От слов Крика по спине пробежала дрожь. От страха и удушья я захрипела, глаза забегали по учительскому классу. Рамона стояла возле стены и смотрела на меня с упоением. Ей прямо по кайфу было, думаю, видеть, как я задыхалась. И я от всей души пожелала, чтобы Крик добрался до неё и всадил нож в эту рыжую кудлатую голову.
– Если бы та дурная баба взяла деньги, ничего бы не было, – вот что быстро сказал Люк.
– Селия? О… – Вакхтерон цокнул языком. – Да. Ты же пытался договориться с ней, когда она обратилась в суд. Передал деньги, десять тысяч. А потом, когда ей отказали в суде и от неё отвернулись собственные адвокаты, и вы затравили её и загнали в угол, она сама пришла в твою компанию и швырнула их прямо в твою мерзкую физиономию. Что ты почувствовал?
Я почти физически ощутила, как Люк вскипел.
– Отключи телефон, – потребовала Рамона.
Люк этого не сделал.
– Ты вдруг почувствовал, что деньги решают не всё? – Крик снова мягко рассмеялся. – Что есть кто-то, от кого нельзя откупиться? Кого нельзя остановить?
– Откупиться можно всегда. – Палмер встал спиной к стене в углу, так, чтобы на него не напали сзади. – Важна цена вопроса.
– И даже в моём случае?
На несколько секунд воцарилась густая, вязкая, как патока, тишина. Я слышала, как вразнобой бьются наши сердца, а затем Люк хрипло, на выдохе, спросил:
– Сколько?
Сухой смешок пробрал меня до дрожи, и Крик сказал:
– Тридцать один год грёбаной жизни в этом грёбаном Скарборо.
И тут в окно со звоном влетело тяжёлое тело. Стёкла брызнули как серебряный дождь, обрушились мелкими осколками на нас с Люком и прыснули на пол. Люк отвернулся лишь на мгновение, чтобы стеклом не посекло глаза, а Крик уже ловко прыгнул в кабинет и, оказавшись возле Рамоны, притянул её к себе. Люк решительно распрямился, вытянул руку с пистолетом и выстрелил, метясь в убийцу. Это были какие-то две секунды. Я никогда не подумала бы, что за две секунды может столько всего произойти.
Выстрел почувствовали все мы, будто воздух разорвало плёткой. Но Люк с присвистом вздохнул и увидел, что Рамона стоит перед Криком и прижимает обе ладони к простреленной груди.
Крик швырнул Рамону вперёд, и она безвольно повалилась навзничь, упав на пол возле учительского стола. Тогда Люк поднял ствол, чтобы направить к моей голове…
Вакхтерон молниеносно набросился на него и заломил руку с пистолетом вверх. Мужчины сцепились друг с другом, и Люк выпустил меня, чтобы обороняться, – только это было безнадёжно. Я знала, что Люку нипочём не справиться с противником. Крик одним ударом сломал ему нос. Потом резко рванул руку вбок. Сломал и её. Я вздрогнула и отползла к стене, слыша, как громко щёлкнули человеческие кости. А потом Люк Палмер бешено заорал, весь окровавленный, в крепких объятиях человека, которого ненавидел больше всего. Крик сгрёб его за загривок и здорово приложил лбом об стену – раз, другой и третий, и, закончив жестоко избивать, остановился.
Тогда-то Люк и притих. После таких ударов как бы не помер, не то что сознание потерял.
Крик разжал руки, и Палмер-младший со стоном упал ему под ноги. Тогда убийца внимательно взглянул на меня. Представляю, что за жалкое было зрелище. Я вся дрожала, потому что никогда не видела, как он делает из людей отбивную. А он перевёл равнодушный взор на Рамону.
Она истекала кровью и дышала, как собака в невыносимую жару, часто и прерывисто. Тогда Крик подошёл к ней, присел на корточки и поднял бледное веснушчатое лицо за подбородок. Почти что нежно.
Рыжие волосы опутали его запястье. Он смотрел на Рамону, прямо в её глаза, и на миг мне почудилось, что весь мир перестал существовать для него и, кроме них двоих, никого не осталось. Поджав плечи, я испугалась, что Крик убьёт её. И малодушно захотела, чтобы он сделал это…
Рамона изменилась в лице, обняла его запястье, прислонила другую окровавленную ладонь к мощной широкой груди, покрытой чёрной футболкой. Мы с ней знали, что сейчас произойдёт. Но она надеялась до последнего или плохо знала этого мужчину, потому что шепнула, уставившись на него так, будто он был самой большой её любовью в целой жизни. Я вскинула брови, глядя на неё. Мне уже доводилось видеть, что Крик делал с такими, как она.
– Вик. Прошу, остановись.
Вот это актриса.
Он равнодушно слушал её, но хватки не ослаблял.
– Ты же помнишь, как нам было вместе хорошо, Вик, – шептала она. – Во имя нашей старой дружбы. Во имя человеколюбия, ты же не психопат, ты не мясник. Это безумие. Оно должно кончиться. Ты же неплохой парень. Неплохой. Я в это верила. Я и сейчас верю.
Он равнодушно повернул её голову вправо и влево, точно разглядывал Рамону, как редкое насекомое, и она застыла перед ним, с мольбой глядя снизу вверх. Из неё вытекала кровь, из раны справа над грудью, а она на что-то рассчитывала?
Он ласково провёл тыльной стороной ладони по её скуле. Пальцы, покрытые чёрной перчаткой, коснулись пухлых губ, и он чуть приоткрыл их. Он снисходительно посмеивался там, под своей маской. Казалось, он весь излучал презрение, но это видела только я. Рамона была из породы слепцов, потому молча прижалась к его руке губами.
Крик эту руку отнял и напрягся. Рамона взахлёб взмолилась:
– Я была твоей первой любовью, Вик! Мы были лучшими друзьями! Помнишь? Вик, прошу! Я была первой! Я была пер…
Слова застыли на губах, когда он резко вонзил нож ей под грудь, вызвав тихий стон. Он поднял маску, толкнув её наверх запястьем, и диковато улыбнулся Рамоне. Улыбка была вполне осмысленной. И мне показалось, что с другими жертвами он был добр, потому что прятал лицо, но ей мстил по-особому изощрённо. Рамона застонала снова. Вик дважды жестоко провернул нож в ране.
– А я у тебя первым не был.
Он дождался, когда глаза её остекленеют, а дыхание остановится, и откинул уже мёртвую Рамону в сторону, после чего встал и выпрямился. Я замерла на месте: теперь даже пошевелиться было страшно, но он и не взглянул на меня. Перешагнул через труп своей старой подруги и наклонился к Люку Палмеру:
– Ну-ка, герой. Подъём.
Вик взял в кулак его волосы, намотал на кулак и прямо так, за чуб, протащил Люка вслед за собой. Потом бросил его возле учительского стола, подошёл к ведру с водой, в которой мыли губки для доски, и спокойно вылил её на голову Палмеру.
– Кха-кха!
Тот, кашляя, прыснул брызгами и мотнул мокрыми волосами, почти мгновенно придя в чувство. Пару секунд Люк до конца не понимал, что происходит, но, когда всё же понял, Крик поднял его за грудки и припёр к стене. А затем коротко замахнулся.
Нож-боуи пронзил бледную жилистую руку, и Люк закричал. Вынув ещё один нож из-за ремня брюк, Крик впечатал второе запястье Люка в стену и вогнал в него лезвие. Вопли превратились в злые, измученные рыдания; охотник стал жертвой. И Крик покачал пальцем перед скривившимся от боли Палмером, раздвинул коленом его длинные ноги и больно надавил им на пах. Люк, истекая кровью, закричал: «На помощь!» – но не успел договорить, как кулак Крика впечатался в его челюсть.
– Когда ты понимаешь, какая власть сосредотачивается в твоих руках, возникает пьянящее чувство, что ты можешь буквально всё, – мягко сказал убийца, вглядываясь в лицо своего врага. И вдруг он бросил мне: – Лесли!
Я поджала плечи, надеясь, что он обойдёт меня стороной и забудет, что я существую. Но он продолжил. Голос его был холодным, пустым:
– Подай мне ещё нож. Знаешь, где он, Палмер? Я сунул его в ножны на бедре, когда разделывался с депьюти Стивенсом, вашим пособником. А ты мне, кстати, скажи, в полиции Скарборо все истязатели или шериф с ним сошёлся на этой почве, мучая младшего сына? М? Я знаю, что Лайл Стивенс сделал с шестилетним пацаном Роби Вильялопесом, прежде чем утопить в болоте. А перед этим он попросил Дрю, Кейси и Лору подманить мальчишку к себе. И они это сделали.
Люк рванулся вперёд, но завопил от боли и повис на ножах. Голос Крика стал льдом:
– Ну же, Лесли. Я жду.
Я на ватных ногах подошла к нему. Страх, что ему причинят боль или поймают, уже сменился страхом перед ним. Зря я о нём беспокоилась. Нужно было бояться не за него, а его. Я неловко вынула нож из прочного кожаного футляра, стараясь не касаться мощного мускулистого бедра, и протянула рукоять в чёрную руку под перчаткой.
– Спасибо, чикала.
Когда он так назвал меня, я вздрогнула, будто меня ударили, и бесшумно отошла назад.
– Ты думаешь, поступаешь благородно? – скалясь, клокотнул Люк Палмер. Воздух свистел сквозь его зубы. – Считаешь, что мстишь, да? За этих людей? И, убив моего отца и меня, всё это прекратишь?
– Нет. – Крик улыбнулся. – И ты это знаешь. По большому счёту, прямо сейчас мне на всех плевать. Это всё не ради мести. Ну не только ради неё. Понимаешь, – он крепче передавил Люку глотку. Тот захрипел. – Сначала я действительно взбесился, потому что вы творили дичь, и дичь эта по крупице складывалась в беззаконие. А беззаконие меня злит. Знаешь, что полагал твой папаша и такие выродки, как он? Что закон здесь – вы. Порядок – вы. Я пришёл из армии и встал на ноги с навыками достаточными, чтобы работать при должном обучении в полиции или охране. Но твой папаша выкатил то старое дело, когда один мудак сорвался со строительного крана, желая поймать меня, семнадцатилетнего пацана, и прибить – с твоей лёгкой руки. А потом легко спрятал труп своей жены, так, что никто даже не поинтересовался, куда делась Лора Палмер, и так же легко извёл целую семью, заставив всех, кто в курсе этого дела, плясать под вашу дудку. И я понял, что творится. Все кругом беспределят. Но только вы не в курсе, кем являетесь на самом деле. Тупым стадом… а хищник здесь я. И всегда им был.
Люк вздрогнул. Он неотрывно смотрел в смуглое лицо человека, который убил всех его знакомых и близких, и знал, что никто его не спасёт.
– Вы всегда меня боялись. И надо было убить меня гораздо раньше, тогда, на стройке. Потому что теперь я разворошу ваше гнездо.