кий Араэден Элларас Ашеро, сделал мне предложение, и я приняла его…
Мама выронила пяльцы, Лориана издала какое-то ругательство. Министр Авер упал в обморок… надеюсь, это обморок, а не сердечный приступ. Отец поднялся, удивленно переводя взгляд с меня на далларийца, а я… повернулась и посмотрела на… Динара. Он тоже молчал, пристально глядя на меня. Просто молчал. Ему все равно… и мне тоже! И вообще, я должна радоваться и принимать поздравления… Пойду и приму!
Я развернулась, вышла в коридор и столкнулась с Хантром. Мое молчаливое исследование его куртки верный страж воспринял с полагающимся ему хладнокровием, остальные же стражники уронили оружие… опять. Секиры я и раньше считала ненужным раритетом, но в последнее время они падают подозрительно часто, ковры портят, между прочим, а казна не безгранична! Найдя искомое, вытащила из внутреннего кармана фляжку, спокойно открутила крышку и сделала несколько глотков семедейки. Великолепно!
Недолго думая, направилась в свои покои, продолжая обниматься с фляжкой.
— Ваше высочество… — неуверенно начал Хантр.
— Я ее… ик… конфискую! — ответила я.
Весь мир пошатывался, когда я добрела до собственных покоев. Стражники молча открыли двери перед пьяной принцессой, то есть передо мной, и я прошла… с третьего раза, когда один из воинов, осознав, что я явно вижу два входа вместо одного, просто взял за плечи и завел в мою собственную гостиную. Поблагодарив служивого, я потребовала ванну.
— Ванну для ее высочества! — орала я, пытаясь сесть в кресло.
Промахнулась. Стражники, с интересом заглядывающие в приоткрытую дверь, ехидно захихикали. Я разозлилась, и через минуту они оба висели под потолком, неуклюже барахтаясь. Теперь хихикала я… на полу… так как сесть все равно не могла.
Кто-то вошел, и я не сразу поняла кто, пока не услышала папино:
— Катриона!
Пришлось отпустить собственную стражу и уныло смотреть, как они покидают пространство моей гостиной. Затем я попыталась сфокусировать взгляд на вновь прибывших: папа, мама, Лора. Семейный совет объявляю открытым.
Лориана начала первая:
— Катриона, как такое возможно?! Ты и ке-е-есарь…
Восхищения по отношению к нашему великому нельзя было не отметить. Я снова приложилась к фляжке и потребовала:
— Встать помоги!
Но помог мне папа. Подошел, брезгливо поднял на руки, усадил в кресло. Я хотела поблагодарить, но тут отец нагло забрал у меня фляжку.
— Эээ! — возмутилась я, а король Оитлона сел напротив, выхлебал весь остаток и поинтересовался:
— Как тебе это удалось? Ты хоть понимаешь, что произошло?!
Я кивнула и поняла другое — я злюсь! На отца! И сильно.
— Папа, — состояние опьянения внезапно отступило, — а по-твоему, что произошло? Мы с тобой оба прекрасно понимаем, что кесарь обратил на меня свое высочайшее внимание исключительно по одной причине — магия! Проклятый дар… Кстати, — я посмотрела на маму, — почему я Уитримана, а не Астаримана? Хотя можешь не отвечать… проклятая магия…
Я закрыла глаза и всхлипнула… слезы по щекам… чудесно! А я думала, что выпивка поможет! Не помогла!
— Кат, это ты от радости? — спросила Лора.
— Да, — я вытерла слезы, — действительно, слезы радости. И вообще я должна быть счастлива… — Очередное рыдание, и снова попытка взять себя в руки. — А я и счастлива… сам кесарь, можно ли желать лучшего?!
Взгляд невольно упал на кольцо Динара… слезы потекли ручьем.
— Катриона, что с тобой? — отец удивленно смотрел на меня. — Катриона, сам кесарь Прайды! Ты встанешь во главе Альянса! Это такой подарок судьбы, к чему слезы?
Я смотрела, как переливается свет, бросая облики от рубинов на мои пальцы… и тихо ответила:
— А я радуюсь, папа… Разве не видно?
Мама подошла, села на подлокотник и начала медленно гладить по волосам, но ее вопрос шокировал:
— Почему ты согласилась?
— Ринавиэль! — отец подскочил, начал расхаживать, как делал всегда, когда его обуревали эмоции. — Думай, о чем говоришь! Отказать кесарю? Это самоубийство в жесточайшей форме. Кесарь не терпит отказов даже в малейшем! Да и какой смысл отказывать, это милость, о которой я и мечтать не смел!
Не смел… но Лору возил регулярно, пока отцу не намекнули, что девица уже старовата… ага, это в семнадцать-то лет!
— Будет она отказываться, — Лориана фыркнула. — Араэден, он такой… ах…
Мама продолжала гладить меня, словно пыталась успокоить, и я ей все же ответила:
— Это кесарь… ему нельзя говорить «нет», тут папа прав, — всхлипнула я и добавила: — Да и незачем. Альянс Прайды будет моим, я стану повелительницей всего континента, налажу единую торговую сеть, построю дороги, проведу реорганизацию армии и…
Я повернулась к маме и заплакала, горько и отчаянно. Потом завыла, потому что не могла больше сдерживаться. Мама успокаивала меня — впервые в жизни… хотя раньше я и не плакала.
Когда истерика начала нарастать, вызвали лекаря… Успокоительное было горьким, раньше я такое не пила, но эффект мне понравился — все вокруг замедлилось и словно плыло. А я тихо всхлипывала, ведь пока надрывно рыдала, окончательно сорвала голос. И вскоре я заснула, успокаиваемая мамой…
А ночью мне приснился Динар. Он бесшумно вошел в спальню, взял меня за руку, нежно погладил и прошептал: «Все будет хорошо, Кат».
Я прошептала в ответ:
— Утром ты опять будешь утверждать, что это сон?
— Не спишь? — удивился рыжий.
— Рядом с тобой я ни в чем не уверена, — честно созналась я.
Динар улыбнулся, причем, не проявляя ни смущения, ни какого либо чувства вины по поводу прошлого моего «сна», и уверенно сказал:
— Кат, я тебя не отдам.
Я улыбнулась, закрыла глаза и, вновь проваливаясь в омут сновидений, тихо спросила:
— Обещаешь?
Ответ уже не услышала, забывшись тревожным сном. Но было у меня такое нехорошее чувство, что всю свою жизнь я шла к чему-то, подталкиваемая кесарем. А еще имелось стойкое ощущение, что ловушка, прикрытая слоем кажущихся случайностей и посторонних интриг, уже захлопнулась.