Наконец Хрипунов ответил:
– Дело, думаю, стоящее. Такое нам не каждый день подваливает. Отказываться от него – большой грех! Иначе в следующий раз ничего путевого не выгорит…
– Золотые слова, Большак, – заулыбался Петр.
– Я удивляюсь тебе, Петух, почему ты об этом деле раньше мне не сообщил? Когда кассирша получает аванс? Числа двадцатого?
– Восемнадцатого, – поправил Петешев.
– Вот восемнадцатого и возьмем кассу!
– Большак, патроны кончаются. У тебя человек какой-то был, который патроны доставал.
– Не паникуй! С патронами улажу. Приходи вечером ко мне с Бабаем, все обсудим в деталях, а сегодня я сам покумекаю, как нам лучше это дельце провернуть.
Глава 33Уходите отсюда!
Прохладным вечером вчетвером собрались в тихом бревенчатом домике четы Хрипуновых. Надежда, привалившись к плечу мужа, иногда поднимала глаза на Барабаева, который боялся встретиться с ней взглядом даже на мгновение. «Упаси господи, если Большак что-нибудь заметит! Он малых обид-то не прощает, а такое…» Алексею иногда чудилось, что Хрипунов видит его настороженный взгляд, и тогда у него внутри все замирало от страха.
Алексею Барабаеву припомнилось недавнее ограбление семьи Кашафутдиновых, когда Хрипунов с Петешевым прямо среди окровавленных трупов изнасиловали племянницу старика. Помнил самодовольное лицо Большака, расплывшееся в улыбке, когда тот, застегивая на поясе брючный ремень, смотрел на неподвижно лежавшую девушку и дергающегося на ней Петешева.
– А она хороша! Девка оказалась… А ты, я как посмотрю, мастер, – похвалил он поднявшегося Петешева и, посмотрев на него, проговорил: – Леха, у тебя еще бабы не было. Не хочешь свою штуку попробовать, как она работает? Ты у нее всего лишь третьим мужиком будешь.
Тогда Алексей Барабаев не помнил, что ответил, – было противно и, глядя на развеселившегося Хрипунова, страшно. В брюках, перепачканных кровью, в рубахе, разорванной на плече, и с кривой ухмылкой на тонких губах, он походил на Мефистофеля. А девушка смотрела на Петешева и Хрипунова и повторяла лишь одно:
– Только не убивайте меня… Только не убивайте! Я ничего никому не скажу.
Иногда Алексея Барабаева подмывало чисто мужское самолюбие похвастаться перед Петром, как он мял Надьку на скрипучей пружинистой кровати. «Красивая, длинноногая, с белым крепким телом. А какая горячая! Мечта, а не баба!» Но он тут же спохватывался и корил себя за несдержанность, пусть даже в мыслях, понимал, что даже одно неосторожное слово может стоить ему жизни.
Сейчас в произошедшее трудно было поверить. Надежда для Большака, несмотря на все его любовные приключения, оставалась по-прежнему самым близким человеком, и он обожал ее до беспамятства. Как же в нем все это сочетается, думал Алексей о Хрипунове. Когда выходил на дело, так в нем проявлялась крайняя степень жестокости. Но он никогда не допускал ничего похожего по отношению к Наде, всегда оставался с ней предупредителен и добр. Оставалось только удивляться, как в нем сочетаются две противоположные сущности. А Надежда? Интересно, какими глазами она видит своего мужа?
Алексей Барабаев ловил себя на том, что частенько вспоминает Надю как первую свою настоящую привязанность, как свою первую любовь. Она всплывала в его памяти ласковой и до бесстыдства откровенной. Помнил ее неутомимость и горячее тело. И сейчас, глядя на нее, уютно устроившуюся под рукой у Хрипунова, трудно было поверить, что это и есть та самая женщина, которая буквально топила его в своей любви.
Сближение с Надеждой произошло неожиданно для самого Барабаева. Как-то раз он пришел к нему домой, но хозяина не застал – как выяснилось, он уехал на несколько дней по каким-то своим делам в Москву. Надежда встретила Алексея радушно, пригласила пообедать и налила стакан красного вина – как она выразилась: «За знакомство и для аппетита».
Отказаться Алексей Барабаев не посмел: «Не хватало еще, чтобы за паиньку приняла!» Он лихо влил в себя вино и вскоре почувствовал, что захмелел. В соседней комнате заплакала годовалая дочь Надежды. Улыбнувшись гостю, хозяйка дома сказала:
– Я сейчас… Дочка там плачет. Я ее только успокою и тут же вернусь.
И действительно, вскоре плач прекратился, а из темной комнаты послышался ее тихий, ласкающий слух голос:
– Леша, помоги мне, пожалуйста, дочку в кроватку положить.
Барабаев, хмельной от выпитого вина и от какого-то томительного и волнующего предчувствия, пошел прямо на ее ласковый голос. А когда он, толкнув дверь, вошел в другую комнату, то столкнулся лицом к лицу с Надеждой. За прошедшие минуты в ней произошла какая-то тревожная перемена, Алексей почувствовал это сразу, как только увидел. Она не просто стала другой, она изменилась и внешне. Вместо длинного атласного платья на ней был пестрый ситцевый халатик. Его взгляд совсем непроизвольно прошелся по покатым полноватым плечам, скользнул вниз и остановился на крепких и упругих икрах. Надежда вдруг мягко обняла его за шею, притянула к себе и впилась жадным ртом в его пересохшие от волнения мальчишеские губы.
