«Ши — это те, кому ты не должен доверять, сын, — возник в памяти голос отца в тот редкий момент, когда он называл Джареда сыном, и ни разу — по имени. — Они хитры и бесчестны, они стянуты собственными законами хуже, чем висельник — веревкой, но знаешь, что самое страшное? То, как ловко они навострились обходить собственное Слово».
Как потом узнал советник, это было правдой и неправдой. Как же хорошо, что детство Джареда закончилось! Под боком толкнулось что-то округлое и, определенно, недовольное, что-то из свежего настоящего, и Джаред сказал, не разлепляя век и губ:
«Отец так не любил мое имя, что никогда не поминал его. Я так и ходил «мальчиком», а потом «сыном», а потом…»
Собеседник подозрительно молчал, что было обидно: сейчас беседовать Джареду было не с кем, информационная брешь больше всего походила на атаку егроксов, беспощадную и многостороннюю. Хотя молчание было не враждебное, скорее, настороженное и наполненное уже не обидой, а любопытным вниманием. На память вновь ничего не приходило, кроме образов егроксов — полузверей, полукамней, вроде бы уже полностью изничтоженных.
— До одиннадцати лет я рос… — решил проговорить вслух Джаред, раз мир наполнялся знаниями именно подобным образом, — там, где живут смертные. У меня была любящая бабушка, и…
Мир обрел мягкую, ласковую теплоту очага в небольшом, очень уютном доме, полном вязанками трав, нитями грибов и ягод. Полная спелой клубники, со знакомой щербинкой, деревянная тарелка на столе, ласковый взгляд пожилой женщины и слова: «Кушай, милый зайчик». Лицо матери осталось лишь на подвеске, не в памяти. Отец почти не помнился внешне, его облик полностью перекрывали увиденные куда позже скульптуры в Нижнем мире, живом мире, как его называют его обитатели. Да, а потом он рос в другом месте!
— И были родители, — с трудом договорил Джаред и привычно вытянулся во весь рост, прижав руки в туловищу. Привычка, от которой он так и не мог избавиться долгие годы — иначе и вовсе не удавалось заснуть. — А потом появился Мидир. Мой дядя, и он… Он любил меня как сына.
Теперь ощутимо не хватало чего-то твердого и по возможности колючего под спиной. Его коврика с иголками. Его мира. Его жизни!
— Наконец-то, — прошептал Джаред.
Память, словно вода, нашедшая лазейку, обрушилась на него бурным потоком.
— Мне-то скажи, — буркнул артефакт. — Пожалуйста!
— Мидир нашел меня, когда родителей убили. Он не видел старшего брата очень долго, но тут взволновался. Он уговорил меня уйти с ним.
О мести Мидира тем, кто был виновен в смерти отца и матери, Джаред решил умолчать. Если это на самом деле дух его деда, поймет и так, если нет — незачем заводить разговор не на один час.
В итоге Джаред просто молчал, и тишина навалилась стеной, словно изготовившись отнять знание о себе и о мире.
— Грания, Мидир, Алан, — на всякий случай произнес он.
«Кто?» — буркнул кристалл.
— Любимая, отец, бра… друг, — ответил Джаред скорее сам себе. — Гранию ты только что видел, Мидир… Мидира вряд ли забудешь.
«Средний сын. Наследник. Он смог?»
— Смог что? Править, будучи еще не совсем взрослым по меркам ши? Смог. Только отдалился от младшего брата.
«Мэллин, — буркнул кристалл, вложив море неудовольствия. — Про себя. Скажи про себя».
Джаред подумал, что он и говорит про себя. И с дядей Мэллином и с дядей Мидиром была, до недавнего времени, связана вся его жизнь.
Алан мягко улыбнулся и покачал головой. Воображаемый Алан, разумеется, но в этом теплом мире воображаемым казалось совершенно все.
«Прости, друг. Я чуть не назвал тебя братом. Надо будет сказать, когда вернусь. Если вернусь».
— Вернуться прямо сейчас не хочешь? — мыслесловом спросил Джаред.
Артефакт молчал.
Под ложечкой засосало, потому что дух его деда вообще-то был лишен разума порядка трех тысячелетий. И Мидир тщетно пытался дозваться его, а у Джареда нет такой прорвы времени! У него есть Грания, есть Алан, есть целый мир — его мир! — где у Джареда было его законное место, где без него молодого правителя просто разорвут на куски все проснувшиеся от долгой спячки благие Дома.
«И кто сейчас?!» — не собирался утихать кристалл.
— Наш король, владыка Благого мира — Дей, сын Майлгуира, твой э-э-э… тоже, выходит, внук, — ответил Джаред, проклиная собственную вежливость и всеобщее правило ши — если можешь сказать правду, не молчи.
«А должен быть ты!» — это было сказано достаточно громко, будто дед внезапно разозлился. Вернее, разозлился больше обычного.
— Я передал Дею право наследования, как и Гвенн, его сестра. Все же лишенный зрения король — это несколько необычно даже для ши Дома Волка. Ему почти отказали, а тогда…
«Горжусь, — выговорил кристалл. — Мудро. Отказ от короля означал бы период межцарствия и войны. Да и наши земли по большей части перешли бы другому Дому. Солнце?»
«Лес. Солнца нет», — зажмурил Джаред и так закрытые веки.
«Нет?!»
«Почти. Сильнейший когда-то Дом только восстанавливают в правах. Спроси о чем-нибудь еще!» — чуть ли не взмолился Джаред.
