Сценаристка Дарья поступила ровно так, как и предполагал Паша, ровно в такой же последовательности: соскочила с мотоцикла и на ходу подняла рюкзак. И уже у самой двери обернулась и послала Паше воздушный поцелуй:
– Созвонимся!..
Только теперь отважный маленький бобслеист добрался наконец до Пашиного сердца и врезался в его бортик с новым олимпийским рекордом. И даже мировым.
И Пашино сердце хрустнуло.
Но он не заметил этого, потому что снова пытался пробиться к Ивану Караеву, и снова нарвался на «вне зоны действия сети». Это может закончиться через пять минут, а может, через час. А, может… Может, Иван Караев вообще ударился в бега, если исходить из того, что все, сказанное Соней, – правда. Вероятность того, что это правда, не стремится к нулю, потому что Соня – лицо незаинтересованное. Ни в компрометации Караева, ни в его защите.
Или это он, Паша, ступил, выступив с завиральной идеей про посылку?
Опера Однолета хлебом не корми – дай только сочинить очередную зубодробительную версию произошедшего. Не всегда получается, правда. Вернее, всегда не получается, но есть вещи, в которых Паше уже сейчас нет равных: когда он куда-то бежит, добывает какие-то улики, болтает с людьми о чем попало. О них самих. Но больше слушает. Те же принципы исповедует следователь Брагин Сергей Валентинович, но он очень умный мужик, и это видят все.
А в Паше Однолете все видят простодушного щенка (кто вообще берет таких лошар на работу в органы?) – и потому иногда теряют бдительность. И могут выболтать то, чего выбалтывать ни в коем случае нельзя. Вопрос в том, сможет ли Паша понять это и обратить на пользу делу. А он – и надо честно признать это – понимает не всегда.
Этим-то и отличаются лошки от крутых мужиков Брагиных и Вяткиных.
Но Паша в процессе и не теряет надежды, а сейчас ему надо заняться привычным для себя делом: выудить из работяги при офисе новый адрес Мастера Аэрографии. А вечером, у Брагина Сергея Валентиновича, поделиться своими наработками. И версиями, если они к тому времени появятся.
Однолет уже вышел из бокса, но затем вернулся. Из-за стопки журналов, которые лежали на столе. Их было несколько десятков, – очевидно, часть одного и того же тиража, потому что обложки на них были одинаковые. С комиксовой шапкой:
ИВАН КАРАЕВ
ЧЕРНЫЙ ПОЕЗД. ВЫПУСК № 1.
Никакого поезда на обложке не было, а была… Сандра. Девушка, убитая в автобусе № 191. Не приблизительная, не «слегка похожая», когда легкий намек на сходство можно трактовать как игру воображения, – а воспроизведенная с фотографической точностью. Но и это было не все: Сандре с обложки явно грозила опасность. И исходила она от отвратительного монстроподобного существа, которое тянуло к девушке свои щупальца. Существа с лицом Софочки – безотказного офис-менеджера Лидии Генриховны Дезобри.
Охота на овец
…Бармена звали Григорий, и он вспомнил девушку.
Наверное, это была удача.
Компенсация за разочарование, которое ожидало Брагина пару дней назад в клубе «Не опоздай к приливу». Вернее, в пустом захламленном помещении, ожидавшем нового арендатора. Над дверями все еще висела вывеска с названием, а на черных окнах уже разместились широкие белые полосы, почему-то наклеенные на стекло крест-накрест, как в войну. Мобилизоваться – вот и все, что требуется от потенциального арендатора. Мобилизоваться и побыстрее принести свои денежки неизвестному владельцу.
Неизвестному для рядового обывателя. Брагин же, прибыв на место, успел не только разузнать о владельце массу любопытных подробностей, но и переговорить с ним по телефону. Владельца звали Ростислав Вячеславович Чéчило, в прошлом он был несколько раз судим и, вволю покуролесив в девяностые, к нулевым твердо встал на рельсы исправления. А уж под сень десятых и вовсе вступил в статусе респектабельного бизнесмена. Не так чтобы очень крупного, но и не мелкого. Чечило сообщил Брагину, что сдает помещение в 200 квадратных метров под клуб или танцпол; или какое-нибудь другое развлекательное заведение, потому что развлекательные заведения плодились на этих метрах со времен очаковских, и сам Кай Метов пел здесь на пару с испанским дуэтом «Баккара». А может, и не Метов, и не дуэт «Баккара», а и вовсе трио «Лас Кетчуп», но инфраструктура здесь заточена именно под клуб. И под спайсы с коксом, подумал Брагин, но вслух произносить этого не стал.
– Как давно закрылся клуб? – спросил следователь у Чечило.
– В сентябре.
– И до сих пор ищете арендаторов?
– Вопрос щепетильный.
Щепетильный, ну да. Перестрелки и поножовщина в прошлые годы, три трупа, вынесенные из клубешника вперед ногами, облав и спецопераций по поиску наркоты – не счесть. Что было – то было, а теперь все святее папы римского и потенциальных клиентов едва ли не через полиграф пропускают: как бы чего не вышло.
