– А разве ментам бороду носить можно?
– Э? – на секунду растерялся Паша. – В принципе не приветствуется, но и не запрещается категорически… Да у меня и в удостоверении борода… Есть.
– Сейчас другая.
– Непохож, что ли? – совсем не так мыслилась Паше беседа со сластолюбивым павианом, а вот поди ж ты, приходится подстраиваться.
– На хипстоту похож, – мрачно заметил Коляда. – Тошнит от вас уже. Когда вы только кончитесь?
– Когда исчезнут все преступления с лица земли, – так же мрачно ответил Однолет.
– А. Ну да. Мент.
Покопавшись в заднем кармане джинсов, Коляда извлек на свет божий паспорт и протянул его Паше.
– Это что?
– Загранпаспорт. Последние две недели провел в Финке, восстанавливался после гастролей. Все отметки о пересечении границы на въезд и выезд проставлены. Так что к вашим смертоубийствам не имею никакого отношения. Не был, не состоял, не участвовал.
– Я вас ни в чем и не подозревал, – честно признался Однолет. – Но вы время от времени появлялись на Коллонтай, так?
– Жаба слила?
– Кто?
– Сонька. Больше некому.
– Собственно, до Софьи я разговаривал еще и с Лидией Генриховной…
– Ну, нашей Лидо́ эта квартира на хер не нужна со всем ее содержимым. Лидо – женщина не от земли, а от небушка. – Коляда светло и по-детски улыбнулся. – Богом поцелованная. С одной стороны, так и должно быть. А с другой… Плохо это.
– Почему? – удивился Паша.
– Потому что рядом с прекрасным цветком обязательно жаба нарисуется. И вроде бы с хорошими намерениями. Самыми честными. Все проблемы на себя взвалит безропотно, все беды руками разведет и преданной будет по самые гланды. И год, и два, и пять. А некоторые десятилетия выжидают.
– Чего?
– Чтобы к рукам побольше прилипло. А в идеале – прилипло всё. Вы Соньку-то видели?
– Мы успели… пообщаться.
– И как?
– Она показалась мне разумным человеком. Чрезвычайно наблюдательным. Готовым к конструктивному сотрудничеству.
– А я не об этом. – Коляда подмигнул Паше. – Я когда к ней ближе чем на два метра подхожу – сразу серой в нос шибает. Есть в ней что-то дьявольское.
Как и положено кукле-маньяку. Наспех склепанное большое тело; студенистое лицо, что в одно мгновение легко превращается в деревянную заготовку, болванку. Зубы-поршни, тяжелые веки и… способность выудить из Паши приглашение в кино, – не иначе, чем инфернальная.
Без дьявола тут не обошлось.
– Она, поди, не рассказывала вам, как в доверие к Лидо втерлась? Сама-то Сонька из какой-то Тьмутаракани, ни друзей, ни родных, приехала в Питер с одним чемоданом. Сначала уборщицей к нам в театрик устроилась. Потом на реквизит присела. А потом никто и мяукнуть не успел, а она уже – личный помощник Лидо и правая рука. Вот кто Сонька по должности?
– Офис-менеджер.
– Так себе звучит, но она сама выбрала. Чтобы не отсвечивать. Должностишка маленькая, невзрачная. А вот поинтересовался ли ты, лейтенант, где она живет?
Павиан Евгений при ближайшем рассмотрении оказался симпатичным мужиком и нравился Паше Однолету; не нравился ему только оборот, который приняла беседа. Получалось так, что симпатичный мужик распускает сплетни, как никчемная баба, а он, опер Однолет, вроде бы все эти сплетни поддерживает, полощет уши в историях, никакого отношения к убийству Сандры и Филиппа Ерского не имеющих.
– Я, вообще-то, совсем по другому делу ее опрашивал, – сухо сказал Паша.
– Ну… иногда полезно и бэкграунд узнать, как говорят мои маленькие пушистые друзья-сценаристы, – хохотнул Коляда. – Может, что и прояснится. А живет Сонька в четырехкомнатной квартире на Таврической. Ну, то есть, подживает у Лидо. Не удивлюсь, если Лидо ее прописала, она же без своей Софочки никуда. Сонька и на гастроли с нами таскается, сучка. В этом году первый раз не поехала, так у Лидо натурально ломки были. Она-то как считает?
– Как?
Вот ты и втянулся, Павлундер, во все эти дрязги. Эхх-хх…
– Считает, что жаба ей до гробовой доски предана и всю работу в театре волочет, и вообще – жаба бедная-несчастная, и жизнь ее обнесла, и все мы должны быть к ней чуткими.
– А в чем неправда? – осторожно поинтересовался Паша.
– В жабе и есть неправда. Не та она, за кого себя выдает. Лидо, конечно, говорить бесполезно, у нее своя реальность. Просто когда-нибудь огребет от этой подвижницы по полной – и только тогда сообразит, что к чему. Да поздно будет.
До сих пор в Пашином активе был только один творческий человек – вечно ускользающая Бо. Теперь же, едва ли не за один день, добавилось сразу трое. Пеннивайз, Чаки и павиан Евгений, он же – русский Джек Воробей. Люди, по меньшей мере странные, хотя и не лишенные сумеречного обаяния. Гонят пургу, которая так и норовит залепить Паше рот и уши. И ненавидят друг друга так по-театральному преувеличенно, что взгляд не отвести.
– Все-таки я не понимаю.
– Что именно? – спросил Коляда.
– Вы сказали, что у Лидии Генриховны квартира в центре.
