В 13:45 полковник Ченборисов прошел в административное здание МВД СССР на улице Огарева, а уже в 14:00 перешагнул порог кабинета министра МВД СССР генерал-полковника Круглова.
На противоположной стене был закреплен портрет товарища Сталина, прикуривающего трубку от горящей спички. На окнах тяжелые бордовые портьеры, едва пропускавшие в кабинет солнечный свет. За широким дубовым столом сидел министр Круглов и читал какие-то документы. Увидев вошедшего полковника Ченборисова, он захлопнул папку и, поднявшись, шагнул ему навстречу.
– Как добрались, Шагалей Зиннатович? – дружески поинтересовался Сергей Никифорович, пожимая ладонь вошедшему. – Погода ведь нелетная, туманом весь город затянуло, я думал, что вы опоздаете.
– Добрался благополучно, товарищ министр. Действительно, мог бы не успеть к назначенному времени, если бы летчики из шестьдесят пятого отдельного транспортного авиаполка не помогли.
– Они молодцы, свое дело знают, – легко согласился генерал-полковник Круглов. Предложив полковнику Ченборисову присесть, Сергей Никифорович продолжал: – Давайте сразу поговорим о деле, меня очень тревожит криминогенная ситуация, сложившаяся в Татарии, в частности в Казани… Я тут ознакомился с отчетами руководителей наших ведомств в других регионах страны, – приподнял он объемную папку, – и ваша республика имеет худшие показатели… Особенно по раскрытию особо тяжких преступлений… Прямо скажу, удручающая картина. Вчера меня вызвал к себе товарищ Сталин и выразил неудовольствие всплеском преступности в вашей республике… Получается, что Иосиф Виссарионович выразил недоверие всему Министерству внутренних дел СССР, за которое в ответе лично генерал-полковник Круглов. Что вы на это скажете, Шагалей Зиннатович?
Именно с таких негромких и полных сочувствия слов начинались крупные неприятности. При разговоре с проштрафившимся подчиненным генерал-полковнику ни к чему повышать голос, ему достаточно только нахмурить брови, чтобы вызвать у того душевный трепет.
– Товарищ министр, я совсем недавно вступил в свою должность. Возможно, я не во все дела успел вникнуть, но я делаю все от меня зависящее, чтобы сбить волну преступности в республике. Нередко я даже сам участвую в допросах подозреваемых.
– Напомните мне, кем вы служили в войну?
– Занимал пост начальника оперативной группы НКВД СССР при 48-й армии, проводил допросы пленных немцев.
– Вот видите, ваше назначение на столь высокую должность не было случайным. Партия доверяет вам. Со следственными методами, как говорится, вы знакомы не понаслышке. Тогда объясните мне, почему не раскрываются или плохо раскрываются особо тяжкие преступления в Казани? Вот здесь, на столе, у меня лежит стопка писем от граждан вашей республики, которые взывают о помощи! А помощь не приходит… Получается, что милиция вашей республики пасует перед преступниками и не способна раскрывать злодеяния. – Взяв развернутое письмо, генерал-полковник продолжил: – Взять хотя бы вот этот недавний случай… В частном доме убивают профессора Казанского сельскохозяйственного института Николая Алексеевича Манцевича и его сестру Марфу Алексеевну Манцевич… Их ограбили, убили, а потом вырвали у них изо рта золотые коронки! Эти сволочи издевались над людьми хуже фашистов!.. Затем они включили электроплитку, раскалили ее докрасна, а потом положили на нее стопку газет и устроили в доме сквозняк! И дом сгорел за считаные минуты. Вот здесь я читаю заключения судебных медиков… и они пишут, что по копоти, обнаруженной в легких потерпевших, следует, что хозяин дома Манцевич и его сестра сгорели заживо! Разумеется, это не единственный случай, в Казани от рук преступников гибнут целые семьи!
На лбу Шагалея Зиннатовича выступила испарина. Хотелось промокнуть ее платком, что лежал в его правом кармане. Руки вдруг отяжелели, став свинцовыми. Не было возможности даже пошевелить ими.
– Это дело рук банды, которая проходит у нас под названием «Стервятники». По нашим данным, банда многочисленная. Нам известно описание некоторых участников. Банда хорошо законспирирована, с жесткой дисциплиной, подобраться к ней крайне сложно. Каждый член банды имеет специализацию: одни наводят на состоятельных граждан, другие планируют ограбление и совершают его, третьи продают награбленное. Каждый преступный эпизод банды я беру под свой личный контроль, – прохрипел полковник Ченборисов.
– Личный контроль, это, конечно же, очень хорошо, но, может, следует уделять больше внимания кадровой политике? Осуществлять правильный подбор следственных работников, способных раскрыть тяжкие преступления? Или у вас в республике нет опытных кадров?
– Опытные кадры имеются, товарищ министр, – не согласился полковник Ченборисов, – но их немного, а потом, они часто бывают перегружены делами…
– Вы сказали «перегружены делами»? – прищурился генерал-полковник, заметно удивившись. – Мы все перегружены делами… Но разве это причина, чтобы не выполнять свои прямые служебные обязанности? От работников, неспособных справляться, нужно немедленно освобождаться! Вы хорошо меня поняли? – не повышая голоса, спросил министр.
Стойко выдержав нацеленный на него взгляд генерал-полковника, Шагалей Зиннатович, справляясь с образовавшейся сухотой в горле, произнес глуховатым голосом:
– Так точно, товарищ министр!
