телевизор, парень-кассир смотрел, судя по диалогам, доносящимся до слуха, «Острые козырьки»[16]. Вик принёс два картонных стаканчика с кофе и два хот-дога, опустился на стул рядом со мной и выдохнул.
– Да уж, – согласилась я. – Надеюсь, матушка не решит позвонить, пока мы будем в небе.
– Это вряд ли, – поморщился Вик. – В письме её подробно предупредили, как сильно ты будешь занята. На неделю так точно, аж не оторваться от дел.
– А мы надолго летим в Техас?
– На пять дней, чикала. Неделю взяли с дорогой.
Кофе оказался обжигающим, с шапкой молочной пенки, сладковатым и очень вкусным. Я отпила и восторженно расширила глаза:
– Какой потрясающий! Я так устала от старбаксовской горькой ерунды, в Бангоре все студенты только туда и ходили… Хочешь попробовать?
Вик сделал глоток своего кофе, покачал головой и с прищуром улыбнулся:
– У тебя усы из пены, Лесли. Не то чтобы тебе не шло…
Не успела я смутиться, как он взял салфетку со стола и осторожно промокнул мне верхнюю губу. В горле появился тугой комок, и я поспешно отпила ещё кофе, а потом сказала, прежде чем заткнуться – хотя лучше бы заткнулась:
– Интересно, как бы это сделал другой ты.
Поспешно отвернувшись к окну, я сделала большой глоток и случайно обожгла язык, надеясь, что Виктор решит не отвечать. Но надежда растаяла в следующую же секунду.
Он повернул к себе моё лицо, взяв за подбородок и посмотрел мне в глаза – я поразилась, как быстро изменился его взгляд, став резче и острее, как заточенный нож. Коротким, но грубым движением он наклонился и впился в мои губы, покрыв их своими и огибая верхнюю языком. Плавно обвёл им, прикусил мою губу, заставил тело знакомо вспыхнуть.
Я была ошарашена. Он продолжал держать меня за подбородок, заставив неловко изогнуть шею. Могла поклясться своей жизнью, но в тот момент меня целовал не Вик. Я узнавала это дыхание, эти губы, кончик носа, жадно сминающий мой. Я и сама не знала, как сильно скучала по этому наглому ублюдку, которого должна бояться и ненавидеть. И пусть я всё ещё боялась его, но ненавидеть не могла.
Поцелуй длился несколько долгих секунд, и в конце Вик легонько, ласково боднул меня в лоб:
– Допивай свой кофе, – бросил он и, положив руку на спинку моего стула, залпом допил свой напиток.
Я послушно сделала ещё глоток из стакана, стараясь сделать вид, что ничего особенного не произошло, хотя мы оба знали – это не так.
Хот-дог оказался безобразно вкусным, и, попробовав кусочек, не доесть я не смогла. Туда даже добавили маринованные огурчики и поджаренный лук! Уплетая хот-доги, мы с Виком неторопливо заговорили про Потлач, и я спросила:
– Так что, твои дяди там тоже будут?
– Конечно, они участвуют каждый год. – Салфеткой он вытер рот от горчицы. – Даже удивительно, что раньше я их там не повстречал.
– Ты часто ездил на Потлач?
– Пару-тройку лет кряду, быть может. В основном на подработку. А сейчас – отдохнуть. Знаешь, у Адсилы был один знакомый. Он искал работника на ферму в Холтоне. Летом я лет до шестнадцати бил баклуши дома, а потом она разок отправила меня туда, чтоб я ухаживал за лошадьми, обкатывал их, помогал. Сам хозяин подрабатывал на родео. Вот и меня тоже научил всяким штукам. Такие дела.
– А где мы встретимся с Каллигенами?
Вик доел свой хот-дог и отряхнул руки.
– Уже на самом празднике. Ну что, готова?
– Да!
– Тогда поехали.
Ночная трасса была хорошо освещена. Изредка попадались другие машины, но они сразу нас обгоняли. Здесь было много фур, лесовозов и грузовиков – легковушек куда меньше. Вик не хотел, чтобы кто-то ехал за нами, так что сбавлял скорость, а затем снова неторопливо разгонялся. Хотя казалось, что мы едем небыстро, стрелка на спидометре уверенно показывала чуть больше семидесяти миль в час. Чтобы не уснуть, Вик включил радио и нашёл волну, где пел Джонни Кэш[17]. Мы снова молчали, слушая музыку, и нам было чертовски хорошо. Постепенно я расслабилась. Снова привыкла к Вику. Сняла ботинки, устроившись с ногами на сиденье, и стянула с себя куртку. По радио заиграли Никельбэк[18], «Если бы всем было не всё равно».
– О, – улыбнулся Вик, – классная песня. Напоминает мне об армии. Мы эту группу часто слушали с парнями. Хорошие воспоминания.
– Хотел бы снова служить?
– Думаю, да, – задумчиво сказал он. – В армии всё было путём. Отношение на десять из десяти. Там всем плевать, какой ты расы и цвета кожи: орут на всех вас знатно. Правда, пару раз ребята пытались меня поколотить.
– Правда?
– Ага. Из-за волос, – и он ухмыльнулся.
– Тебя не брили? – удивилась я.
Вик снова кивнул.
– Только заставляли туго убирать волосы, но – я думал, ты знаешь – после войны во Вьетнаме бриться индейцев особенно не заставляли… Мол, в службе мы так более эффективны, хотя знаешь что, по-моему? Ерунда всё это, миф какой-то. Просто хоть где-то сделали нам поблажку.
