– Отпусти его! – закричала я, расширив глаза.
Под закатанными рукавами старого комбинезона, в который был одет чудовищный душитель, вздулись стальные мышцы. Мистер Буги потянул цепь на себя, чуть отвёл назад торс. Его губы изогнулись в мягкой, издевательски доброжелательной улыбке. Вик хрипел. Он вцепился пальцами в цепь, чтобы ослабить её, но всё было тщетно: враг был слишком силён.
Я знала, что нам некому помочь. Мир дрожал, туман кружевом повис в воздухе. Я билась и пыталась оборвать верёвку, но понимала, что это невозможно. Вик покосился на меня, всё ещё отчаянно вырываясь.
Его сил хватило, чтобы завести руку чуть дальше цепи. Он схватил мистера Буги за запястье. Короткий миг – и я услышала щелчок, словно сломали кость, а затем мистер Буги закричал от боли – но из его груди не вырвалось ни звука: в том была своя, особая жуть. Лицо у Вика было перекошено: он задыхался и тяжело рухнул на второе колено, когда мистер Буги опустил своё ему на загривок, чтобы переломить хребет. Вик клонился к земле, всё ниже и ниже, пока его не впечатали лицом в снег. Одно движение и одна секунда – и ему свернут шею…
Вдруг что-то огромное, бурое, невероятно быстрое сбило с ног мистера Буги и оторвало от Вика. Всё случилось за мгновение. Оно – эта неясная громадная тень – вместе с убийцей рухнуло в высокий орешник и исчезло там, в клочьях густого тумана.
Вик громко надрывно закашлялся. Он накрыл горло дрожащей рукой и упал в снег на локоть, глядя на сломанный куст. На снегу остались громадные следы нечеловеческих стоп, окроплённых кровью. Я безвольно повисла на верёвке. Почудился ли мне громкий треск сучьев неподалёку или кто-то бродил вокруг нас? Внезапно всё стихло, и мы поняли, что остались совершенно одни. Всё повторялось совсем как тогда, на озере.
Всё ещё кашляя, Вик кое-как встал и побрёл ко мне, увязая в снегу.
– Что за чёрт… – прошептал он, потирая шею. – Это не мог быть он…
– Не мог быть кто?!
Но он мне не ответил и только сплюнул кровавую слюну в сугроб.
– Потерпи, чикала. Всё потом. Сперва снимем тебя отсюда.
Он нашёл неподалёку свой нож, дошёл до меня и с трудом дотянулся до верёвки.
– Погоди… – он раскашлялся и еле выдавил: – Вот так. Ну-ка, цепляйся.
Я упала бы вниз головой, но он вовремя подхватил меня и крепко прижал к себе, уложив грудью на плечо. Я чувствовала, как дрожит всё его тело, и стиснула за шею в объятиях, наконец проливая слёзы и испуганно озираясь. В лесу больше не слышалось ни звука, ни шороха, но где-то в истончающемся тумане, возможно, всё ещё бродило огромное нечто, объяснения которому я найти не могла… и которое тем не менее спасло нас.
В дом мы ввалились вдвоём, оба в снегу, будто попали в бурю. Вик первым делом запер дверь на засов и упал на пол, продолжая хрипло кашлять.
– Вик? Лесли? – к нам подбежал Джонни. – Что стряслось?! Ли, у тебя кровь!
Я машинально коснулась рукой разбитой головы. На лбу и виске была засохшая корочка крови, но это было не так важно. Я опустилась рядом с Виком на дощатый пол и убрала воротник его водолазки, закусив щёку изнутри.
След на смуглой коже был фиолетово-багровым. Дрожащей рукой я погладила Вика по голове, перебирая мокрые из-за снега волосы между пальцев, и вдруг в ответ он крепко обнял меня за талию и прижал к себе.
– Пойду вскипячу чайник, – пробормотала Дафна и пихнула Джонни в бок. – А ты принеси пледы.
– Я не…
– Принеси, – настойчиво повторила она.
Я со слабой улыбкой взглянула на Дафну. Глаза у неё пылали. Джон состроил кислую физиономию, но кивнул, и они оба отошли от нас.
Я чувствовала, как ровно и сильно билось его сердце. Теперь, когда я любовно ласкала его спину и затылок, радуясь тому, что он жив и пришёл ко мне – он пришёл ко мне на помощь, как и тогда, близ Мусхеда, – не понимала, как можно было не узнать прикосновения Виктора Крейна даже под маской. Возможно, потому, что тогда он и касался меня совсем иначе.
– Я видел что-то, и уже не впервой, – шепнул Вик мне на ухо, – что не было похоже ни на человека, ни на какое-либо из известных мне животных. Я не знаю, что это было… но у меня есть кое-какие догадки.
Я, соглашаясь, кивнула, поглаживая его по затылку.
– Я не знаю, что именно видела. Но оно утащило того человека. Он… он хотел нас убить, как и тот лучник на пляже. Почему, Вик? Кто они такие?
– Зачем ты туда пошла?! – Вик не собирался отвечать на мои вопросы. Он только добавлял новые, и я подозревала, что, даже если он знал ответы, не собирался делиться ими со мной. – Для чего? Это же лес. Там опасно, Лесли… и без паранормальщины всякой дряни хватает!
Он болезненно поморщился и потёр шею.
– Потому что я видела тебя там, – заявила я и выпрямилась. – Ты звал меня за собой. Я не могла отказать. И там была Адсила…
Вик осторожно растёр руками мои плечи и с сомнением посмотрел в глаза. Думает, свихнулась?
