— Убить не смогу, — прошептал Джаред. — Но и творить зло не позволю.
И начал вставать, не очень ясно понимая, что может противопоставить силе деда, кроме собственной жизни. А что Джаретт Великолепный убьет собственную кровь без особых угрызений совести, сомнений не оставляло.
— Ты везде одинаковый, Джаред, — рука деда величественно поднялась, указав на непутевого наследника. — Тебя ничего не меняет и ничто не учит. Этот… как его, — пальцы щелкнули, — Алан, совершенно бессмысленный волк. Эр-Хартом он мне нравился больше. Ты разочаровал меня, внук, так хоть сгодишься для возвращения.
— Такого развития событий я не ожидала, — с удивлением в голосе сказала женщина. — В общем, я думала, что и Джаретт Великолепный не станет вести столь длинные и пафосные диалоги. Разве что ему просто было ну очень скучно? Наверное, так, — несмотря на весь драматизм ситуации, она с интересом возвела глаза вверх, словно бы что-то просчитывала в уме, а потом обратилась к советнику. — Прости, Джаред, боюсь, цитрамон тут не поможет, с головой у твоего деда совсем плохо.
Дед не ответил, он вообще подозрительно не замечал эту женщину. Не слишком замечал, поправил себя Джаред. Зато теперь его было видно полностью, и выглядело так, словно ожила древняя статуя, забытая по нерадивости небрежными слугами, и злющая от этого до невозможности. Прямые иссиня-черные волосы, огромная радужка, тоже черная и очень глубокая. Словно колодец в бездну. И лицо, правильное, пропорциональное, но будто неживое. Возможно, оттого выглядевшее устрашающим и жестоким.
Да, но если тут магия не действует… Джаретт Великолепный соединил руки и развел их — между ладонями промелькнула молния, а на лице деда — довольство. Советник прикинул — дед был сильнее во всем. Отчего женщина не убегала с дикими криками, было непонятно.
Как сам Джаред этого не уловил? Дед молчал, а что творилось с его духом, не знал и сам Кернуннос. Может, воззвать к нему, к рогатому богу? Вряд ли поможет здесь, на земле. Внезапно Джареду захотелось сделать сущую глупость, на которые он стал так щедр в последнее время, а именно: закричать «папа», призывая не Мэрвина, который был богом на земле, суровым и неимоверно правильным, но Мидира — того, кого он, оказывается, считал своей родней все это время, не признаваясь в этом самому себе.
Кристалл подернулся пеплом и сгорел, а вредный и как оказалось, крайне опасный древний ши, отличавшийся от внука двумя буквами в имени, сделал шаг из туманного облака. Собака рядом заходилась беззвучным лаем, но не могла сойти с места. Женщина отступила на шаг. Джаред поднялся с трудом, надо было сделать все возможное, чтобы зловредное создание не навредило никому ни в одном из миров и вселенных. Стало немного жаль, что именно в бою он был не слишком-то хорош. Советнику оружием служило его собственное сознание, умение просчитывать противников наперед на много ходов. Возможно, неумение отступать, свойственное всем волкам, а королевским — в особенности. Алан обучал его, Алан же!
В голове молнией пронеслось, что Алан когда-то боролся с собственным сознанием, а это куда хуже, чем дед-призрак. Кровавый Эр-Харт, которого Алан сознательно забыл, однажды пробудился и попробовал вылезти из памяти Алана. И что же тот сделал, как остановил его? В свете нынешних событий вспомнить это казалось весьма важным.
Алан тогда вспомнил всех, кому он стал дорог, кто любил его в облике именно Алана, Алан мягкого, но стойкого, преданного и доброго. И злобный кровожадный Эр-Харт ушел. Но что поможет Джареду?
Затрещало так, словно рвался полог небес, до нестерпимой боли в ушах, до желания убежать и спрятаться, позабыв про все, кроме себя. Джаред выпрямился, не очень понимая, что сможет сделать, в уверенности, но отступать нельзя. Приключение в мире неблагих, обернувшееся экскурсией по чужим мирам, теперь превратилось определенно во что-то опасное для всех.
Мир дрогнул, но не изгоняя пришельцев, а пропуская кого-то. «Мидир!» — чуть было не вырвалось у Джареда, но это никак не мог быть его дядя. Мир смертных не принимал волчьего короля более, и последний раз, когда он оказался в Верхнем — это когда отнес туда бездыханное тело Этайн. Старая вина вновь куснула сердце, но тут же сменилась радостью от вида неблагого.
— Что это ты удумал, тварь перворожденная! Мальчишку обижать? Думаешь, я не видел, как ты его силу тянул? А теперь, ишь ты, на бой решил вызвать. Знаешь ли, он! тебе! не! закуска! — высокий голос Лорканна из раздражающего поневоле мгновенно перешел в приятный. И волосы у неблагого черные, как у волков, и глаза сияют призрачным лунным светом. В общем, сейчас неблагой определенно был ближе Джареду, чем кто бы то ни было.
Вокруг Джаретта Великолепного сгустилась тьма.
— И это меня еще называют Темным властителем, — хихикнул Лорканн.
— Что ты можешь противопоставить мне, ничтожество? Только Кара-Крут из Башни Смерти мог что-то противопоставить мне!
— Ты слишком долго спал, перворожденный. Кара-Крут, пожирающий силы своих детей, повержен, и Золотой город давно раскинулся на месте падения его Башни.
— Уж не ты ли его сверг? — еле двигая губами, спросил Джаретт Великолепный.
— Мы, его ученики. Можно сказать, я, — криво улыбнулся Лорканн. — Так как я поднял восстание…
На миг в глазах потемнело, но тут же сверкнуло с такой силой, словно рядом вспыхнуло солнце.
— О-о, вот этого не надо, — раздался спокойный голос Лорканна. — Во мне, знаешь ли, бьется сердце Кара-Крута, так что тебе не удастся так легко извести меня.
Джаред с трудом проморгался. Все замерло, замерло как-то слишком неестественно и тревожно. Два древних создания, стоя напротив лицом к лицу, определенно мерялись силами, но при этом не кидая друг в друга молнии или ледяные клинки, нет, они просто стояли, просто разговаривали, а Джаред и неизвестная, слишком много знающая женщина, замерли по разным углам комнаты непонятного мира, теряющегося в серой дымке. Даже дышать еле удавалось, воздух, то леденящий, то обжигающий огнем, коротко, с трудом проникал в легкие. Кожу словно обливало кипятком, сердце сдавливало.
— А-а-а, — наконец прошипел Джаретт Великолепный, не меняясь в лице, то ли злясь, то ли сдерживая боль. — Что тебе до этого благого? Он даже не родня! Отдай его — и я уйду навсегда, пообещав впредь не нарушать границ Темных земель.
— Знаешь ли, мой внук говорит: никогда не заключай сделок с магом! И я ему верю. Ты дорожишь своей семьей, но ты хочешь, чтобы все жили по твоим правилам. Иначе — смерть. Даже твой сын Мидир научился отпускать! А нас уже связывает куда больше, чем узы крови — узы дружбы. Этот мальчишка, твой внук, не знал детства, потому что ты так воспитал его отца. Джаред дорог мне — и я не позволю обидеть его. Пойдем, поговорим, как древние боги.
Мир наполнился звуками и ощущениями, а два создания Мира под Холмами пропали.
— Ну вот, правильно мне говорили: благие кашу заваривают, неблагие — расхлебывают, — со вздохом произнесла женщина и проглотила белую таблетку, которую все еще держала в руке.
Собака, рявкнув на советника, кинулась к хозяйке, запрыгала, завиляла хвостом покаянно.
— Не переживай, это не по мою душу, — потрепала ее по загривку женщина. — Да-да, я тебя тоже люблю, — и спросила Джареда: — Голова-то болит?
— Сейчас расколется, — честно признался советник.
— Последняя, — пошарившись на все той же бездонной полке, — подойдя к Джареду, протянула она вторую белую таблетку.
Советник ее понюхал, заслужив смешок от женщины, и положил на язык. Отдалось горечью.
— Запейте скорее, ну же! — протянула воду женщина, и Джаред отпил. — Думаете, они скоро вернутся? — спросила она, а Джаред поперхнулся. — Знаете, я этого не писала… — растерянно оглянулась она, обведя взглядом комнату.
— А что писали? — скорее машинально спросил Джаред.
Женщина склонила голову набок, словно прислушиваясь к чему-то. Собака тяжко вздохнула и ткнулась ей в опущенную руку.
— Думаешь? — спросил ее женщина. — Ну хорошо. Сидеть нам тут, похоже, долго, и выйти пока вряд ли получится.
Джаред прислушался и присмотрелся. Очертания комнаты немного изменились, словно их троих поместили в стеклянный стакан. Он прошелся вперед — и уперся в мягкий студень, который, тем не менее, не давал пройти далее.
— Вот, смотрите, — позвала женщина. — Знаете, сама бы я давно это забросила, но все это как-то слишком сложно и слишком реально.
Джаред обернулся. Женщина выложила на стол тексты и рисунки. Он подошел, не слишком-то веря собственным глазам. Да, в этом мире не было ни его, ни его дяди, ни вообще кого-либо из его знакомых из мира под холмами, зато были наброски и тексты. Тексты, нарисованные так четко, как не может сделать человек. Ровные буквы слишком повторялись, и Джаред, увлекшись анализом и сравнением, не сразу понял, о чем там идет речь.
«Родословная волчьих королей». От руки: «конечно, твоя, Мидир».
«Океания и ее обитатели». От руки приписано: «понять бы, откуда взялись сирены?»
«Джаред. Вкусы и пристрастия, семья и быт». От руки: «воспитан в семье религиозных фанатиков».
И далее, и далее. Пожалуй, даже в библиотеке Золотого города и Черного замка не было таких подробностей, и кое-что даже Джаред, при всей его разведданнывательной сети, не знал. Все теперешнее знание складывалось во вполне неприглядную картину, которая давала еще более неприятное решение.
— Я кем-то создан? — поднял он голову в ошеломлении. — Вы сказали, что я основной герой, это значит…
— Может, я тоже кем-то создана. Понять бы зачем… — женщина присела рядом. — Ну, а ты кем себя ощущаешь?
— Я себя ощущаю странно. Но это ощущение последних недель, — признался Джаред.
— Мы с подругой начали писать ваш мир давно, — она посмотрела на рисованный карандашом портрет Мидира. — И он никак не хотел вырисовываться. Пока вы не стали такими, какие вы есть. Пока ты не отказался от Лианны, пока у Дея не появился смешной неблагой друг Бранн, пока Мидир не ошибся и не исправил свою ошибку. Не уверена, что мы что-то создали сами, скорее, мы записывали ваши истории. Видимо так, — ответила женщина собаке, лизнувшей ей руку. — Вы такие, какие вы есть. Иначе выходит какой-то картон, который ни читать, ни писать не хочется.