Мысли эти от боли отвлекают, хотя, чувствую, ослабел, потерял много крови. Ничего, рядом Рэмбо, сзади Марина и три бойца, прорвемся как-нибудь. Тем более, каждый человек Вохи в бою пяти ментов стоит. Им перебить штурмующих дом соколов труда не составило. Жаль ментов, гибнут почем зря. Ничего, прокурор, ты и за них передо мной в ответе будешь.
Только уверен, эта неудача моего противника не остановит. Я готов даже к тому, что он каким-то макаром против нас регулярные армейские части бросит, одними «Макаровыми» ему явно не обойтись.
Соловьиная трель отвлекла меня от боли и острого желания приказать Олегу гнать машину по направлению к этому хранителю законности. Я бы с ним даже в таком состоянии, одной рукой разобрался.
Выдвинув зубами антенну радиотелефона, первым делом скромно интересуюсь:
— Кому я еще понадобился?
— Ну, как ты там, ничего себе? — в ехидном голосе Гершковича пробиваются тревожные нотки. — Тут, как бы это тебе сказать…
— А ты не говори, у меня уже рука болит. Но все в порядке, ситуация под контролем.
— Слушай, я еду к… Ну сам знаешь к кому?
Правильно, Котя, в том, что наш разговор слушают у тебя сомнений нет. Только «Олимп» нашему прокурору не по зубам, за него руководство города с кого хочешь шкуру снимет, тем более — с собственного выдвиженца.
— Ты бы лучше сидел в офисе, — подсказываю Коте, как себя вести.
— Я еду к Константину, — отрезал Котя, наплевать на любопытство возможных слушателей нашего разговора.
— Моему начальнику отдела снабжения? — прихожу к нему на помощь.
— Вот именно.
— Котя, ты бы лучше не совался, — пробормотал я.
— Нет, — отрезал Гершкович. — У меня не так много надежных партнеров, как может показаться. И я не собираюсь терять хотя бы одного из них.
Не мог же я сказать Коте, что он обострит ситуацию. Потому, что прокурор тут же сделает вид, мол, полностью согласен с вами, господин губернатор. В самом деле, разве он возразит губернатору: дескать, извините, я тут по старым делам свидетеля убрать должен, у меня трудовые взаимоотношения с одной всесоюзной компанией. Так что, господин губернатор, смерть генерального директора «Козерога» — это моя путевка в жизнь. За такой ответ Константин Николаевич ему сразу задницу разорвет без моей помощи. Значит, нужно выигрывать время, пока прокурор перестроится, сделает вид — моя жизнь ему без надобности. Но что он взамен может потребовать — прекрасно понимаю. И тогда выйдет, что впервые в жизни кто-то сумеет меня победить. Однако я не слишком надеюсь на губернаторскую подмогу, да и счастливое продолжение собственной биографии в случае прокурорской переигровки не устраивает. Моя судьба может зависеть только от воли одного человека — и не иначе. Иначе жить не стоит.
Господину губернатору и мэру тоже будет не сладко, радуюсь, по крайней мере, такому обстоятельству. Всю операцию, которую творил прокурор руками дохлого Чируса, придется заново начинать. Я примерно догадываюсь, каким образом Гершкович обвиноватит прокурора. В конце концов, зря что ли они о судьбе Чируса так беспокоились, а тут из-за элементарной несдержанности этого законника президент «Витязя» копыта в сторону отбросил. Жалость какая…
В отличие от руководства города, себя я пожалеть не успел. Уж слишком разогнал машину Олег. Свет фар скользнул по корявой надписи, сделанной мелом «Стопов нет. Поворотов нет». И я тут же заорал:
— Тормози!
Рэмбо и без команды сбросил ногу с педали газа, до отказа выжал тормоз, и «Волга» пошла юзом в надвигающийся на нас тракторный прицеп, стоящий на трассе. Я попытался открыть дверь машины, но не успел, потому что моя голова уже стремительно приближалась к лобовому стеклу.
42
Нога была обута в коричневый ботинок, с царапинами на носке. Выше коричневого ботинка шла тщательно отглаженная брючина с шевроном, полуприкрытая белым халатом с дыркой. Я попытался подняться, но не смог. Голова раскалывалась, в ней словно поселились кузнец с подмастерьем, и они монотонно били кувалдами по вискам. Я пошевелил кончиками пальцев ног, вроде бы целы. Грудная клетка болела чуть меньше, чем голова, но левая рука отказывалась повиноваться.
Мое шевеление под бросающей яркий свет лампочкой без плафона не осталось без внимания. Сидящий в углу комнаты мент резко вскочил, хлопнул дверью, и мне тут же показалось, что в голову ударила взрывная волна. Я закрыл глаза, но уже не мог сосредоточиться. Боль наплывала волнами со всех сторон, и сопротивляться ей, по— видимому, не было смысла. Даже легкое прикосновение к плечу показалось ударом увесистой дубины.
Не без труда открываю левый глаз, правый почему-то отказывается повиноваться. Возле меня стоит пухлый маленький человечек с доброй, как у деда Мороза, улыбкой. Ему бы костюм соответствующий и бороду, пытаюсь отвлечься от нарастающей боли.
— Как вы себя чувствуете? — ласково спросил Дед Мороз.
Я решил сделать вид, что уже умер, но человечек оказался настойчивым.