«Ты поступил правильно, но я вижу именно твою ветку на троне. Может быть, если у тебя будет правильная жена…»
«Так мы продолжаем искать мне жену? — возмутился мысленно Джаред. — Тебе недостаточно того, что я — я! — влюбился?! Ты сам полюбил один раз и на всю жизнь, да так сильно, что не смог жить, когда твоя жена умерла. И ты хочешь найти мне другую?!»
«Я искал долго, и был влюблен, как мне казалось. Постараюсь попробовать, — без особой уверенности выговорил кристалл. — Найти, а не понять. А говорил, что выдержанный», — с неприкрытым злорадством закончил он.
Свет стал неожиданно сильным, Джаред выдохнул, смиряя злость. Вспомнил, что его считают самым холодным из ши Дома Волка, и приоткрыл глаза. Небо порадовало переливами изумрудного, и советник подскочил. Вернее, пытался, так как он и правда плыл. Плыл в какой-то субстанции, теплой и долженствующей быть водой по сути. Джаред приподнял руку — кисть в телесного цвета перчатке полыхала всеми оттенками зеленого, отливая золотом на изгибах. Джаред повернул голову — он лежал рядом с дорожкой из широких листьев, что могли бы принадлежать громадной кувшинке. Шелестящие зерна, в которых он тонул, выдерживали его вес и разбегались от движения руки.
Джаред проморгался и прищурился: небо над ним оказалось вогнутым, дорожка из листьев кувшинок изгибалась слишком ровным овалом, а помимо него в этом странном мире ощущалось еще чье-то присутствие. Он попытался встать — но нога тут же утонула в киселе из полупрозрачных зерен. Джаред изогнулся и коснулся кончиками пальцев буро-красного листа, медленно проплывавшего мимо. Лист вежливо отодвинулся. Джаред вернулся в прежнее положение, выдохнул, согнулся сильнее и быстрее — и зацепился за край листа. Еще не хватало вдохнуть эту гадость из воды-не-воды и утонуть в чужом ему мире!
Зерна поддались с неохотой, а когда Джаред подтянулся, чавкнули, выпуская добычу.
Джаред, поднявшись, оглядел себя — одежда приобрела привычный, чинный вид, темно-синее сюрко, расшитое серебром, и бледно-голубое кружево.
«Хоть сейчас на бал», — выдал ценную мысль кристалл.
— Ты меня видишь?! — не сдержался советник.
«Я вижу то, что видишь ты».
— Жаль, — выговорил вслух Джаред.
Вокруг зашелестело сильнее. Советник привычно опустил руку на рукоять кинжала и замер. Лист, на котором он стоял, перестал двигаться, а из песчинок поднялось овальное ложе, неприятно напомнившее постамент, на котором лежали впавшие в сон-жизнь ши. Жена его дяди и жена его брата. Мутная овальная верхняя крышка отодвинулась в сторону, и на Джареда взглянула Грания. Сердце заколотилось, Джаред, хоть и понимал, что не может быть тут его жены, бросился к лежащей, оперся на край и помог ей выбраться из ее ложа. Она смотрела на него сначала непонимающе, а потом — со всепоглощающей любовью. Так, как, казалось, не смотрела на него и его жена.
— Любимый, — прошептала она — и прижалась губами к губам Джареда.
— Джаред, — позвал знакомый голос, окончательно погрузивший советника в привычную атмосферу. Только на грани сознания сверлило что-то неприятное, что-то тревожное, давая понять — общего здесь лишь внешний облик. Мало ли красивых девушек, тем более, ши, в волшебном мире? Со многими Джаред был знаком, многие оказывали ему честь разделить ночь бога света. Но того безумия, той неистовой нежности не случилось. Джаред осторожно отодвинул от себя незнакомку. Гармоничные черты лица, белая до прозрачности кожа, аккуратный носик, немного раскосые, огромные серые глаза… Облик ее был прекрасен и безупречен, но не в него влюбился советник. У его Грании кроме любимого был целый мир, полный друзей, родных, знакомых и даже ее любимых лошадей. У этой девушки, похоже, не было ничего, кроме него одного — и это неожиданно пугало.
— Алан! — с абсолютно таким же обожанием позвала кого-то незнакомка в облике его жены.
Джаред обернулся, и мир окончательно стал родным и неродным. Алан, в подозрительно странной, женской одежде выглядел тем не менее знакомо. Он выглядел невероятно молодо, хотя тёмно-серые глаза смотрели привычно цепко.
— Доброго вам утра, фри Грания, — мягко обратился он к девушке. — А вот и процессуар первого уровня, ваш личный будущий муж, заявился туда, куда ему попадать категорически рано. Но это ничего, хотя мне работы прибавилось изрядно, а мы с вами сейчас ляжем обратно и будем видеть сладкие сны…
Глаза Грании закрылись, руки, протянутые к Алану, опустились безвольно, ноги дрогнули, и Алан, подхватив девушку, осторожно положил ее в овальную капсулу.
— Это что, какая-то внеплановая проверка? — очень неприятным голосом спросил местный Алан.
Джаред хмыкнул, разглядывая причудливо уложенные, абсолютно черные волосы местного аналога его лучшего друга. Вообще-то единственного друга… хотя нет, ещё же Бранн… Кем тут может быть неблагой с совершенно гениальным, алогичным мышлением, думать не хотелось.