– Леша, не бойся ничего… Сегодня никто не придет, я буду одна, – зашептала женщина горячо в его лицо. – Ты можешь остаться у меня на ночь.
Не опасаясь быть отвергнутым, Леха ладонями мял упругое и гибкое женское тело. Чувствовал, как под его жадными прикосновениями Надежда все более слабеет, он поднял ее на руки и положил на кровать. Потом долго, склонившись над ней, торопливо пытался расстегнуть пуговицы на ее халате. А Надя, глубоко дыша и едва сдерживая легкий смех, смотрела на его спешные неумелые руки.
– Не надо! Я сама! – неожиданно воспротивилась Надежда, в одно мгновение превратившись в женщину, которую он знал, – властную и невероятно красивую.
Алексей жадно поедал глазами ее молодое упругое тело, когда Надя неторопливо стягивала с себя легкий халат, обнажая плечи, крепкие груди, отчего становилась еще ближе, еще желаннее. А потом ненавязчиво и терпеливо учила его мудрому искусству любить.
Уже усталая, лежа на спине и поглядывая в потолок, Надежда призналась:
– Никогда у меня такого с Васькой не было. Ну ты мне показал… кордебалет. Не ожидала я от тебя такого, а ведь совсем молодой… Где же ты научился такому?
– Твоя красота меня этому научила. Ни с одной другой такого бы я не сумел.
Так и уснул он подле Надежды, обессиленный.
Надежда разбудила его ранним утром. Лучи солнца, без стеснения вошедшие в дом, приодели Надежду в золотое.
– Тебе пора, милый, – произнесла Надя, – скоро Вася должен подойти.
– Дай я на тебя полюбуюсь… вот такой!
– Это какой же «такой»?
– Волшебной, – прошептал Алексей.
Некоторое время Надежда стояла неподвижно, давая Алексею возможность полюбоваться ее красивым молодым телом, а потом, улыбнувшись, произнесла:
– Нагляделся? А теперь тебе пора идти, – и Надежда прикрылась халатом.
– Когда мы увидимся в следующий раз?
– Это когда Вася будет на дежурстве или в Москву уедет. У него там по работе какие-то дела. Я тебе сообщу.
После этого случая они встречались еще не однажды, и для обоих каждое их уединение было волшебным.
Теперь Алексей Барабаев старался придать своему взгляду как можно больше безмятежности. Ненароком скользил взглядом по лицу Надежды. Иногда отваживался посмотреть на ее круглые коленки. Только однажды его глаза споткнулись о ее острый взгляд, и он прочел в нем то, что и хотел прочесть. «Она помнит о каждой минуте, проведенной вместе!» – радостно пело сердце.
Именно в этот момент Хрипунов как-то по-особому сурово посмотрел на Алексея. Внутри у Барабаева все похолодело, Василий смотрел так, словно сумел проникнуть в его тайну, но разговор неожиданно зашел о другом:
– Ты чего примолк, Бабай? Или наша компания тебя не устраивает? Может, о девках думаешь? Тебе надо такую же понимающую подругу, как моя Надька. Ладно, не смущайся, это я так. Подзадорил немного.
– Да я и не смущаюсь, – просипел Алексей.
– Завтра пойдешь в Госбанк и там узнаешь, сколько кассирша Иванычева получает денег.
Барабаев смело встретил взгляд Хрипунова:
– А разве кто-то скажет об этом?
– Бабай, меня совсем не интересует, как все это будет проделано. Меня интересует результат! Но узнать ты должен так, чтобы никто ни о чем не догадался! Можешь соврать, что должен охранять эту Иванычеву. Можешь еще что-нибудь придумать. Можешь сказать, что тебя послали с завода, чтобы ты узнал, когда будут деньги. Можешь поухаживать за какой-нибудь из барышень для отвода глаз. Я заходил туда… Девки там молодые, а ты парень видный. – Хмыкнув, добавил: – Можно даже сказать, что богатый, девки такие вещи подмечают. Если удастся, узнай, будет ли при ней охрана. Я буду ждать тебя на углу Тукаевской. Перед тем как она будет выходить, предупредишь – с охраной она или нет, чтобы я знал, как действовать дальше. А там уже моя проблема. Деньги потом разделим у меня. Ясно?
– Все понятно, Большак.
– И чего ты все на Надьку пялишься? Может, влюбился? – широко заулыбался Хрипунов.
– Тебе показалось, – отвернулся Барабаев, чувствуя, как заполыхали щеки.
– А ты еще и краснеть умеешь? – удивился Хрипунов. – Не ожидал.
– Ну чего ты к парню прицепился? – возмутилась Надежда. – Не слушай его, Леша. Ему нравится людей дразнить.
Ровно через неделю – восемнадцатого числа, в два часа дня – Хрипунов остановился на углу улицы Тукаевской и стал ждать. Через несколько минут должен был подойти Барабаев и сообщить, будет ли с кассиршей охрана.
Василий лениво посматривал на спешащих мимо него прохожих – у каждого свои дела! До него никому не было никакого дела. Оно и к лучшему. Его внимание привлекла белокурая девушка. На мгновение она задержала взгляд на Хрипунове, улыбнулась. «Хороша, чертовка! – проводил ее Большак продолжительным взором. – Если бы не дело, можно было бы и догнать, познакомиться. Пригласить в ресторан. Глядишь, завязалось бы что-нибудь красивое».