— Я следователь по осо…
Он не успел закончить фразы, потому что я хрипло застонал, схватился пальцами правой руки за полу его пиджака и знаком попросил приблизиться. Дед Мороз склонился ко мне, и я довольно внятно сумел поведать ему о своем самочувствии:
— Иди в жопу!
А потом пришел Рябов. Он смеялся и спрашивал: «Что же ты, облажался? Я думал, без меня справишься». За спиной Рябова стоял Костя в бронежилете, со своим «магнумом» и орал: «Всем бошки поотрываю, козлы». Костя куда-то ушел с Рябовым, а вместо них тут же возникли Снежана и Гарик. «Где мама?» — спросил я у сына. — «Вот же моя мама», — говорил Гарик и показывал на Снежану. — «Тебе плохо?» — раздался тихий голос откуда-то сверху. Я попытался разглядеть, но не сумел. — «Мама, мне хорошо. У меня все в порядке», — весело откликнулся я. — «А у вас там как?» — «Лучше, чем на земле», — растаял где-то вдалеке голос мамы, и тихая музыка закружила в танце Олега-Рэмбо и ту самую женщину, которую я как-то видел вместе с Ляховым в рябовском «Трактире», с еще целой головой. Чирус тыкал в мою грудь пальцем и приглашал: «Приезжай на Гавайи. Там такие девочки». Красивые девочки на Гавайях; возле меня уже стояли медсестры, одетые в эротическом белье из торгового дома «Гермес», и одна из них, подняв шприц, говорила грубым мужским голосом: «Ему нужно сделать укол». — «Не стоит», — сказал Дед Мороз. — Пусть сдыхает». И по телу снова полыхнула боль…
— Ты слышишь, — тряс меня за здоровую руку Дед Мороз. — Открой глаза. Ничего, я тебе помогу.
Дед Мороз придавил рану на левой руке, и боль пронзила меня с новой силой, да так, что я поневоле открыл даже правый глаз.
— Ты лучше понюхай, чем от раны несет, — с ласковой улыбкой сказал Дед Мороз. — Еще немного, гангрена начнется. Или ты ответишь всего на один вопрос и тебе окажут помощь, или подыхай. Вот весь выбор.
Прежде чем снова найти защиту от боли, провалившись в беспамятство, я сумел выдавить из себя:
— Ты еще не пошел в задницу? Торопись, опоздаешь…
Не знаю, сколько прошло времени, потому что, когда я очнулся, лампочку, засиженную мухами, потушили. Где-то в глубине подсознания я услышал знакомый голос, и только он окончательно помог мне открыть еще один глаз. Удар в дверь уже не казался последствием взрыва; влетевший в комнату Дед Мороз отступал к моей койке, а на него надвигался генерал. Я впервые видел Вершигору в ладно сидящей форме, с орденскими планками на груди. Позади генерала застыли ребята в строгих костюмах, прикрывая дверь в камеру.
— В общем так, майор! — рявкнул Вершигора. — Если с ним неладно будет… Место вертухая в лучшем случае засветит. Это я тебе гарантирую. Сорвать такую операцию, куда вы полезли, мать вашу, пинкертоны долбаные! Год работы — коту под хвост. Значит, мы со службой безопасности… А вы, мудозвоны хреновы… Работы от вас не жди, зато кому-то в борщ насрать — это всегда пожалуйста.
Вершигора словно невзначай оттолкнул Деда Мороза с пути к моей койке, да так, что тот влетел в стену. Лица ребят, стоявших у двери, ничего не выражали. Зато генерал был явно взволнован. Он быстрым шагом летел на меня, выдавая тем самым в себе бывшего мента-оперативника Вершигору, оставившего за порогом генеральскую важность и деланно весело орал при этом:
— Как дела, Шериф?
— Отлично, — выдавил я из себя, пользуясь тем, что от такого генеральского напора даже боль куда-то отступила.
Вершигора подмигнул одним глазом. И, несмотря на запульсировавшие в голове молоточки, мне стало ясно: он вычислил меня с подачи Коти, благодаря дурацкой надписи на двери разбитого автомобиля. И как бы туго не соображал я, тут же понял: Вершигора не просто спасает меня, выдавая за сексота, он и свою проблему решает. Эта камера с зарешеченным окном явно не кабинет в губернаторском доме, и теперь, если выкарабкаюсь, мне придется все-таки выслушать предложение начальника Управления по борьбе с организованной преступностью.
Я догадывался, что разговор в этой комнате пишется. И только поэтому агент Шериф как можно внятнее произнес:
— Задание выполнено, товарищ генерал.
Вершигора чуть поморщился, видимо, стал привыкать к тому, что его называют господином, и тут же рявкнул:
— Носилки, быстро.
— Вершигора, — прошептал я. — Проследи, чтобы мне руку не отхватили…
Вершигора склонился надо мной и прошептал в ухо:
— Тебе голову оторвать нужно… Молодец! — гораздо громче бросил он, и молоточки ударили в виски с такой силой, что лицо Вершигоры стало расплываться и мгновенно исчезать во внезапно сгустившихся сумерках.
43
Если везет — то всегда везет. В этой нехитрой истине я лишний раз убедился, когда теплый октябрь сыпанул листьями за окном, доказывая — настоящая осень на подходе. Видимо, становлюсь домоседом. Правда, в былые годы мне тоже доводилось несколько дней подряд отлеживаться дома, но чтобы так, как сейчас, уже третью неделю — такого в моей трудовой биографии еще не было.