– Советую вам с преступниками действовать пожестче! Бандиты свободно разгуливают по ночным улицам Казани, чувствуют себя в столице республики едва ли не полными хозяевами! А вы не в состоянии что-то предпринять… Придется вам помочь, для начала следует ввести в Казани комендантский час!.. А вы что думали? – спросил Сергей Никифорович, глядя прямо в изменившееся лицо Шагалея Зиннатовича. – Это тоже война, только совсем другая, с матерыми уголовниками… Война пришла в наши города, в которых живут мирные граждане! И мы просто обязаны их защитить. На войне как на войне!
– На моем уровне такие вопросы не решаются. Без согласия первого секретаря Татарского обкома КПСС Муратова Зинната Ибятовича ввести комендантский час будет сложно.
– Я поговорю с Зиннатом Ибятовичем. Мы с ним давние приятели.
Знакомство Круглова с Муратовым состоялось два года назад, когда их избрали депутатами Верховного Совета СССР 2-го созыва. Так получилось, что их места располагались рядом, что дало им возможность поближе познакомиться. Завязавшееся знакомство продолжилось и после завершения созыва и переросло в нечто похожее на приятельские отношения, чему также способствовали и служебные дела.
Генерал-полковник Круглов, как человек дотошный, не путавший личные отношения со служебными, завел на Муратова Зинната Ибятовича папочку, куда записывались как его достижения, так и некоторые промахи в работе. Из этого личного дела под номером «73 ЗМ» министру было известно, что Муратов оказался первым татарином, возглавившим Татарский обком КПСС. Шестнадцать его предшественников к титульной нации не относились.
Зиннат Муратов был на хорошем счету у руководства страны, и за два года, что он находится на должности первого секретаря обкома, к нему не было ни единого нарекания. Грамотный, энергичный и деятельный, он сумел сплотить вокруг себя местную элиту.
Разумеется, как и всякий крупный руководитель, Муратов был человеком непростым, но он умел выслушивать и принимать верные решения.
– И еще вот что… – продолжил Круглов. – Даю вам месяц, чтобы покончить с бандой «Стервятники». Если в течение этого срока преступники не будут найдены и наказаны, вам придется отвечать за это лично. А теперь можете быть свободны!
Дождавшись, когда полковник Ченборисов выйдет из кабинета, Сергей Никифорович взял телефонную трубку, поднес ее к уху и произнес:
– Соедините меня с первым секретарем Татарского обкома КПСС Муратовым Зиннатом Ибятовичем.
Глава 27Неожиданный свидетель
С утра состоялся трудный разговор с начальником УГРО города майором Абрамом Борисовичем Фризиным, напрямую обвинившим отдел ББ в бездействии (видно, крепко ему начальство хвост накрутило). Не особо выбирая слова, принялся распекать:
– Банда «Стервятники» до сих пор не обезврежена. Мало того что они не пойманы, так преступники с каждым разом все более звереют и становятся все более жестокими при полной бездеятельности целого отдела!
Выслушивать подобные тирады было крайне тяжело (да и справедливости в них было мало), майор Щелкунов дважды пытался возразить, но майор Фризин резко обрывал его вступления и добавлял, что дисциплина в отделе резко пошатнулась (будто и не было между ними никакой дружбы – рубил буквально сплеча) и следует подумать о кадровой политике, а возможно, об увольнении некоторых «персонажей». Только когда всецело выкипел и к сказанному уже нечего было добавить, Абрам Борисович устало произнес:
– Виталий, ну ты сам все понимаешь не хуже меня… Если мы этих гадов не поймаем в ближайшие дни, так нас попрут отсюда поганой метлой! Никто даже не вспомнит наши былые заслуги.
Виталий Викторович едва кивнул и столь же безрадостно ответил:
– Знаю, товарищ майор, и делаю все возможное, чтобы поймать преступников.
– Вот и хорошо, – отозвался Фризин и вышел из кабинета.
Оставшись в одиночестве, Щелкунов должен был ощутить чувство облегчения, однако оно не наступало. «Фризина тоже можно понять, ему достается куда крепче – чем выше находишься, тем ветры сильнее! Все по делу говорил, тут не придерешься. Плохо работаем – еще три убийства по улице Нагорной. Сам хозяин Фаттах Кашафутдинов, его внучка и племянница. И опять “Стервятники”! Почерк тот же: бандиты проникают через окно, грабят квартиру и, чтобы уничтожить следы преступления, поджигают дом. Но в последнее время убийцы стали допускать ошибки. Экспертиза показала, что на Суконной слободе и в доме у Тузова стреляли из одного оружия, а именно из пистолета марки “вальтер”. Удар бойка, кроме приметной вмятины, оставлял едва заметную царапину на гильзе».
«Где же ниточка, за которую можно было бы потянуть и размотать весь этот преступный клубок? – размышлял Щелкунов. – Эх, Валентин, если бы не твоя досадная оплошность в доме Тузовых, то остальные убийства могли бы и не произойти, да и старые преступления удалось бы распутать. Сейчас мы бы допрашивали преступников вот в этом самом кабинете. Теперь же придется начинать все с самого начала: искать улики, выявлять возможных свидетелей, разрабатывать возможные версии. Собака на месте убийства семьи Кашафутдиновых отказалась брать след преступников – видно