторые женщины, чтобы показаться соблазнительными.
Она подумала, что у Алике, вероятно, целые сундуки и полные шкафы вышитых неглиже, соблазнительных маленьких вещиц, которые мужчинам доставляет удовольствие снимать с нее. Какому мужчине понравится снимать с женщины джерсовую ночную рубашку в синюю и белую полоску?
– Я управлюсь здесь сама, – сказала она, когда он передал ей ночную рубашку.
– Уверены?
– Конечно, уверена. – Она откинулась на подушку, чтобы собраться с силами, но почувствовала себя так уютно, что решила еще немного побыть в таком положении. Пока он не оставит меня одну, подумала она, хотя он продолжал смотреть на нее и не проявлял никакого желания уходить.
– Встаньте, – сказал он наконец и помог ей подняться на ноги.
Грейси не успела вымолвить и слова, как он спустил с нее платье и нахмурился от удивления, когда увидел, что на ней нет лифчика. Морган тяжело дышал.
– О Грейси, – прошептал он со стоном. Он смотрел на ее обнаженные груди, затем поднял руки к ним в порыве какого-то безудержного экстаза и стал нежно гладить поднявшиеся от возбуждения соски.
Грейси прерывисто дышала от наслаждения. Оно было таким полным и всеохватывающим, что ей казалось – она утопает в нем. Она придвинулась к нему и освободилась от платья, которое спало с нее и лежало на полу как смятая красная тряпка. Не было слышно внутреннего голоса, предупреждающего о том, что надо держать свои чувства под контролем. Его заглушали бокалы выпитого портвейна и коньяка. Все ее тело до боли ощущало прикосновение его рук.
Когда он смочил свои пальцы слюной и положил их на ее соски, она вся затрепетала и, обратив свое лицо к его лицу, почувствовала, как его губы сливаются с ее губами.
Ее губы открылись, и она ощутила, как его язык энергично двигается у нее во рту, как бы пробуя ее. Дрожащими руками Грейси расстегнула его рубашку и с наслаждением погладила пальцами твердую грудь. Она хотела его с такой страстью, которая казалась ей невозможной.
Он что-то бормотал себе под нос, издавая слабые стоны, когда легонько покусывал своими зубами мочки ее ушей. Он ласкал ее талию и живот и проникнув рукой под эластичные трусики, стал гладить нежный пух внизу, раздвигая ноги и обследуя пальцами каждую клеточку ее тела.
Вся она тянулась к нему, касаясь напрягшимися сосками волос на его груди.
Когда она стала расстегивать его ремень, то услышала глубокий вздох. Морган взял обе ее руки в свои и немного отодвинулся от нее.
– Что с вами? – спросила она удивленно.
– Дело в том, что этого нельзя делать, – прошептал Морган с горестным вздохом. – Сейчас половина четвертого утра, вы слишком много выпили, а я веду себя как нашкодивший школьник, который ни разу в жизни не видел обнаженной женщины. Грейси, я прошу вас надеть ночную рубашку и лечь спать. Завтра утром, когда вы проснетесь, у вас, скорее всего, не останется и воспоминания об этом случае.
Она почувствовала себя так, как будто ее обдали ушатом холодной воды. Грейси вырвалась от него, схватила ночную сорочку и надела ее через голову. Никогда в жизни она не попадала в такую обескураживающую ситуацию. И конечно, он был не прав, когда сказал, что утром она забудет о том, что произошло между ними. Она будет помнить, да, она будет помнить всю эту унизительную сцену.
– Я думаю, вам нужно идти, – прошептала она, опустив глаза вниз.
Морган кивнул головой и пошел к двери. Грейси отвернулась и улеглась под простынями. Она не хотела его видеть, не хотела думать обо всем этом.
Она услышала щелчок закрывшейся двери, тело ее обмякло, и накопившееся внутреннее напряжение стало спадать.
В голове роились тысячи мыслей, и ни одна из них не была успокоительной. Грейси лежала с широко открытыми глазами, глядя в потолок.
Головная боль каким-то чудом прошла, но это ее не радовало, так как ей не о чем было больше думать.
Как она могла такое допустить? Она была крайне раздосадована на саму себя за то, что показала ему, до какой степени увлечена им, за то, что дала ему возможность узнать ее чувства.
Если Алике говорила правду, что он уволил одну из своих секретарш только за то, что она влюбилась в него, тогда одному господу богу известно, какая судьба ожидает ее. Тюрьма, камера пыток, немедленная депортация в Англию. Мало того, думала она с чувством горечи, он, вероятно, будет смеяться над ее поведением, а может быть, будет испытывать смущение из-за нее. И о том, и о другом было страшно подумать.
Он не возьмет на себя часть вины, да и почему он должен это делать? Такую реакцию спровоцировала у него она. Только благодаря его самообладанию вся эта история не кончилась постелью.
Грейси повернулась на бок и стала колотить подушку кулаками. Она знала, что нет смысла теперь неистовствовать, что ей надо забыть обо всем, потому что у нее просто не было выбора. Утром она, как всегда, будет спокойной и собранной, а если он заговорит об этом, она даже может притвориться, что ничего не помнит.
Она включила настольную лампу и взяла в руки книжку, которую захватила с собой, отказавшись от всяких попыток заснуть. Слова в книге прыгали перед глазами, и минут через десять она поняла, что они для нее лишь беспорядочное нагромождение букв. Ее сознание было настолько занято воспроизведением картин случившегося, что сосредоточиться на чтении она не могла. Грейси потушила свет, положила руки за голову и, хмурясь, пыталась собрать разбегавшиеся мысли.
У нее не было ни малейшего представления о том, как долго она пробыла в таком состоянии. Образы Моргана проникали в ее сознание подобно крохотным настойчивым насекомым, которые нашли ход в кувшин с медом и были намерены оставаться там до тех пор, пока не насытятся.
Когда она снова открыла глаза, в окна струились солнечные лучи. Грейси посмотрела на будильник и с удивлением обнаружила, что было уже двенадцать. Она, наверное, проспала все свое похмелье, потому что чувствовала себя свежей и бодрой. Никаких болезненных явлений, которых она ожидала, ни в желудке, ни в голове не ощущалось.
Она опустила ноги с кровати и села. Ее грозило захлестнуть безжалостное, в деталях, воспоминание о том, что произошло минувшей ночью, и она решила заняться другими делами.
Грейси приняла ванну и сидела в ней, не думая о времени, упаковала одежду и в последний раз посмотрела на себя в зеркало, прежде чем открыть дверь и спуститься вниз. Она хотела убедиться, что лицо у нее спокойное. Прошедшая ночь открыла ей всю силу ее чувств и глубину увлечения Морганом.