н пробирался ко мне в дом и пугал до чёртиков. И он был тем, кто резал, сёк, колол, убивал.
Он наводил на меня ужас столько дней. И считал, что имеет право карать и линчевать. Он обманывал меня и притворялся добродушным и совсем не опасным мужчиной. Он был личным кошмаром целого города. Он был моим кошмаром тоже. Человек, которого я искренно любила. Человек с ложным лицом.
По щеке скользнула слеза, обжигая кожу не хуже ножа. Что я испытала в тот момент, когда увидела под маской Виктора Крейна? Облегчение или страх? Как бы там ни было, пистолета я не отдала и рук не разжала, но выпалила:
– Хватит! Ты говоришь, они натворили много дерьма?! Да, это так. Но нельзя просто убивать тех, кто поступает с тобой несправедливо! Ведь есть же закон!
– Да ну? – усмехнулся Вик. За секунду из добродушного его лицо стало лицом зверя. Подобной перемены я не ожидала увидеть. Он помрачнел, исподлобья взглянул на отца и сына Палмеров и прищурился, указав в их сторону остриём ножа:
– Ты думаешь, кого-то из них можно привлечь к ответу за всё, что они сотворили с Адсилой, с тем мальчиком, сыном Химены, или с Селией? Оставим к чёрту все мои личные обиды, но кто бы судил их? Продажные судьи продажной системы; потомки тех, кто отбирал, отбирал, отбирал?! Те, кому мэр и тот, кто покрывает мэра, делают откаты из Бангора, чтоб всё было шито-крыто? Те, кто за деньги разрешил закрыть глаза на зверские убийства! Посмотри на них. Ну же! Я сказал, смотри! – рявкнул он.
Я оцепенела и против воли взглянула на Палмеров. Они с утробным, хищным выражением, совершенно одинаковым на лицах, глядели на Вика в ответ. В их глазах я прочла столько тёмной ненависти, что похолодела.
Эрик Палмер процедил сквозь зубы:
– Тебя ждет укол, сынок. Это билет в один конец без возврата. – И сплюнул на пол.
– Да ты меня этим не напугаешь, – поморщился Вик. – Мне страшнее жить в вашем тихом уютном городке, где в загашнике у каждого нормального благополучного скарборца столько дерьма… Вы жестокие ублюдки. Шаг за шагом вы делали непоправимые ошибки, которые приближали к этому моменту.
– Мы отсюда выберемся и сдадим тебя, маскот, – бросил Люк. – Ты знаешь, что индейцам не дают перед смертной казнью обезбола?
– Да успокойся ты, Палмер, – спокойно ответил Вик. – Мне обезбол никогда и не был положен. Даже когда наживую штопали после той ночи, после всех этих грёбаных осколков от бутылок. Потому что врачи наивно полагали, что раз я краснокожий, то у меня высокий болевой порог, – ты знал? Я – нет, вот и орал как резаный.
– Хочу, чтобы ты мучился, подонок. И сделаю это, будь уверен. Я завершу то, что начал ещё давно. Я знал, надо было тогда тебя пристре… – с ненавистью начал Люк.
Я не выдержала и мотнула головой. Желание выстрелить усилилось:
– Заткнись, ублюдок. Ты ничего ему не сделаешь.
– О-о-о, – протянул шериф, – кажется, получив в руки оружие, ты, жалкая сука, неспособная из него выстрелить, возомнила себя вершительницей судеб? Жаль тебя огорчать, но нет. Сегодня всё разрешится не в пользу твоего дружка.
– За-мол-чи, – я выдохнула. – Или заставлю тебя замолчать.
– Чёрта с два, индейская подстилка. Богом клянусь, он сядет, но ненадолго, – продолжил шериф. Это было форменное издевательство надо мной. Вик же смотрел на него безмятежно. – Это сенсация! Мы-то с мэром думали, тут работает банда из Бангора, но на самом деле поймали этого больного на всю голову засранца. По-настоящему поймали!
– За вами столько косяков, парни, и на руках ваших столько крови, что вы даже толком не знали, кого ловите. Слишком много было кандидатов на роль убийцы, да? К тому же все, кого я завалил, имели подвязки с отмыванием денег: лишние свидетели, родители этих малолетних подонков, которые так или иначе видели и знали, что вы тут творите, – протянул Вик и сощурился. – Но я сотру улыбку с твоего лица. Тот день, второе или третье сентября, год назад – такое помнишь? Химена Вильялопес, приглашённый доктор из госпиталя, пришла в твой дом, чтобы посмотреть, всё ли в порядке с несчастной приболевшей миссис Палмер.
Верхняя губа шерифа дрогнула, и он оскалился не хуже Крейна. Всё случилось за секунду. Вик сказал что-то такое, отчего Палмер взбесился. Вик занёс нож. Шериф поднял пистолет. Всё заняло какое-то мгновение…
Тогда-то я и спустила курок.
Выстрел больно отдался в руки и плечи. Он прошил насквозь, словно молнией. Я оторопела и через эту оторопь видела, что не задела ни на дюйм шерифа, но он отчего-то повалился навзничь. Только спустя мгновение я увидела у него в груди нож.
Тогда Вик метнулся ко мне. Бросок – и вот он выхватил пистолет из рук, а потом крепко сжал моё горло предплечьем, напряг бицепс. Я хрипнула, потому что он перекрыл кислород, и впилась ногтями в его запястье. Вырваться было нереально.
– Тихо-тихо-тихо, – шепнул он, прижав меня к себе. Он не заикался, и я поверила, что этот низкий голос мог принадлежать Крику. – Тихо-тихо, детка. Это чтобы ты не сделала глупостей.