– Ну да. С видом на Таврический сад.
– Четырехкомнатная, так? Зачем же ей понадобилась однушка, да еще в спальном районе? Однушка покупалась для отца, так мне сказали. Но разве отец не мог жить с дочерью? Не должен был?
– Вы спрашиваете мое мнение? – осторожно поинтересовался Коляда.
– Просто рассуждаю вслух.
– Чужая душа – потемки. Вот что я скажу.
– Думаете, это все объясняет?
– Думаю, что лучше туда не лезть. Хрен знает на что напороться можно. Только сдается мне, без жабы не обошлось. Она Лидо в уши может надуть все, что угодно. Уже сколько раз пыталась меня облить говнищем – я и со счета сбился… скажите, а обыск был в той квартире?
Если до этого Евгений Коляда просто трепался с Пашей, выбалтывая вещи, знание которых никак не способствовало расследованию, то последнюю фразу он произнес полушепотом. Шкурная заинтересованность, вот что присутствовало в ней.
– В рамках стандартных мероприятий на месте преступления.
– Ну и… Нашли что-нибудь?
– Кроме трупа? – уточнил Паша.
– Кроме него, ага.
– Кое-что, но, признаюсь честно, улов невелик.
Самое время было показывать фотографии, и Паша, достав снимок, найденный в паспорте Филиппа Ерского, протянул его Евгению:
– Знакомые персонажи?
– Так это же дядя Кира Кассис, богатый, как Онассис! – присвистнул Коляда, постучав пальцем по Шарковой капитанке. – Влюбленный в Лидо пингвин. Лучший друг «Птички Тари», так сказать. Меценат, пожелавший остаться неизвестным.
– Разве название его фирмы не фигурирует на афише? Мне говорили…
– То фирма. А то человек. Две большие разницы. С ним-то все в порядке?
– Надеюсь.
– Второго никогда не видел, – продолжил изучение снимка русский Джек Воробей. – Кирин бойфренд, что ли?
– Не понял?
Простодушный вопрос Коляды относительно бойфренда поверг Пашу Однолета в легкое замешательство. Да и не был Филипп Ерский похож на недавних знакомцев Паши – двух Бусь из барбершопа «Серпико». Он был просто красивым парнем, пусть и не брутальным, скорее – утонченным, а как иначе почувствуешь скрипку, прильнувшую к щеке? Люди вольны жить, как им хочется, и спать с теми, с кем захотят, – возможно, для кого-то подобный лозунг не пустой звук, а руководство к действию. А Паше – всё равно. Он вообще в эту сторону не думает. Главное, чтобы пафосные хотелки никому не мешали, не подпадали под статью и не заставляли лейтенанта Однолета ползать вокруг остывающих трупов в поисках улик.
И всё равно… Болтливый сукин сын, этот Женя Коляда. Хуже бабы. Даже демоница Софико, которую павиан со сладострастием обливал помоями, проявила намного больше такта. Не стала сплетничать с малознакомым человеком. Показания, касающиеся непосредственно дела, – это одно. А остальное… Даже заморачиваться не стоит.
Примерно так убеждал себя Однолет, понимая, что что-то изменилось. Неуловимо. Как будто он уселся играть в шахматы, и даже совершил несколько удачных ходов, вывел на позицию коня и безнаказанно сожрал пешку, – и вот, пожалуйста, игра поменялась. Она еще остается черно-белой, по цветам фигур, но теперь исчезли и фигуры.
Остались только камешки для игры в го.
– …Вы ведь только что сказали мне, что господин Кассис испытывает чувства к Лидии Генриховне…
Паша почему-то покраснел, а чертов павиан неожиданно расхохотался:
– Купился, да? Ладно, это шутка. Нормальный мужик дядя Кира. Только несчастный, несмотря на баблище. Будь его воля, он бы давно на Лидо женился. Развелся бы со своей марамойкой – и в омут с головой. Но вот незадача – старая жена крепко его за яйца держит. Говорит, при бракоразводном процессе по миру пустит. А она может. У нее вся адвокатура в друзьях. Причем не наша, московская. А у него серьезный бизнес. И не вывернуться теперь. Так что богатые тоже плачут.
Больше всего Однолету хотелось съездить сейчас по художественно небритой павианьей физиономии; актеришке удалось-таки выставить Пашу дураком. И заставить гонять в башке дурацкие мысли. Жаль, такие меры не приветствуются. Иначе бы…
– Ладно, это шутка-сиквел! – снова оскалился в улыбке павиан. – Отмучился дядя Кира с марамойкой. Померла она от рачка месяц назад, так что, глядишь, и Лидо счастье обломится. Ну и нам, если она решит театр не распускать. Только чую задницей, что распустит. Дядя Кира вряд ли с кем-нибудь захочет ее делить. Так что теперь – сами-сами-сами. В рот мне сериал.
– Интересный вы человек, Евгений, – только и смог выговорить Однолет.
– Есть такое. А парня я не видел, – добавил интересный человек Евгений, вдруг сделавшийся серьезным. – В нашем театре он никого не навещал.
– Зато навещал квартиру на Коллонтай.
– Ничего об этом не знаю.
– Там его и нашли, – припечатал Паша. – С дыркой во лбу.
– Ну, это я уже понял. А больше ничего не нашли? – повторил свой недавний вопрос любимец женщины-мима.
Это не было случайностью. Что-то мучило Коляду: как будто он о чем-то позабыл, а теперь вдруг вспомнил. И он о чем-то хотел спросить Пашу – но все не мог решиться.