– Иная, – напомнил Нике Брагин.
– Не в этом дело. Не только в этом. Бывают такие люди. О них думаешь даже тогда, когда они исчезли с горизонта. Что, как, откуда, почему. Вы понимаете меня?
– Надеюсь, что да.
– С вами тоже такое случалось?
Птичка и не думает вылетать из западни и теперь крушит не только кнопки, но и микросхемы. А микросхемы – тонкая вещь. И Брагину бы сейчас самое время призвать в союзники свой артистизм и, как по нотам, разыграть участие. Рассказать коротенькую байку или притчу, коих Сергей Валентинович скопил множество за свою профессиональную карьеру. Лучшей поклевки для мелкой рыбешки и сочинить нельзя (а свидетели и есть рыбная мелюзга, в отличие от царь-рыбы – преступника). Одно удовольствие смотреть, как они захватывают наживку – мягкими сентиментальными губами. А потом подсечка – и всё, готово. Бери свидетеля тепленьким – и хоть на жарёху, хоть на уху.
Но Ника Селейро – особенная. Такая сорвется с любого крючка. Или просто не заметит его. На одной стороне ее лица бушует Атлантика, другая – сохраняет безмятежность. С трудом сохраняет – так почему-то кажется Брагину.
– …Это случается со всеми. Особенно в молодости.
– Ну да.
– Значит, вы вспоминали ту девушку?
– Нет. А теперь пытаюсь понять, что заставило меня забыть о ней.
Для андрогина (в сознании Брагина он почему-то все больше смыкается с роботами-андроидами и этномашинерией «Звездных войн») Ника Селейро чересчур откровенна. С другой стороны – это безопасная откровенность, безнаказанная. Сертифицированная. Даже пожарной инспекции и санэпиднадзору она не по зубам. Что уж говорить о скромном следователе Сергее Валентиновиче Брагине?
– …И как, получается?
– Увы.
– А… ваш администратор? Может быть, у него получится?
– Мы уже обсудили это. Или нет?
Игра сделана. Основное время закончилось, но, может быть, есть надежда на дополнительное?
– Занятная у вас репродукция висит, – сказал Брагин.
– Мне тоже нравится. Но ее, как правило, не замечают.
– Я первый, кто заметил?
– Не первый.
– А та… Иная девушка?
– Она как раз и не заметила.
– Это Брейгель?
– Это Брейгель. «Пейзаж с конькобежцами и ловушкой для птиц».
Брагина так и подмывало снова приблизиться к репродукции, потому что ловушка для птиц прошла мимо него. Птицы – да, птиц было полно, они парили в небе и сидели на ветвях, а ловушка…
Конькобежцы на реке – вот кто отвлек его внимание. Десятки стоящих на льду людей, скользящих по льду; высокие уступчатые крыши, снег – только это и бросается в глаза.
– Нашли ее?
– Кого? – удивился Брагин.
– Ловушку для птиц.
– Я даже не искал.
– Ну да. Вы же не знали, как называется картина. А без подсказок не обойтись, особенно когда не представляешь, с чем имеешь дело.
Наверное, именно так выглядит твиттер-философия Ники Селейро. Дурачкам кажется, что она соорудила нечто значительное. Психологический квест, пройти который удается не всякому. На самом деле всякому, включая малолетних детей, но адепты андрогина предпочитают этого не замечать. Иначе как прослыть избранным?
– Самое главное – всегда в другом месте. Вот что я хочу сказать.
– Но эта история в основном о конькобежцах. – Сергей Валентинович и не заметил, как втянулся в селейровскую софистику.
– Вам так кажется.
– А вам нет?
– С некоторых пор я вижу только птиц.
Да-да. Тех самых, что разрушают микросхемы.
– Если вы все-таки вспомните… – Брагин сунул руку в карман пиджака. – Что касается девушки. Ну, вдруг… Вот моя визитка.
– Это вряд ли. Впрочем… Оставьте визитку на столе. Вон там, рядом с компьютером.
Ника Селейро даже не попрощалась с Брагиным. Даже кивка он не удостоился. Зато у него оставалось время, чтобы (уже вполне осмысленно) взглянуть на картину. Теперь, благодаря подсказке андрогина, он сразу же нашел ловушку для птиц, довольно грубо сработанную: снятая с петель дверь, уложенная на снег под углом градусов в тридцать и подпертая палкой. Плюс зерно, которое рассыпали под дверью. Не совсем понятно, как непосредственно срабатывает механизм ловушки, но им, в шестнадцатом веке, виднее. А в двадцать первом, у стола, где стоит компьютер, Брагина ждало очередное – и не самое приятное – открытие. Вся поверхность была завалена визитками: простенькими, похожими на брагинскую; и гораздо более причудливыми – это касалось не только цвета, качества бумаги и шрифта, но и формы. На одной из них (маленький белый квадрат примерно 3 на 3 сантиметра) красовалась бычья морда:
БАФФАЛО-66, смерть веганам!
Эта задиристая надпись – вот и все, что смогло уместиться под мордой. Ни адреса, ни телефонов. Впрочем, за судьбу одуванчиков-вегетарианцев не стоило особенно переживать: живы-здоровы и тоже имеют опосредованное отношение к Нике Селейро.
Дзен-бургерные и мантра-бары, ну надо же!
