их рук в создании липы на сверхгосударственном уровне. Пойдем дальше. А вот и сам товарищ Покровский; по сравнению с Ляховым — записной урод, но при большом желании можно увидеть кое-какое сходство. А к фотографии Покровского прикреплена скрепочкой ксерокопия газетной статьи. Интересно, в самой статье о Покровском ни слова. Речь идет о работе нашей доблестной милиции, которая обезвредила опасную банду. По тем временам, не шайка уголовников, а целое многопрофильное предприятие: от краж произведений искусства до угона автотранспорта. Об антиквариате в статье упоминается вскользь, зато очень подробно расписано, как это долгое время банде удавалось торговать украденными машинами.
Поддельными техпаспортами сообщников обеспечивал некий гравер Лавренко. Здорово работал этот кадр. Когда его взяли, менты не могли поверить, что в домашних условиях возможно трудиться на таком уровне. Лавренко доказал, чего он стоит. В тюремной камере. Получив все необходимое, он изготовил техпаспорт, который ни о чем не подозревающие эксперты тут же приняли за подлинный документ.
Менты поняли, как им повезло. Потому что эту группу, они заловили совершенно случайно. Видимо, Лавренко изнывал от безделья, так что друзья-уголовнички нашли ему еще одну работенку — водительские удостоверения. От настоящих их отличить было невозможно, однако гаишники обратили внимание на возросшее число аварий, которые совершают водители-новички. А когда копнули глубже, сходу вышли на эту банду. Да, жадность не только фраеров, но и блатных губит. Крали бы картины, техпаспорта подделывали — до сих пор бы спокойно работали. А так — получили длительные сроки заключения. Все, кроме Лавренко.
Удивительную формулировку выдал наш суд по поводу его судьбы. Ну сколько можно получить за изготовление техпаспортов? В конце концов Лавренко не подделывал документы для нужд иностранных разведок, шпионаж не пришьешь. Однако, несмотря на это, суд решил: своими преступными действиями Лавренко нанес владельцам автомобилей огромный ущерб, а потому вполне достоин расстрела.
Понятно, Лавренко расстреляли, а в группе парттехники появился Покровский. Интересно, ему этот хирург-ювелир морду два раза перекраивал или наша партия ограничилась только тем, что Лавренко сам себе документы на имя Покровского изготовил?
Жаль московских партнеров Рябова. Это же столько напахаться, такой материал собрать — и все напрасно. Кто им позволил бы дальше копать? Потому и Осенева тихо мирно отпустили, в конце концов чем он виноват. Партия приказала липу гнать, он ответил — есть! И снабжал этой липой нелегалов, курьеров, террористов и прочий контингент, разносящий по миру светлые идеи коммунизма, деньги и оружие.
Наивные ребята эти менты. Следствие развели, думали отличиться после того, как Ельцин с танка слез. Только никто из руководства не собирался устраивать настоящий суд над будто бы поверженной партией. А потому Осенев вполне спокойно показал следствию дулю и заявил: я давал подписку о неразглашении государственной тайны. Пусть этого государства уже нет, но проверьте — расписка моя до сих пор в силе остается. Так что, менты дорогие, прокуроры любимые, можете меня в зад целовать, а не на эту тему допрашивать. А что касается фальши, которую я с трудом в свой дом приволок, то это тоже соблюдение государственных интересов. Кто знает, что бы случилось, когда толпа, поверившая в победу демократии, в здание ЦК партии ворвалась бы, как в других странах? А нам, быть может, вся эта фальшь еще даже очень пригодится.
Эйфория у ментов прошла и без подсказок Осенева, когда они убедились — коммунисты по-прежнему у власти, только чуть облик изменили безо всякой помощи покойного хирурга Пчелкина. Тем более, что после новых назначений, последовали новейшие. Кто у нас сейчас Генеральный прокурор? Рыбченко, человек новой формации, беспартийный в нынешних исторических условиях. А почему именно его на эту должность назначили? Быть может, потому, что в свое время лучше Рыбченко диссидентов никто не давил.
Бедняги-диссиденты думали, они во власть войдут после очередных октябрьских событий. Наивные люди, не зря в свое время вслух мололи то, о чем другие думать боялись. И где эти борцы за светлое демократическое будущее, чем занимаются? А все тем же. К власти их не допускают, поэтому они все также выступают, правда, в лагеря их не бросают, по телевизору отщепенцами и агентами империализма не обзывают. Но чтобы они понимали, чего в этой жизни стоят, Рыбченко легендарный, особо ими любимый, на высокий пост назначен.
Анатолий Павлович, в отличие от этих демократов, ситуацию просчитал правильно. Смылся, когда до него никому дела не было. Потому, что, когда волнения о дальнейшей судьбе у коммунистов улеглись и они убедились, что могут продолжать свою деятельность на более высоких постах, о нем бы вспомнили. Пусть даже не знали, какой красивый вид придал ему хирург Пчелкин перед своей таинственной гибелью. Можно изменить лицо, цвет глаз и волос, но отпечатки пальцев остаются неизменными и у Лавренко, и у Покровского, и у Ляхова. Вот Рябов не такой огромной властью обладает, но благодаря этим отпечаткам, все-таки вычислил, как лихо действует покойник Лавренко. А еще говорят, что зомби можно увидеть только в фильме ужасов. Ничего, господин Ляхов, Покровский неуловимый, Лавренко покойный, кажется, пора тебе самим собой становится. Я не позволю этому деятелю чувствовать себя героем из давным-давно отшумевшего триллера «Ожившие мертвецы».
