Ничего общего с… Сандрой.
Имя для неизвестной из 191-го автобуса придумал Паша Однолет. Ему, видите ли, взбрело в голову, что девушка чем-то похожа на американскую актрису Сандру Баллок. Но не в фильме «Гравитация», где Баллок почти вплотную приблизилась к полтиннику, – что-то более раннее, романтическое. Возможно, снятое еще до рождения Паши, которому в прошлом месяце исполнилось двадцать три.
Мертвая Сандра была еще моложе.
– Не особо ошибусь, если скажу что жертве лет двадцать, – заявил судмедэксперт Пасхавер, ангел вскрытия, с которым Брагин отработал уже не одно дело.
Пасхавер рассеянно забарабанил пальцами по краю прозекторского стола, на котором лежал труп девушки. И Брагину впору было сделать то же самое: он всё не мог отделаться от мысли, что уже видел ее когда-то.
Точно не в кино.
– Максимум – двадцать один.
– А что-нибудь более существенное? У нас никаких зацепок. Вся надежда на тебя, Гарик, – воззвал к Пасхаверу следователь.
Это была чистая правда. Вместе с таинственным красным рюкзаком исчезло все то, что могло бы хоть как-то помочь в идентификации личности убитой: документы, телефон, ноутбук или планшет, кошелек, банковские карты, скидочные карты, записные книжки… Хотя никто сейчас не пользуется записными книжками, за исключением самого Игоря Самуиловича Пасхавера. Они у судмедэксперта особые: плотная нелинованная бумага, обложка из толстой кожи, неровно обрезанной по краям. В обложку вмонтированы специальное гнездо для карандаша и перехватывающая резинка с обязательной бусиной. Или двумя. «Звезда и смерть Индианы Джонса», – так называет свои блокноты Пасхавер, причем каждой из звезд и смертей присваивается свой порядковый номер. Меняющийся по мере заполнения страниц. Сейчас Игорь Самуилович пользует «Звезду и смерть Индианы Джонса – 21», Брагин опосредованно знаком с предыдущими двадцатью: заметки по поводу дел и тел (как правило – обстоятельные и не лишенные философичности); зарисовки трупов, особо впечатливших Пасхавера (надо же использовать карандаш по назначению) и короткое резюме под зарисовками.
И анекдоты.
Игорь Самуилович обожает анекдоты, но никогда толком не запоминает их. А при случае, в подходящей компании, ввернуть что-нибудь особенно разухабистое, соленое и перченое, бывает невтерпеж. Вот и приходится конспектировать все, достойное внимания. Ближний круг знает эту слабость Пасхавера и относится к ней с пониманием. И частенько (только для того, чтобы сделать судмедэксперту приятное) просит: Гарик, жги! Тогда-то Пасхавер и достает свой заветный блокнот. И ровным скучным голосом начинает зачитывать то самое – соленое и перченое, и по большей части – ненормативное. Комический эффект от такого чтения трудно переоценить. Но в общем и целом Игорь Самуилович похож на свой голос – он скучный и бесцветный человек. Что не отменяет профессиональных качеств, а Пасхавер – высочайшей пробы профессионал.
– Анекдот про мужика в хозяйственном магазине знаешь? – подмигнул судмедэксперт Брагину.
– Я тебя умоляю, Гарик! Давай по существу.
– Ну, хорошо.
Жестом фокусника Пасхавер откинул простынь, и Брагин впервые смог рассмотреть девушку так близко, детально: не защищенную одеждой, не отгородившуюся от мира капюшоном куртки. Первое, что приходит в голову, если выкатить за скобки прозекторский стол, – она красавица.
У Паши Однолета беда с воображением, раз всё, что он смог выудить из себя, свелось к американской актрисе не первой свежести. Они и непохожи вовсе. Зато имя в самый раз, – неожиданно подумал про себя Брагин. Сидит как влитое. Ни за что его не оттянуть от этих коротких темных волос, торчащих в разные стороны. Вроде бы беспорядок, но хорошо продуманный беспорядок. Пару лет назад Катя носила подобную стрижку, и у нее уходила уйма времени, чтобы ее уложить, разобраться со всей этой рваной неевклидовой геометрией. Стрижка делала ее моложе, делала девчонкой, угловатой и застенчивой. А погибшая Сандра – какой она была?
Теперь не узнаешь.
Остается просто смотреть на высокие скулы, прямой нос и четко очерченные губы. Они чуть темнее, чем обычно положено губам, и изогнуты чуть более прихотливо. Опускаться ниже, к подбородку, Брагину совсем не хочется: все из-за успевшей засохнуть струйки крови. Это и есть черта, подведенная под случившимся. Интересно, г-ммм… Сандра успела понять, что именно произошло? Будем надеяться, что нет. Хотя это уже не имеет никакого значения.
– Нож я вынул, – пробубнил Пасхавер. – И могу сказать тебе, что работал профессионал. Чтобы так хладнокровно расправиться с жертвой в людном месте… И, самое главное, точно попасть в цель… Нужно быть именно профессионалом.
– То есть он знал, куда бить?
– И знал, что произойдет с девицей дальше. Почти мгновенный паралич дыхания и остановка сердца. Она не смогла бы позвать на помощь, даже если бы хотела.