Среди визиточной россыпи обнаружилось и несколько инородных тел: бумажные шарики-снежки, прилетевшие сюда прямиком из якутского романа. Брагин даже подхватил один из них и воровато сунул себе в карман. И снова переключился на визитки: доминировали вовсе не рестораны, кафе и фитнес-клубы. Там было полно всяких имен, и будь у Брагина возможность – он обязательно всмотрелся бы в эти имена. Чисто из отшлифованного годами профессионального любопытства. Но такой возможности ему не представилось: перед следователем вырос Ханбунча.
Как хрен на грядке, подумал Брагин, на всякий случай улыбнувшись романисту-администратору. Самому же Ханбунче даже напрягаться не пришлось: улыбка и без того сидела на его лице, как приклеенная.
– Надеюсь, вас уже ввели в курс дела? – поинтересовался Брагин. – Хотя бы приблизительно?
Ханбунча энергично закивал головой, после чего Брагин достал фотографию девушки из автобуса № 191 и сунул ее под нос якуту.
– Помните ее?
Снова энергичный кивок головой.
– Расскажите все, что знаете.
– Плохо говорю по-русски, – без малейшего акцента ответил Ханбунча.
Ах ты, сукин сын, песья голова!
– Расскажите все, что знаете, в пределах вашего словарного запаса.
– Сёп.
Брагин уже слышал это слово, и, очевидно, оно означало согласие. Потому что Ханбунча очень живо изобразил работу мысли: наморщил низкий лоб, затеребил пятерней подбородок и даже пошевелил ушами. После чего прогнал желваки: вверх-вниз, вверх-вниз.
Улыбка при этом никуда не делась. И в узких глазах продолжала покачиваться антрацитовая лебединая тьма.
– Пришла, как обычно. Как вы пришли. Постучала. Я открыл. Всё.
– Всё?
– Потом закрыл. Когда она ушла. Часов через шесть примерно.
– И все шесть часов она находилась здесь?
– Один человек здесь десять часов провел. Один человек – двенадцать. Один человек – двенадцать и на следующий день еще пять. Некоторые неделю ходят. Сложная работа. Для терпеливых.
– Надо полагать, они разговаривали с Никой? Может быть, вы слышали разговор?
– Не слышал. Я здесь, они – там. – Ханбунча выбросил руку в сторону кресла. – Но мастер и не говорит обычно.
– В процессе работы?
– В процессе, да.
– А до начала? Знаете, как бывает? Встретились старые знакомые… Обнялись – расцеловались…
– Нет.
– Что – нет?
– Не целовались. Не обнимались. И знакомы не были.
– Ну а как она сюда вообще попала, девушка? Вы ведь работаете по предварительной записи, насколько я понимаю.
– Так и есть. – Ханбунча снова с готовностью затряс головой.
– Записью занимаетесь вы?
– Да.
– Девушка, о которой мы говорим… Она как-то представилась? Оставила свои координаты для обратной связи?
– Не так.
– А как?
– Написала в интернете.
– На сайте?
– На сайте, – секунду подумав, согласился Ханбунча. А потом добавил, подумав чуть подольше: – Но может, и нет.
– Где же еще?
– Может, в специальной программе.
– Какой?
Немудреный вопрос почему-то поверг Ханбунчу в уныние:
– Русские слова – и то не все сразу запомнишь. А с нерусскими вообще беда.
– Мессенджеры какие-нибудь? Вайбер? Вотсапп?
– Точно. – Голос Ханбунчи стал еще унылее. – Там и писала.
– Я могу взглянуть на ее переписку?
– Наверное.
– Это касается середины октября.
– Тогда нет.
– Почему?
– Таких переписок с гору наберется. Слишком много людей в этом городе, и все хотят сюда попасть. Пишут и пишут. Звонят. Но пишут больше, а это до чёрта места занимает. А телефон не резиновый. Вот и приходится чистить его каждые две недели, удалять старые записи. Уже и ноябрьские удалил, и начало декабря. Так что говорить о том, что случилось в октябре, и смысла нет.
– Пожалуй. – Теперь и Брагин приуныл.
Но не так чтобы очень сильно.
Ситуация была безнадежной лишь на первый взгляд. Второй взгляд упирался в телефон, а телефон – вещица оруэлловская, почти всемогущая. Любые звонки, отправка любого сообщения фиксируются сотовым оператором. Получить их распечатку в рамках уголовного дела не составит труда. Все последующее сводится к установлению владельцев номеров. Не исключено, что среди них окажется и жертва убийства из автобуса № 191. Звонившая в салон «Йоа и ездовые собаки» накануне своего визита сюда, в середине октября.
Визит же самого Брагина можно считать отработанным полностью. Осталось только узнать, что означает «Йоа».
A.S.A.P.
…То, чего не сыщешь в залежах у подножия высокомерного IМac, – визитку с названием этой закусочной.
Вполне возможно, что она откликается и на рыгаловку, и на тошниловку, – у Грунюшкина просто нюх на подобные заведения. Не псевдосоветские вроде «Толстого фраера» с соответствующим антуражем и нехилым ценником, а вот такие – затерявшиеся во времени. Никакого тебе вай-фая. И плазмы диагональю в полтора метра не наблюдается. И кофемашины тоже, хотя в закусочной здорово пахнет кофе. Запах – единственный инородный элемент, все остальное – почти как в детстве Брагина, пришедшемся на конец восьмидесятых: несколько столов, покрытых не самыми свежими клетчатыми скатертями. И любой из столов – какой ни возьми – обязательно будет покачиваться. Пока не подложишь под охромевшую ногу вдесятеро сложенную салфетку.