В конце концов должен же кто-то восстановить историческую справедливость и привести приговор суда в исполнение.
31
Хотя еще недавно я думал, что моя семейная жизнь имеет ряд преимуществ, Сабина постаралась убедить меня в обратном. Не успел надеть домашние тапочки и расслабить удавку галстука, как моя дорогая жена налетела на меня так лихо, будто конница Буденного на ювелирную лавку. На этом все сравнения с героями революции не заканчивались, потому что Сабина тоже что-то вопила о непреходящих ценностях из драгоценных камней.
— Ты что вытворяешь? — демонстративно крутила пальцем у виска супруга. И зачем она на свою голову указывает, я и без этого знаю — у нее со здоровьем не все ладно.
— Дорогая, я устал.
— Он, видите ли, устал, — завела жена свой золотой шлягер с десятилетней биографией. — Он устал! Опять по сукам гладью вышивал; ты только дома бываешь, когда тебя где-то подранят. Господи, хоть бы раз тебе уже так дали, чтобы ты не встал. Отмучилась бы, отплакала — и все.
— Сабина, ты действительно хочешь моей смерти? — спросил я вполне серьезным тоном, и это на нее подействовало, как смирительная рубашка на главврача дурдома. Сабина искривила губы, по-видимому, ужаснувшись собственных слов и тут же отступила на исходную позицию:
— Как ты мог об этом даже подумать?
— Сама говоришь, — печально заметил я. — И это моя радость и опора. Приходишь домой, чтобы хоть немного отдохнуть, так вместо… Сабина, дорогая, я понимаю, что тебе не просто со мной, может быть, нам лучше развестись?
После слов о разводе моя жена из разъяренной фурии постоянно превращается в покорную рабыню. Однако сегодня, вместо того, чтобы упасть от такого предложения в обморок или повиснуть у меня на шее, доказывая, как она сильно любит мужа, Сабина протянула мне фигурку робота.
К глазам игрушки наш сынок присобачил два бриллианта с помощью смеси пластилина, клея и оконной замазки. Это я и без лабораторной экспертизы сразу понял.
— Чем ты недовольна, дорогая? — вкрадчиво спросил я. — Сама же говорила — у Гарика просто тяга к ремеслам. Не все же ему моим подсвечником мебель ремонтировать. Может, он ювелирных дел мастером будет?
— Это ты его подучил?
Я не успел ответить, как в гостиную ворвался Гарик с зареванными глазами и заорал:
— Да, мамуля, это он… Говорил, тебе приятно будет. Я так старался.
Сабина, еще недавно лупившая Гарика за его творческие устремления, тут же стала целовать своего ненаглядного отпрыска.
— Из-за тебя я на ребенке отыгрываюсь, — снова начала подыматься в атаку жена. Гарик тут же вырвался из нежных материнских объятий и, тыкая в мою сторону пальцем, завопил:
— Мамуля, он еще говорил, что ты пидараска…
Сабина не успела открыть рот, как я тут же пошел в атаку, потому что не собирался участвовать в семейной дискуссии до утра.
— Что ты слушаешь этого мелкого провокатора? Разве у меня бы язык выкрутился такое определение придумать? Он же специально это делает, чтобы нас стравить. А ты, козел малый…
— Сам козел, — перехватил инициативу Гарик. — Мамочка, убери его… Он же трахает, что шевелится… А еще, помнишь, ты говорила — у всех деток папули хорошие, а у меня…
Я не успел выдать Гарику затрещину только потому, что Сабина это сделала раньше. Ребенок тут же понял, что перед объединенными силами родителей он пока не выстоит, а поэтому заорал: «Идите в жопу оба, два!» — и вылетел из комнаты с такой же скоростью, которую развивал его дружок Константин во время усиленного отдыха. Правда, в отличие от той ситуации, я, подобно Трэшу, за Гариком не гнался. Сабина тоже не собиралась бросаться вдогонку за нашим основным семейным сокровищем, по сравнению с которым бриллианты в глазах робота могут показаться дешевле осколков бутылочного стекла.
— Ты ему веришь? — теперь пришла очередь оправдываться Сабине.
— Охотно, — заметил я, хотя только что утверждал обратное, — он же постоянно подслушивает, о чем ты мне рассказываешь. Представляю, какие комплименты раздаются в мой адрес, когда меня дома нет.
Сабина виновато опустила глаза.
— Дорогой, иногда не сдерживаюсь, — выдала жена чистосердечное признание, — но ведь тебя неделями дома не бывает.
— Мало ли что? — нарочито возбужденно шиплю в ответ, чтобы покорность жены достигла апогея. — А если бы я был моряком и меня месяцами здесь не было, что бы ты тогда несла? Только учти в следующий раз, я не моряк. И стараюсь свою семью обеспечивать так, словно на меня лично все пароходство трудится. Ясно?