Он уверенно держал пушку, совсем не так, как я. Люк Палмер рванулся было к отцу, но притормозил, когда Крик уверенно направил на него чёрное дуло. Люк знал: он не промахнётся и ни секунды не будет раздумывать. Шериф лежал ничком на боку. Пистолет был в нескольких футах от него, но он и не думал потянуться за ним – только скрючился и поджал к груди колени.
Под ним расползалась лужица крови.
– Дай мне помочь отцу, – яростно потребовал Люк.
– Только пошевелись, и я тебя пулями нашпигую, – обещал Вик. – А ты, шериф, надеюсь, не сдохнешь раньше времени. Слышишь? Я же не всё рассказал.
– Гори в аду, подонок, – прошептал Люк. – Дай ему помочь!
– Подонкам нельзя помогать.
Крик сжал чёрную руку в перчатке на моём горле, и я легко ударила его кулаком по бедру. Дышать было почти нечем. Тогда он чуть ослабил хватку и оскалился. Этот оскал я хорошо слышала в словах, которые он шепнул мне на ухо:
– А ты что скажешь, м? Детка? Хочешь знать всю историю? Хочешь знать, почему Вакхтерон наконец проснулся? Тебе это тоже не помешает, Палмер. Мы, в конце концов, никуда не торопимся. До рассвета ещё несколько часов. А потом ваш скарборский кровавый убийца будет найден.
Вик терпеливо ждал возле кафетерия. Был пасмурный, хмурый день. Хорошо, очень хорошо, потому что на душе было так же паршиво. Он сложил на груди руки и мрачно смотрел перед собой, вспоминая, как вчера Адсилу увезли в больницу на машине «Скорой помощи». Она ненадолго пришла в сознание, взглянула на Вика мутными глазами. Старыми глазами. Глазами человека, который очень, очень сильно устал. Дыхание было тяжёлым и прерывистым. Вик смотрел в полное смуглое лицо, где каждая морщина была теперь изрезана кровавой полосой. По переносице и под глазами страшной маской расплылась гематома. Тогда Вик едва сдержал свою ярость.
Он прикрыл глаза, крепко зажмурился, потёр рукой переносицу. Он не спал почти двое суток и очень нервничал, но вот заметил, как через дорогу по переходу, постоянно оглядываясь, перебежала Селия. Вик зачесал назад волосы, нацепил простую чёрную бейсболку и, сунув руки в карманы куртки, пошёл навстречу к ней. Он сам велел сюда приехать, в центр, а не шхериться по окраинам: как раз там сегодня их шерстят легавые. Вряд ли они будут всматриваться в лица на обычной улице в десять часов утра, когда вокруг много людей, спешащих на работу и по делам. Вик хорошо знал повадки этих ублюдков.
– Доброе утро, – голос у него охрип.
– Да, – невпопад сказала Селия и нервно осмотрелась. – Может, мы уйдём отсюда? Не хочу задерживаться на виду у всех.
Она крепко сжимала в руке сумочку, в которой уже лежали документы: для неё и для племянника, который остался круглым сиротой и теперь жил у соседки те несколько дней, пока Селия не найдёт хотя бы временное жилье в Бангоре и не свяжется с полицией: так она решила, боясь, что попадётся копам при бегстве из города, хотя Вик советовал взять племянника и дать дёру, пока можно. Вик молча повёл Селию Вильялопес в кафетерий, толкнул дверь и впустил первой. Они выбрали стол подальше от окон и сели друг против друга. Оба заказали кофе: Селия – с молоком, Вик – крепкий чёрный, чтобы проснуться и взбодриться. К тому же он был здесь самым дешёвым.
Вик и Селия были знакомы очень смутно. Она знала его как внука Аделаиды Каллиген, он её – как сестру Химены Вильялопес. Химена лечила его бабушку, сначала по госпрограмме, затем уже через платное отделение. Когда рецидив прошёл и Аделаиде стало получше, деньги на лечение у Вика кончились. Тогда он договорился лично с Хименой и платил ей вполовину меньше необходимого. Откуда-то брались и лекарства, и койко-место, и капельницы, и системы, и вся терапия. Это была взятка, но ему было некуда деваться. Пришлось взять больше работы, чем он думал, но спустя год ада он наконец справился. Химена сказала, его бабушке стало куда лучше прежнего, и отпустила её на поддерживающую терапию. Тогда Вику стало дышаться свободнее. Они с Аделаидой стали строить планы; заговорили о том, что он мог бы наняться в Бангор в охранники, как планировал, и получать получше, чем здесь. И какие в Скарборо перспективы? Грести дерьмо с улиц? Помилуйте, это не для него. Он надеялся, что приведёт свою жизнь в порядок. Он надеялся, что все неприятности позади.
Так что Вик хорошо знал тридцативосьмилетнюю Химену. У неё на руках после развода с пьяницей-мужем остался сын шести лет и младшая сестра двадцати четырёх. Селия была мало похожа на Химену, однако, заглянув в её усталые карие глаза, он уловил общее для Вильялопес выражение, неуловимое сходство.
Селия обхватила свою кружку ладонями, словно хотела согреть мёрзнущие, нервно дрожащие руки. Она с отчаянием глядела в никуда, когда услышала вопрос:
– Почему шериф это с-сделал?
Она с тяжёлым вздохом смежила веки. Повторять всё то же самое, что и в доме миссис Каллиген, было тяжело, но ещё тяжелее – знать, что кошмар с приходом дня не кончился.