– По вашему боссу этого не скажешь. – Паша вспомнил верхушки пальм и испанскую террасу за спиной Дезобри. – Она вполне преуспевающий человек.
– Это стоит некоторых усилий, поверьте. – Соня, надменно сощурившись, в упор посмотрела на Однолета. – Вашей покорной слуге и… ммм… группе меценатов. Они боготворят Лидию Генриховну. Тем и живем.
Кукла-маньяк аккуратно влила в себя полстакана минералки и на секунду задумалась:
– Но мы говорили не об этом.
– Мы говорили о том, что квартира не приносит прибыль, – подсказал Паша.
– Да! Проще продать это недоразумение на окраине. И купить что-нибудь ближе к центру. Сделать хороший ремонт в стиле ар-нуво и сдавать жилплощадь дипломатам. За валюту. Да хоть бы и не дипломатам. Да хоть бы и оставить ту берлогу, но заключать контракты с нормальными арендаторами. Толку было бы больше. Да и лишних денег не бывает по нашим кризисным временам.
– Не срослось с ар-нуво? – Однолет сочувственно покачал головой. – Не послушалась шефиня?
– Бороться с Лидией Генриховной бесполезно.
– Понятно. Но условия там были шоколадные, как я посмотрю.
– Более чем. Я уже молчу о вай-фае и спутниковом ТВ с тремястами каналами.
Перед внутренним Пашиным взором проплыл интерьер квартиры № 1523. Холодильник с аэрографией, навороченная кофемашина, хорошо обставленная кухня, коробки из-под пиццы, стереосистема, плакаты на стене, матрас, труп. Телевизор? Извините, нет. Но уточнять про телевизор Однолет не стал, сказав только:
– Круто. У меня дома двадцать, но я все равно не смотрю.
– А у меня и вовсе ни одного. Выкинула зомбоящик на помойку. Ненавижу!
Поди еще и на протестные акции шастает, – с тоской подумал Паша, глядя в центр Сониной переносицы. Стоит в одиночных пикетах за всё хорошее против всего плохого. А неведомый оперу Иван Караев – это однозначно плохо. Во всяком случае, Соня всячески старается сей факт подчеркнуть.
– То есть, живя там, можно было ни за что не платить.
– Абсолютно, – подтвердила кукла-маньяк. – Всего-то и нужно было, что раз в месяц снимать показания счетчиков… Электричество, вода… И сообщать их мне по телефону. Но эти уроды даже о такой малости забывали.
– Какие уроды?
– Да все. Кто там отирался. Иван Караев не исключение.
– И как вы выходили из ситуации?
– Капала на мозги. Капля камень точит, так что всё как-то утрясалось.
– Но в результате Караев съехал?
– Да, – с жаром подтвердила Соня. – Выкатился к чертовой матери в ноябре.
– Что так?
– На работу устроился стараниями святой Лидии Генриховны. Где-то рядом с Адмиралтейскими верфями. А это другой конец города. Вот и нашел себе, что поближе.
– Ясно. А после Караева?..
– После Караева там никто не жил, слава богу. Правда…
Соня забарабанила пальцами по столу. Просто удивительно, как лихо у нее получается, и не хочешь, а учуешь мелодию сквозь дробь. В офисе это были «Джингл Беллз», теперь же Однолету явно слышится «О боже, какой мужчина!». Что за дрянь вы курите, пф-фф… Редкостная фигня эта песня, а вот Вяткину нравится, и капитан свято уверен, что сочинена она про него.
– Что?
– Не знаю, – тут же засомневалась офис-менеджер. – Это не моя тайна.
– Ваша тайн…
– Не моя!
– Не ваша тайна, – поправился Однолет. – Не выйдет за пределы этого стола.
– Обещаете?
– Если это не затронет интересы следствия, разумеется.
– Ну, хорошо… Только если это в интересах следствия. Несколько раз у меня брал ключи Женя… Евгений Коляда. – Отложив в сторону талмуд, Соня сосредоточилась на тонком блокноте с диснеевскими «Красавицей и Чудовищем» на обложке. – Вот. С семнадцатого по девятнадцатое ноября включительно, накануне отъезда на гастроли.
– Зачем?
– А вы не понимаете? – На оплывшее Сонино лицо взбежала гримаса отвращения, как будто она только что прихлопнула тапкой таракана. – Адюльтер. Пошлый адюльтер. Коляде понадобилась квартира, чтобы обстряпывать там свои срамные сексуальные делишки. И наверняка с какой-то шлюхой. Бедная Настя.
– Настя?
– Это его жена.
– Отвратительно. – Однолет покачал головой. – Но как вы, Соня, могли под этим безобразием подписаться?
Сонины глаза по-совиному округлились, а щеки запылали – не красным, а каким-то даже фиолетовым, так оскорбительна была ей мысль о возможном соучастии.
– От меня бы он ключей не получил никогда. Но этот павиан наябедничал Лидии Генриховне, и она приняла его сторону. Я была вынуждена подчиниться.
– Выходит, Лидия Генриховна…
– У Лидии Генриховны… При всем моем пиетете к ней. – Тут Соня понизила голос до театрального шепота. – М-мм… Весьма своеобразные представления о морали. Для нее главное – как актер работает на сцене. А уж что там его вдохновляет – шлюхи, покер на раздевание или скотоложество – дело пятое. А Евгений – ее главный партнер, и нервировать его – ни-ни. Вот она и распорядилась… травой перед ним стелиться и выполнять все прихоти… б-ррр… «Выполнять все прихоти» в Сониных, накрашенных бледной помадой устах звучит так, как будто ее заставили голой плясать на столе. А ведь речь идет всего лишь о связке ключей!