– Но ты же знаешь, что она мертва.
– Да, но это всё равно как наваждение. Тот голос манил меня туда, в лес. Ты ждал меня… – я побледнела и сказала чуть громче: – И там был Бен. И Джесси.
На челюстях Вика появились желваки. Он заметно посмурнел.
– И в том тумане я… я видела ещё кого-то… кроме человека со страшными глазами, полными света. Мистер Буги. Мистер Буги…
– Что бы там ни было, – перебил меня Вик, сузив глаза, – всё это уже позади. Здесь тебя никто не тронет. Никто. Обещаю. А я пока должен сделать один звонок, если ты не против.
– Нет.
И хотя голос мой был мягок, я спросила себя, о ком именно говорил Вик, когда смотрел в лицо того убийцы – потому что один явно узнал другого, но не мог поверить, что они встретились как враги.
Начались зимние каникулы, я была свободна и не сказала матери правду, собираясь на встречу совсем не с подругами. Стоило Вику вернуться в мою жизнь, как я снова лгала. Но повод был – и ради него можно было солгать ещё тысячу раз.
Он вышел из такси первым и окинул взглядом двухэтажный дом в викторианском стиле – не старый, а всё же больше старинный, с высокими дубами и ивняком, которыми поросла вокруг чаща. На ветке одного из могучих деревьев покачивались простенькие самодельные качели.
Вик застыл, с отрешённым лицом разглядывая это место, но я вышла следом и взяла его за запястье, поглаживая ладонь большим пальцем. Он посмотрел на меня и улыбнулся, неискренно и слабо, однако всё же я добилась того, чтобы он малость оттаял.
Прошло два дня после смерти его бабушки, и за это время Вик лишь написал мне с просьбой передать вещи, в которых Аделаида Адсила Каллиген хотела упокоиться. Я ответила, что хочу помочь в подготовке похорон, и он согласился.
В похоронное бюро «Гумбольдт и Сэйл» мы обратились не случайно. Вик сказал, что хорошо знаком с его владельцами и именно у них оставлял Цейлон на время, пока мы отдыхали в лагере, а после – когда лежал в госпитале. Стоило ему это произнести, как я вспомнила всё: гитару у костра, наш разговор на скамье у столовой… Ту страшную ночь, когда он явился ко мне под маской Крика. И вечер Хэллоуина – тоже. С тех пор произошло столько всего, что я не понимала, правильно ли поступила, снова подпустив Вика к себе. Иногда, глядя на его резкий профиль, казавшийся мне теперь по-особенному хищным, я вспоминала ту первую встречу, в которую он каблуком ботинка впечатал в ковёр лопнувший стеклянный шар – подарок папы; ту встречу, когда предупредил, что убьёт меня, если я посмею сделать что угодно против него, – и не могла простить. После открывшейся жуткой правды он дал мне время, и мы ни разу не обсудили то, что случилось на моих глазах, но я, кажется, начала лучше понимать, почему он надел свою страшную маску. У него своеобразное понимание справедливости и правосудия, однако люди, из-за которых произошла вся цепочка трагических событий, – разве они не преступники? Разве их арестовали бы, разве состоялся бы над ними честный суд? А что до тех, кто погиб по их вине, прямой или косвенной?
«Заслужили ли они умереть так страшно… и умереть вообще?» – шепнул мой внутренний голос, и я предпочла оставить вопросы без ответов.
Мы шли по траве, припорошенной снегом. Я опустила глаза и улыбнулась, поняв, что мы с Виком, не сговариваясь, обулись в мартинсы.
– Ты всё-таки подпольный модник, – я пихнула его в бок локтем.
– Не издевайся, – Вик усмехнулся, – этим ботинкам уже лет десять, и они у меня на любую погоду, включая лето.
– Оправдывай свое отменное чувство вкуса и дальше.
– У меня индейское чувство вкуса. Меня не раз штрафовали на трассе за езду в индейском виде. Знаешь, что это?
– Нет.
– Это когда у тебя рожа вот такая, как у меня или у любого мужика с обложки Карла Мая, и не дай боже надето что-то замшевое, расшитое или с бисером.
Он обнял меня за шею и чмокнул в макушку. Прищурился. В прищуре том я узнала отстранённую, волевую холодность Вакхтерона. Сегодня Вик выглядел куда строже обычного – в чёрной водолазке, в старом чёрном пальто до колен и шерстяных свободных брюках. Я рядом с ним, конечно, выглядела сопливой школьницей в своей свободной куртке и джинсах. Вик с усмешкой пропустил между пальцев мою толстую тёмную косу:
– Подражаешь мне?
Я с улыбкой дёрнула его косу, тугую и каштановую, похожую на плётку, пляшущую при каждом шаге между лопаток:
– Просто в паре это эффектно смотрится.
– А мы пара? – вскинул Вик брови.
Вот же негодяй! Я не имела в виду ту пару, которую имел в виду он, и увильнула:
– По крайней мере сегодня – да. Потому что одному тебе со всем этим не сладить, Шикоба.
Он ничего не ответил. Может, потому, что я была права.
Мы поднялись на высокое каменное крыльцо, и Вик постучал медным молоточком в дверь. Я прочла на бронзовой табличке возле неё:
«Похоронное бюро „Гумбольдт и Сэйл: работает с 1884 года“»
Сперва внутри было тихо. Затем мы отчётливо расслышали стук каблуков. Дверь нам открыла высокая, статная худая – даже чересчур – черноволосая женщина с бледной кожей и волоокими чёрными глазами. Она заученно произнесла, прежде чем как следует взглянуть на нас: