alkazaar1980 продвигал в сети тэги: #xoroshosidim, #oxotanaovetz, #zaipalsyanalivat, #millionmillionyaponzev, #litzadryzej. А на снимке, который открыл Григорий, была запечатлена убитая в автобусе девушка. Отличный портрет, настроенческий, немного инфернальный – из-за неяркого, призрачного света, льющегося из мозаичной лампы. Она не выглядела грустной, но и веселой – тоже; скорее – сосредоточенной. Интересно, знала ли она, что ее фотографируют? Может быть, и не знала – потому, что у фотографа не было времени на то, чтобы идеально скомпоновать кадр: справа торчал кусок чужого невнятного плеча или чего-то очень похожего на плечо.
– Она? – Григорий самодовольно улыбнулся.
– Она, – подтвердил Брагин. – А кто снимал?
– Я и снимал. Есть у меня одна фишка. Посетителей щелкать. Не всех, конечно. А тех, кто понравится. А я эстет.
Бармен снова посветил золотыми зубами, чтобы у Сергея Валентиновича не осталось никаких сомнений в его прочно и глубоко укоренившемся эстетстве.
– Значит, это вы снимали?
– Ну да. У меня тут целая галерея. Не одна эта девушка. Пассажиров сорок наберется. И народу нравится, что характерно.
Народу действительно нравилось: под фото Брагин насчитал около полутора сотен лайков и штук двадцать комментариев. Последний относился ко внешности спонтанной модели: «Офигенная красотка!!!☐☐☐».
– Ага, вот точная дата. – Григорий заглянул в смартфон и постучал пальцем по экрану. – Девять дней назад, почти угадал.
– Она знала, что вы ее снимаете?
– Никакого недовольства с ее стороны не наблюдалось.
Это не было прямым ответом на вопрос, но придираться Брагин не стал.
– Я ведь не всех фотографирую. А тех, кто сидит здесь, у стойки. Раз. И тех, кто того стоит. Два. Человек должен быть необычный. Или красивый, или какой-то особенный. Алкашня на ура идет и фрики всякие. А ее сразу по нескольким причинам отобрал. Красотка – раз, необычная – два. И села за стойку. Три.
– Долго она здесь находилась?
– Полчаса где-то. Плюс-минус.
– И все время за стойкой?
– Да.
– Мест в зале не было?
– В том-то и дело, что были места. Но случаются варианты, когда нужно сесть именно у стойки.
– Чтобы встретиться с кем-то, – предположил Брагин.
– Не сопоставляете. – Золотые зубы засверкали еще нестерпимее. – Чтобы встретиться с кем-то – можно и за столиком приземлиться. А за стойкой – чтобы не встречаться. Раз. И чтобы поболтать с кем-то, когда совсем невмоготу. Или просто так поболтать. Ну, или чтобы найти партнера на ночь. Определенные человеческие типы подобные вещи практикуют.
– Других вариантов нет?
– Есть, но это уже в пределах статистической погрешности.
– А девушка? Как думаете?
– Девушка заказала первое, что в голову пришло. Пиво и орешки. Даже карту не посмотрела. Но пиво же неинтересная вещь. Оно, конечно, есть в ассортименте, но сюда приходят не за этим. Наша визитная карточка – коктейли. На входе указано, на специальной доске. Видели?
– Доска приметная, – подтвердил Брагин. – Бросается в глаза.
– Ей, наверное, не бросилась, а может, хотела именно пива, – великодушно заметил Григорий. – Такое тоже бывает. Я вот коктейли на дух не переношу, хотя сам их готовлю. Или вот еще. Допускаю, что они просто показались ей дорогими.
– Она выглядела, как человек, не способный заплатить за коктейль?
– Ну, за коктейль способен заплатить любой. Так что есть смысл вернуться к варианту, что они ей просто не нравятся.
– Но вы все-таки их предложили?
– Само собой. Только в первый раз она меня не услышала.
– Почему?
– Все время отвлекалась на телефон. Ей какие-то сообщения приходили. Два или три было точно. Еще она сразу рассчиталась.
– У вас так не принято?
– Обычно рассчитываются в конце вечера.
– Она сидела у барной стойки. Возможно, не хотела задерживаться надолго.
– Возможно. Она заговорила со мной. И это тоже было странно.
– У вас так не принято?
– Не то чтобы не принято. Но в основном делают заказы, не болтают на посторонние темы. Тем более в разгар вечера, когда у бармена полно работы.
– А был разгар вечера?
– Не так чтобы, но народу набилось прилично.
– Но были и пустые столики.
– Да. – Григорий легонько щелкнул себя пальцем по скуле. – Просто она была не похожа на девушку, которая заговаривает с барменом. Не в этот раз.
– А что, есть определенный тип девушек, которые заговаривают с барменами? – поинтересовался Брагин.
– Не сопоставляете.
Опять это дурацкое выражение, означающее, скорее всего, что такой важный человек, как следователь, задает детские вопросы. Не видит очевидного. Или лезет со своими теориями туда, где все уже проверено практикой и ответ давно существует.
– Есть определенные состояния. Когда тебе очень нужно выговориться – и не важно, пьяный ты или трезвый, женщина или мужчина. Ну там – жена ушла, любовник бросил, твой самый страшный враг пошел на повышение, умер любимый кот.
– Я бы хотел завести кота, – грустно сказал Брагин. – Но у жены аллергия.
– Поссорились, да? Или все серьезнее?
Интересно, как это у него получается? У веселого разбойника, киношного албанца? Или все дело в золотых коронках, которые если и ставят, то только в странах третьего мира, с одной стоматологической клиникой на пятьсот тысяч населения? Африканские плато, азиатские предгорья, где процветает шаманизм, вудуизм и еще черт знает что. Откуда-то Брагин знает, что все бармены через одного – хорошие психологи. А плохим на такой работе стать невозможно в принципе, потому что в бесконечном дне сурка (хоть люди и разные, но проблемы у всех одинаковые) оттачиваются все утешительные формулировки. И иронические реплики, и хамские – иногда это просто необходимо для встряски. И уже одного взгляда достаточно, чтобы понять, что нужно человеку. Потому что сотням остальных вчера-сегодня-завтра было и будет нужно то же самое.
Разве Брагин исключение?
Одной сочувственной вуду-улыбки и подбадривающего кивка достаточно, чтобы Сергей Валентинович выложил то, о чем никогда не стал бы рассказывать ни капитану Вяткину, ни старому-доброму Лёхе Грунюшкину. Они с Катей не поссорились, потому что они никогда не ссорятся, никогда. Катина бездетная голова уже давно лежит на плахе – секи ее, Сергей Валентинович! Катя заранее со всем согласна и уже давно просчитала траекторию, по которой голова скатится с плахи куда-нибудь в сторону Елагина острова или Заячьего острова, куда ветер подует. И в вопросе о Дарье Ратмановой не было никакого торжества, – вот я тебя и поймала, неверный муж. Катя просто хочет знать, как далеко все зашло, но никаких препятствий чинить не будет. Примет все как должное.
Уходя – уходи.
А Брагин… Брагин так трясся над заветной бумажкой с телефоном сценаристки, что по-глупому забыл ее во внутреннем кармане пиджака. Это каждый раз происходит – не с какими-то женскими телефонами, боже упаси (нет у Брагина внеслужебных женских телефонов). Вообще. Все из-за невесть когда выработавшейся привычки носить пиджаки. С рубашками, футболками, бадлонами и даже свитерами. Пиджаки – вещь капризная, требующая ухода, особенно когда таскаешь их в хвост и гриву, как делает Сергей Валентинович. И Катя периодически сдает их в чистку, вот и сейчас решила сдать. И проверила карманы, как это обычно и бывает. Вытащила из них все, – как это обычно и бывает. Нужно отдать должное Кате: она никогда не акцентирует внимание на содержимом карманов, просто перекладывает его, не глядя, в старую индийскую вазу, стоящую на комоде в коридоре. Почему на этот раз она решила заглянуть в аккуратно сложенную бумажку?
Потому что она была аккуратно сложена, да и не важно это.
Важно, что Сергей Валентинович впервые разозлился на Катину торжествующую покорность: «ну вот оно и произошло, у Сережи кто-то появился». Он не стал говорить Кате: это креатурка Лёхи Грунюшкина (что было правдой) и его попросили проконсультировать члена съемочной группы (что тоже было правдой). И на Катин вопрос:
– Это то, что я думаю?
Брагин вдруг ответил:
– Я не знаю.
И это было неправдой и правдой одновременно. Он точно знал, что хотел бы увидеть Дарью Ратманову еще раз. Видеть ее снова и снова. Пройдет ли это наваждение – неизвестно, что делать с Катей – неизвестно. Хотя она стоит сейчас перед ним, потухшая и исполненная решимости одновременно:
– Ты знаешь, что нужно делать, Сережа.
Он не знает. Зато бармен Григорий знает наверняка. Мотивы у людей могут быть самыми разными, но на выходе остается одно: заказать что-нибудь крепче кофе и начать изливать душу. Иногда можно уложиться и в пару-тройку фраз.
– …Поссорились, да? Или все серьезнее?
– Все серьезнее, – бросил Брагин.
– Вот видите. Я сразу понял. Вы бы хотели поговорить, но не станете этого делать. Не в этот раз. И корочки мешают. Нет?
– Возможно.
– Я понял, – снова повторил Григорий и подмигнул Брагину черным албанским глазом. – А с той девушкой – не понял. Все было неправильно. Она не должна была со мной заговаривать, но заговорила.
– И что она вам сказала?
– Спросила, когда я заканчиваю работу. И могли бы мы увидеться.
– Зачем? – удивился Брагин.
– Вот и я подумал – зачем? Я совсем не интересовал ее как мужчина, такие вещи сразу просекаются. Даже если бы ей было так плохо, что хотелось бы срочно отомстить кому-то из своей жизни, не очень верному… Она бы выбрала другого. В таком деле главное – не упустить время, когда месть еще выглядит сладкой, что сахарная вата. И все оправдывает. Не стала бы она ждать, когда я закончу смену.
– Это все, о чем вы говорили?
– Ну, она еще сказала, что я ужасно милый. А разве я милый? И еще что-то такое произнесла… Что я не мог не запомнить. Ну, тогда помнил, долго помнил, а сейчас забыл. Старею, да.
– Почему не могли не запомнить?
– Звучало необычно. Прямо как фраза из кино. Ну, знаете, бывают такие… Вроде бы и воздуха набрать надо, чтобы произнести. И помолчать после. Но смысла в них ноль. Сейчас. Сейчас… Ага, вспомнил. «Между двумя комнатами нет дверей. Нет стен. Как мы найдем друг друга?»