– Ключи всегда хранятся у вас?
– В офисе, в сейфе.
– Они существуют в одном экземпляре?
– Никакие ключи не существуют в одном экземпляре, – веско заметила Соня. – Всегда есть запасной комплект. И он тоже хранится в сейфе.
– Но любой из проживавших там мог сделать дубликат, верно?
– Теоретически. – Кукла-маньяк снова заиграла бровями, что должно было означать интенсивную работу мысли. – Практически, вероятно, тоже.
– Странно, что ваш актер этим не воспользовался, Евгений. Тогда бы ему не пришлось ходить к вам на поклон. Или никто не знает, занята квартира или нет?
– Все знают, – пожала плечами Соня. – Это никакая не тайна.
– Тогда тем более странно.
– Евгений не слишком умен. Дурак, если быть совсем точным. Петрушка. Но актеру ум и не нужен, правда?
– Вам виднее. Вы же работаете с творческой интеллигенцией. И вот о чем я хотел бы попросить вас, Соня… Сходите со мной в кино?
Несчастная кукла-маньяк снова стала фиолетовой, а затем – засветилась неоном, как стоящая на столике маленькая елка. Мигнув несколько раз, неон уступил место мертвенной белизне, отчего пористая фактура Сониных щек стала еще заметнее. Но и Паша пережил шок: еще секунду назад он и думать не думал о таком непристойном предложении и открыл рот только для того, чтобы поинтересоваться телефонами проживавших на Коллонтай мужчин. А вот поди ж ты! Как теперь выбираться из этой запенди?
– Какое кино? – прошелестела Соня.
– Не знаю. Мультик какой-нибудь, – брякнул Паша, лишь усугубляя сюрреализм момента. – Или… что хотите.
– Это исключено.
– Понял. Тогда, может, дадите мне телефон…
– У вас уже есть мой телефон.
Она наконец справилась с собой и теперь взирала на Пашу с тем же выражением, с которым ввалилась в «Зимнюю дверь», – томной скуки.
– Да. Занес в контакты на постоянной основе. А номер Ивана Караева где-нибудь у вас сохранился? И вашего Петрушку придется потревожить. Любимца Мельпомены.
Не говоря ни слова, Соня вынула из задней части талмуда картонку – размером с визитную карточку. Затем сверилась с какими-то записями в третьем по счету блокноте (Принц Персии vs Русалочка) и что-то быстро набросала на визитке.
– Верхний номер – Коляда. Нижний – Караев. Что-то еще?
Паша напряженно молчал. Он попросту боялся открыть рот, чтобы оттуда не вылетела еще какая-нибудь глупость, инспирированная близостью мистической и кровожадной куклы Чаки. А если бы она согласилась на кино? Как потом разгребать? Все так же храня молчание, он достал из кармана три фотографии и веером разложил их перед Соней.
– Знаком кто-нибудь? Может быть, видели когда-то?
Посмертное фото девушки из автобуса № 191 (прижизненных просто нет); фото Филиппа Ерского, выуженное из интернета и распечатанное; Филипп и Шарк на борту яхты. Последнее шло внеплановым прицепом, как скан с оригинальной фотографии, который Однолет сделал собственноручно. Соня снова постучала пальцами по столу (на этот раз на свет божий явился убойный прошлогодний хитяра «Lost on You») и переложила фотографии в линию и под прямым углом друг к другу.
– Так. Девушка мне незнакома. Никогда ее не видела. Парня видела, но не могу вспомнить где. А вот мужчина… Это Кассис, Кирилл Викторович, один из наших основных спонсоров. Большой друг театра и лично Лидии Генриховны. Он у нас на каждой афише фигурирует. Ну, не он лично. Его компания.
– Как называется компания?
– Что-то вроде «Стрим-экспресс». Я могу посмотреть.
– Не нужно, – воспротивился было Однолет, но Соня уже листала блокноты:
– Да. «Стрим-экспресс», так и есть… Я видела его в «Барашках». В тот вечер, когда мы ужинали там с Иваном Караевым.
– Главу фирмы?
– Нет. – Соня прикрыла веки. – Парня рядом с ним. Того, кто на второй фотографии.
Однолет почувствовал, как по спине – от шеи к копчику – пронеслась вереница мурашек. Так бывало всегда, когда ему неожиданно улыбалась удача. Еще ничего толком не произнесено, история даже четких контуров не приобрела, а уже растет и ширится ощущение, что ты бога за бороду схватил. И он вот-вот начнет давать признательные показания.
– Этот парень тоже там ужинал?
– Непосредственно в зале я его не видела.
– Где тогда?
– Вы же знаете, где они находятся, «Барашки».
– Никогда там не был, – вынужден был признать Однолет.
– Четвертый этаж торгового центра на Сенной. Народу тьма, но в «Барашках» тихо. Очень интеллигентное место. Я специально его выбрала и столик заранее заказала. С видом на Исаакий, чтобы сразу представить город. Все было очень мило. Иван Караев читал мне стихи.
– Правда, что ли?
– О Петербурге, – тут же поправилась Соня. – Пейзажная лирика. И немного гражданской.
– «Люблю тебя, Петра творенье…»?