Я вскинула брови, с интересом посмотрев на его косу, и осторожно взяла её, чувствуя себя человеком, потянувшим тигра за хвост.
– Можно?
– Тебе можно всё, чикала. Делай что хочешь, – простодушно сказал он. Я перебрала в пальцах тёмно-каштановые пряди. Коса была заплетена так туго, что казалась концом хлёсткого кнута. А волосы у него очень отросли за те месяцы, что мы не виделись, и доходили до талии. Как только я не заметила?
– Отпустил себе сверхчувствительную антенну, – улыбнулась я. – Такие длинные.
– Раньше я их подрезал.
– Зачем? – я покачала головой, пропустила хвостик, подвязанный прозрачной резинкой, сквозь пальцы. – Не вздумай больше этого делать!
– А иначе что, накажешь? – усмехнулся он, и я с серьёзным видом кивнула:
– Именно. Зачем резать такую красоту?
Его тяжёлая ладонь опустилась на мою макушку. Вик ласково потрепал меня по голове:
– Как скажешь. Раньше делал так, чтобы не бесить никого, да и ухаживать одному трудно. Но теперь ты в ответе за того, кого приручила, да?
И он, весело рассмеявшись, подмигнул.
– Ты тоже, умник! – съязвила я.
– Хочу увидеть и тебя с косой. Мне так понравилось тогда, зимой, – сказал он. – Тебе она к лицу.
– Не пытайся сделать из меня индейскую девушку, Виктор Крейн.
– Я не пытаюсь! – возразил он и сощурился. – Ты и так индейская девушка.
Самолёт наш вылетал в десятом часу вечера. Когда мы подъехали к Портленду, была лишь половина восьмого. Мы оказались в тихом пригороде – здесь были низенькие дома и такие же низенькие мотели, платаны вдоль дороги и мягкие сумерки над покатыми серыми крышами, – и Вик заметил:
– Ещё есть время до регистрации. Сейчас встанем на платную парковку и сразу к стойке, чтоб не опоздать.
– Согласна.
Мы проехали рабочий квартал, особенно неуютный в темноте, затем – более благополучный жилой район, а потом свернули на северо-северо-восток и оказались на пути к аэропорту.
Новый аэропорт подсветили сигнальными огнями, дорога на парковку была перегорожена шлагбаумом. Вик остановился перед ним, не заглушая мотор, и посмотрел в будку охранника. Затем пожал плечами:
– Там никого нет.
– Давай подождём, может, сейчас подойдут, – предложила я.
– Сомневаюсь, что так должно быть, – сказал Вик и побарабанил пальцами по оплётке руля. – О'кей, будем ждать.
Но прошло пять, затем десять минут, а кругом было удивительно тихо и пусто: ни людей, ни машин. Вик взглянул на часы на приборной панели и цокнул языком:
– Ладно, я понял, они не хотят работать. Чикала, побудь здесь. Я поищу охранника.
– Хорошо, – неуверенно согласилась я, не зная, хочу ли оставаться одна.
Вик словно почувствовал это. Нахмурившись, он заглушил двигатель и серьёзно посмотрел на меня:
– Если хочешь, идём вместе.
Я действительно хотела. Я окинула взглядом пустую парковку с несколькими оставленными машинами. Фонарный свет здесь дрожал, лампы неярко мерцали белым абрисом. Стояла гнетущая, глубокая тишина, и мир будто замер – даже аэропорт, который сиял огнями, поблёкшими от холодного тумана опустившейся на Портленд ночи. Вик вышел первым из машины, негромко хлопнул дверью и обошёл её. Я – следом.
– Что-то мне здесь не нравится, – медленно сказал он и остановился, брезгливо сморщив нос. – Ты не чувствуешь?
– Что именно?
– Это.
Я подошла ближе к шлагбауму и поняла, что Вик имел в виду. Ноздрей сразу коснулся приторный тухлый душок, абсолютно тошнотворный.
– Ох, боже, фу… Такое чувство, что… – я замолчала, пытаясь подобрать правильные слова.
– Что кто-то сдох и разлагается, – продолжил Вик. – Ну-ка.
Он подошёл к будке и заглянул в неё, а после отшатнулся в сторону, прижав к носу тыльную сторону ладони.
– Боже. Лесли, в машину! – скомандовал он. – Живо.
– Что ты увидел?
Я подошла к будке и, взглянув внутрь, оцепенела. Всё крошечное пространство было залито и забрызгано кровью ровно по окна. В багровую лужу падали кровавые капли, стекая по отрубленной руке, которая лежала на панели управления, блокируя кнопку поднятия шлагбаума. Лишь по лоскутам тёмно-синей одежды я опознала в расчленённых фрагментах плоти сотрудника аэропорта. Всё съеденное на заправке от отвращения подкатило к горлу, но я силой заставила себя сглотнуть ком.
Вик оттащил меня за локоть, бегло осмотрелся. Я знала, что его беспокоило: туман, который медленно наползал на парковку со стороны дороги. Мы не знали, какая опасность крылась в нём на этот раз, но помнили Джесс и Бена, в отличие от всех остальных, и были уверены: если появляется туман – такой, как этот, – значит, нужно убираться отсюда!
Вик оценил взглядом расстояние от шлагбаума до аэропорта: свет из его окон разгонял сгущающиеся белёсые клубы.
– Садись в машину, Лесли, планы меняются. Доедем до самого входа.