Руки Игоря Самуиловича распростерлись над впалым животом девушки, почти касаясь его. В верхней части живота зияла рана довольно внушительных размеров. Идеальная окружность со скошенными краями, как если бы из картофелины вырезали глазок. Не самое выдающееся сравнение, учитывая корку запекшейся вокруг раны крови.
– Прямиком в солнечное сплетение, – продолжил судмедэксперт. – Сантиметр вправо или влево, вверх или вниз…
– И тогда ее можно было бы спасти?
– Это вряд ли. Но минуту или две она бы выиграла. Прежде чем умереть от обширного кровотечения. Задеты брюшная аорта и блуждающий нерв. Нет, никаких шансов, никаких.
– Крови не очень-то много, учитывая проникающее ранение.
Крови и впрямь было немного. Она не успела даже толком пропитать куртку, лишь на свитере расплылось пятно, почти сливающееся с темно-бордовым цветом ниток. И прямо в середине этого пятна торчала рукоять. Брагин хорошо запомнил ее, еще когда впервые осматривал тело Сандры в салоне автобуса. Рукоять была на несколько тонов темнее – и свитера, и крови.
– Убийца не просто воткнул нож, он успел провернуть его вокруг оси. Нож и послужил своеобразной заглушкой на первое время. Как пробка в ванной, ферштейн? Нож, кстати, – самая обычная выкидушка на кнопке. Вряд ли вы найдете что-нибудь подобное в специализированных магазинах, но на Удельной их полно.
– Ты блошиный рынок имеешь в виду?
– И окрестности тоже. Есть там несколько милитари-лавок с соответствующим товаром. Черные копатели держат, они же все эти приблуды клепают в промышленных масштабах.
– Отпечатки?
– На рукояти – никаких. Да и глупо было бы ожидать, что, исполнив номер повышенной сложности, профи на банановой кожуре поскользнется. Поехали дальше. Татуировка.
Брагин давно уже заприметил татуировку на правом предплечье девушки и все не мог вспомнить, как называются эти рыбки. Что-то, связанное с Японией, с ее садами камней и лакированными деревянными коробочками для печенья. С безмятежной гладью прудов, в которых не сыщется ни одной случайной водоросли, раковины или песчинки. А каждая отдельно взятая деталь призвана подчеркнуть гармонию мира.
Рыбки на предплечье тоже смотрелись гармонично, почти живыми; Брагин мог бы поклясться, что их плавники подрагивают. Все дело в умелой, почти акварельной растушевке, глубине и богатстве цветов, прихотливости линий. Тонкая работа.
Игорь Самуилович Пасхавер был такого же мнения:
– Это тебе не «Кольщик, наколи мне купола», друг мой. Это – произведение искусства. Эх-хх… В кои-то веки татуха понравилась… Да и та на трупе.
– Кои. Точно. – Вот Брагин и вспомнил. – Это японские карпы. Кои.
– В обычном тату-салоне таких не набьют – хоть карпов, хоть птеродактилей. Я качество имею в виду. Это определенно авторская работа. Имеет смысл заняться поиском мастера.
– Само собой. Главное, чтобы мастер в Питере обретался, а не где-нибудь на острове Хоккайдо.
– Будем надеяться. Потому что как раз именно он мне и нужен… – Пасхавер полоснул ребром ладони по шее. – Позарез.
– Зачем? – удивился Брагин. – Или?..
– Не себе, – тут же открестился судмедэксперт. – Валюха спит и видит себя с наколкой. Мне это все не улыбается, но кто в семнадцать лет станет слушать замшелого дурака-папашу? Так что лучше я сам ее за руку отведу к хорошему спецу. Как говорится, не можешь победить врага – возглавь его.
Брагин познакомился с Валей, дочерью Пасхавера, много лет назад, еще до своей женитьбы на Кате. Маленькая девочка, очень маленькая и очень смешливая, любительница мармеладных червячков и книжек с картинками – там, где рассказывается про братца Кролика и братца Лиса. Все эти годы она так и оставалась для Брагина крохой, стоящей у книжного тернового куста, и вот, пожалуйста, – уже семнадцать!
– Зарисовал рыбок, а?
– Не удержался. – Пасхавер покаянно нагнул голову. – А как иначе? Не стану же я родной дщери фотографии с работы подсовывать… В общем, найдете мастера – сообщи. Теперь еще по телу. По наркотикам – чисто, но в крови имеются следы транквилизаторов. Линейку набросаю тебе в официальном заключении. С внутренними органами тоже все в порядке, хотя есть следы хирургического вмешательства.
– Интересно.
– Ничего интересного. Банальный аппендицит. Интересно другое.
Пасхавер приподнял правую руку Сандры, жестом приглашая Брагина приблизиться к ней. От запястья едва слышно пахло какими-то духами, и это был сложный запах. Дорогой и влекущий, смесь экзотических специй, амбры и мускуса. И чего-то сладкого – ваниль? инжир?.. Брагин не был силен в парфюмерных брендах и из всего представленного на рынке бешеного разнообразия мог идентифицировать только один аромат: неунывающе-летнего цветочного «Барберри». Он очень нравился Кате, а Катя в своих вкусах и пристрастиях была постоянна.
– Духи ничего себе, – сказал Брагин. – Впечатляют. Дорогие, наверное.
– Наверное, – согласился Пасхавер. – Если сложить наши с тобой зарплаты – хватит на флакон или нет?
– Может, и наскребем.
– Да ты оптимист, друг мой. Но бог с ними, с духами, не о них речь.