Телефонный разговор с Чечило уже намекал, что ловить в закрывшемся клубе нечего: история с девушкой была октябрьской и никак не совмещалась с сентябрем. А пестрая биография клуба лишь подтверждала слова Ники Селейро об Обители Зла. Ээ-эх, сумрачный андрогин, респект тебе, как говорят нынче все кому не лень, – вот и Сергей Валентинович сподобился. Еще одна из немногочисленных возможных ниточек оборвалась, но Брагину почему-то захотелось взглянуть на помещение своими глазами. И владелец переключил следователя на некоего Геннадьича – крепкого еще старика лет шестидесяти пяти, исполнявшего при клубе роль сторожа. И вот теперь Брагин с Геннадьичем стояли посередине плохо освещенного вместительного зала со сложенными в углу столами и стульями. Часть противоположной стены занимала барная стойка, а прямо перед Брагиным находилась небольшая сцена.
– А до клуба что здесь было? – поинтересовался Брагин у старика, разглядывая неснятые диско-шары на потолке.
– Другой клуб был, – с готовностью откликнулся Геннадьич. – Назывался «Аризона-дрим». А до него – «Полумгла», а до него – «Парни и куколки», а до него – «Мурзилка». Вроде все.
Брагин с ходу попытался определить, в каком именно из клубов случились трупы, а в каком – перестрелки во славу наркотиков и полицейские облавы. И по-хорошему выходило, что в любом, за исключением разве последнего. Очень уж романтически выглядело это «Не опоздай к приливу».
Многообещающе.
– Красивое название, – сказал старику Сергей Валентинович.
– Это какое?
– Последнее. Не опоздай к приливу.
– Угу, – согласился сторож. А потом неожиданно добавил: – И книга хорошая.
– Какая книга?
– Ну… Есть же книга. Так и называется, «Не опоздай к приливу». Раньше названиями для всяких там культурных заведений не очень заморачивались. Оно и не надо было. Клуб железнодорожников имени Кагановича или Дворец судостроителей, к примеру. И всем всё ясно. А теперь что угодно в ход идет. Из книжек вон названия крадут. А та книжка хорошая. Я ее внукам читал, только вот автора не помню.
Автор был и не важен. Не так уж важен, по сравнению с направлением мысли, которое, сам того не подозревая, задал Брагину простодушный сторож. Это еще не было догадкой, скорее – предощущением догадки: может быть, выгорит, а может, и нет.
Но попробовать стоит.
Хотя бы потому, что перед глазами Сергея Валентиновича мелькали сейчас разноцветные огни. И возникли они вовсе не потому, что разом заработали все мертвые диско-шары на потолке. Суть крылась в своеобразной аберрации зрения, которая проявлялась у Брагина лишь тогда, когда в дело, казавшееся безнадежным, неожиданно вмешивалась какая-то деталь. Все время находившаяся перед глазами, но никак до сих пор не отработанная. И деталь эта способна была не только вытащить следственную группу из болота, но и подтолкнуть ее к новой оперативной реальности.
Что там говорила о девушке из автобуса Ника Селейро? Она – не такая, как все. Иная. И нужно было внимательно прислушаться к словам андрогина, а вместо этого Брагин взял и прощелкал важную информацию. Он тогда не понял, что это означает. Иной – человек, который не только чувствует нестандартно, но и нестандартно думает. В ситуации критической или близкой к таковой. Так, возможно, виделось убитой девушке, а Брагину не виделось. Увы.
Теперь самое время исправить ошибку.
На выходе из клуба следователь сделал два звонка – судмедэксперту Пасхаверу и оперу Однолету. Собственно, ответы на неожиданно возникшие вопросы Сергей Валентинович знал и без них (во всяком случае – догадывался), но подтверждение было необходимо, чтобы двигаться дальше. У Однолета следователь уточнил перечень книг, которые были найдены в квартире на Коллонтай.
– Хёг, Нёсбе и Мураками, – бодро отрапортовал Паша. – Или вам названия нужны?
– Если тебя не затруднит.
– Значит, так. «Снеговик» – это Нёсбе. Мураками – «Охота на овец». И Хёг… «Дети смотрителей слонов». Ничего себе названьице, да?
– Ничего себе, – на автопилоте согласился Брагин. – И где теперь все эти книги?
– Приобщены же. Потожировые снимали. Обнаружены следы девушки, Ерского – нет.
– Помню.
– Книги, конечно, в ужасном состоянии. Клееные-переклееные, разваливаются все, страницы выпадают…
– Что-то выпало безвозвратно?
– От «Смотрителей» вообще половина осталась. А конкретно что нужно?
– Проверить, каких именно страниц или части страниц не хватает.
– Понял. – Однолет на секунду задумался. – Хотя не понял ни черта. Извините.
С педантом Пасхавером все разрешилось так же просто. И самое главное, что деталь, которой так сильно интересовался Брагин, не пропала вопреки ожиданиям и не была выброшена. А, аккуратно подписанная, хранилась в отдельном прозрачном пакете – «бог знает для какой надобности».
И вот надобность возникла.
И осталось только совместить две разрозненные части и сложить из них единое целое, что Брагин и сделал, добравшись до заветного пакетика. В другом пакете – побольше и бумажном – хранились книги, найденные Однолетом в коробке из-под пиццы. Книги были в мягких переплетах и принадлежали одной из многочислен